Огненная кровь - Михаил Горожанин

– Спасибо тебе, хороший человек. Пусть тебе в пути повезет. А только знаниями своими не разбрасывайся. И кому попало про них не говори…

– Спасибо, бабо, – медленно ответил армянин, не сводя со старушки пристального взгляда. Миладе даже показалось, что между ними сейчас что-то заискрит. Потом он помахал девушкам, сел в машину, с визгом колес развернулся и укатил.

Милада посмотрела на бабулькин рюкзак с сомнением. Её кольнула совесть.

– Бабушка, давайте мы вам поможем?

– Нет, детонька, спасибочки, – весело отозвалась та. – Уже помогли. Я бы там четыре часа еще автобус прождала, да и влезла бы – не знаю. Так что вам спасибо.

Старая женщина кивнула им и, размеренно переставляя ноги, пошла через дорогу.

Оксанка снова достала схему, нарисованную Танечкой на листе из блокнота, повертела ее во все стороны, пытаясь понять, по какому из четырех путей, ведущих с автобусного пятачка, им двигаться. Наконец она кивнула сама себе и решительно указала на дорогу, ведущую вниз.

– Нам туда.

Подхватив сумку, они бодро зашагали вниз по пыльной обочине.

– Оксан, а нам долго идти ведь?

– Ну… Долго, наверное, – отозвалась подруга. – Я бы попросила подвезти ближе, да Рябинушка заранее запретила.

Они бодро шагали около получаса. Вскоре с дороги резко пропал асфальт, и она окончательно превратилась в грунтовку. Мимо перестали сновать иномарки, спешившие к многочисленным дачам, а по обе стороны от девушек поднялся лес.

Они прошли еще километра два, не жалуясь друг другу на усталость, ибо день был солнечный и теплый, воздух свежим, а настроение – приподнятым.

Лес приблизился к дороге вплотную, впереди пахнуло влагой, и подруги вышли на старый бетонный мост, пересекающий неторопливую реку. Оксанка неожиданно подошла к перилам и стала смотреть в воду. Милада остановилась в нерешительности, потом подошла и встала рядом. Погладила Оксанку по плечу.

– Ты чего?

Подруга повернулась к ней, и Милада увидела, что та едва не плачет.

– Милка, я вот вида не подавала, а ведь боюсь до чертиков! Боюсь к этой Рябинушке идти, я ведь ее даже не знаю! – Милада обняла Оксанку и погладила ее по голове. – Что ей от меня надо? Зачем мама меня в такую даль отправила? На какой такой экзамен? Какого хрена вообще?!

– Тихо, тихо! Успокойся, ну! – Миладе было неловко от ее неожиданно прорвавшегося страха. – Я же с тобой! И потом, в жизни не поверю, что Танечка отправила тебя на что-то плохое.

Оксанка отстранилась, вытерла нос.

– Ты бы ее лицо видела. Как будто она дочь-отличницу в кустах нашла, голую, да еще и с использованным шприцом. Словно в одночасье все надежды на ребенка рухнули. И знаешь… – Оксанка вновь посмотрела на реку, подняла поставленную наземь сумку. – Мне показалось, мама очень хочет, чтобы я провалила этот неизвестный экзамен. Вот почему я особенно боюсь.

– Не бойся, – убежденно сказала Милада, – у страха глаза всегда велики. Найдем эту Рябинушку и узнаем, чего она хочет. А не понравится – тут же уйдем. Делов-то. Пошли. Следующая деревня – наша?

– Ага. – Оксанка, уже успокоившаяся, слегка улыбнулась. – Почти пришли.

Они взялись за руки и стали подниматься по дороге. Грунтовка попетляла немного до вершины холма, а потом выпрямилась и почти вбежала в большое село.

Девушки поднялись на холм и остановились осмотреться.

На первый взгляд, село было действительно большим, дворов двести. Дома привольно расположились на двух параллельно вытянутых холмах, разделенных двумя длинными прудами. За резными заборами стояли самые настоящие избы, добротно сложенные из толстых бревен. Узорчатые наличники, деревянные петушки на крышах. Картинка с открытки про древнюю Русь, а не деревня двадцать первого века.

Милада посмотрела направо. В стороне от домов, там, где река, поворачивая влево широкой дугой, образовывая низкий пологий берег, виднелся обширный луг. Вдоль реки от моста к тому лугу вела накатанная, но заросшая травой колея. Белые кубики бетонных блоков, цепочкой обегающие луг по кругу, указывали на то, что его, в свое время, обнесли бетонным забором. Сам луг был обезображен серыми квадратами залитых бетоном фундаментов. Их было, по меньшей мере, сорок, прикинула Милада. Многие дома когда-то уже начали строиться, тут и там над фундаментами виднелись зачатки кирпичных стен. Но Милада даже отсюда видела, что все стройки запущены и зарастают травой. Еще ей в глаза бросились несколько светло-серых пятен в тех местах, где, видимо, недавно отламывали куски бетона. Земля рядом тоже была светло-серой от обломков и пыли. Милада повернулась к Оксанке, также внимательно разглядывающей заброшенную стройку.

– Тебе это не кажется странным?

– Еще как, – кивнула подруга. – Мыслю так: приглядело какое-то местное СМУ чудесное место под застроечку. Скупило втихую земельку. Дало объявления о начале стройки нового элитного поселка, скажем, «Новейшее дворянское гнездо». Собрали, значит, бабки на первый взнос, пригнали технику и рабочих, как обычно, на местных не обращая внимания…

– И зря не обращая, – в тон ей подхватила Милада. – Потому как местные тут оказались далеко не такими, какими бывали в других местах. Сняли, значит, эти местные свои берданки с крюков, пришли скопом, завалили строителей, технику в речке потопили – вон как разлилась – забор разобрали и зарыли. Теперь потихоньку разламывают фундаменты и, так сказать, утилизируют. Разберут – и будут опять детишки по лугу бегать.

Они засмеялись.

– А знаешь, – повернулась к подруге посерьезневшая Оксанка, – я сильно подозреваю, что мы весьма недалеки от истины.

Милада тоже почувствовала себя неуютно. Хотя у нее почти сразу появилось другое чувство. Чувство солидарности с этими «местными», если именно они смогли остановить начавшуюся стройку, а теперь старательно уничтожают ее следы. Потому что рядом с такой самобытной деревней, на веселом зеленом лугу, окаймленном излучиной реки, рядом с густым березняком, всем этим прекрасным образчиком классической русской природы, элитный поселок – заложенный наверняка на европейский манер – смотрелся бы как нечто инородное. Дисгармоничное.

– Ну, – потянула ее за руку Оксанка, – пошли уже, мне уже хочется все быстрее закончить. Нам на другой конец деревни, к лесу.

Они решительно зашагали в сторону домов.

Жизнь в деревне текла своим чередом. Гоняла пыль по улице стремительно носящаяся и громко вопящая детвора. На потемневших от времени резных скамейках сидели седовласые, благообразного вида старушки в платках и закрытых, расшитых узорами платьях. Глядя на проходящих мимо девушек, старушки, в отличие от тех, на остановке, приветливо кивали им. Подруги отвечали им тем же.