Вдали от рая - Олег Рой

На полутемной площадке, где, по его расчетам, находилась нужная квартира, их поджидало неожиданное препятствие. На полу, прямо у двери, которую они искали, сидел, привалившись к стене, человек. Судя по всему, он спал – запрокинув голову, прикрыв глаза и некрасиво разинув большой рот, из которого доносилось хриплое дыхание. Волошин с брезгливостью поглядел на бомжа и попытался обойти его, но это было не так-то просто.

– Позвольте мне, Виктор Петрович! – раздался из-за спины голос охранника.

Юра деликатно отодвинул своего босса в сторону, наклонился над спящим и воскликнул:

– Эге, шеф!.. Да это ж наш старый знакомый!

Теперь и Волошин узнал лежащего. Им оказался тот самый человек, который набросился на Веру в клубе, угрожал ей разоблачениями, требовал ответа на свои непонятные вопросы и вообще кричал что-то невразумительное, странное, дикое… Виктор повнимательнее присмотрелся к спящему. Тот действительно смахивал на бомжа, поскольку выглядел не лучшим образом: грязный, оборванный, взлохмаченный, многодневная щетина на щеках… Но при этом, как сумел заметить Волошин, костюм на нем, хоть и испачканный, помятый и порванный в нескольких местах, стоил (конечно, в лучшие свои времена) не одну тысячу долларов. На левой руке бродяги красовались часы известной швейцарской фирмы; стоптанные, давно не видевшие щетки туфли и рубашка, точнее, то, что от нее осталось, тоже явно были куплены не на Черкизовском рынке. Отметив все это, удивленный Волошин переключил внимание на лицо незнакомца, и в мозгу точно что-то щелкнуло.

«Черт бы меня побрал, а я ведь его действительно знаю! Я точно видел его раньше, еще до клуба!.. Вот только вспомнить не могу… Вроде бы нас даже знакомили, на какой-то презентации, что ли? Или он был нашим клиентом? Нет, вряд ли, скорее просто где-то на тусовке пересекались… Блин, как же его зовут?! И что он тут делает – в таком виде?»

Тем временем охранник уже тряс спящего за плечо, приговаривая:

– Ну, чего ты разлегся тут, дай пройти…

Ответная реакция незнакомца ошеломила их обоих. Лежавший открыл глаза и, увидев их, весь задрожал, забился, зашелся в истеричном, не по-мужски визгливом крике.

– Не трогайте меня! – орал он, брызгая слюной, отталкивая их от себя и вцепившись в Верину дверь так, как будто в ней была его последняя надежда на спасение. – Я все равно не уйду отсюда! Я должен ее увидеть, должен узнать… Я знаю, она там, она просто боится встретиться со мной… Открой мне, гадина! Открой же!

«Он совсем спятил! Он болен, наверняка болен!» – с ужасом думал Волошин, наблюдая, как этот странный человек исступленно молотит кулаками по старому коричневому дерматину. Юра же, сперва остолбеневший так же, как и его шеф, пришел в себя быстрее, чем можно было ожидать, и, крепко встряхнув незнакомца за плечи, рванул его в сторону от квартиры, по направлению к лестнице. Тот дико озирался, кричал, пробовал вырываться, тянул дрожащие руки к двери, из-за которой так и не донеслось ни звука; потом, захлебываясь, принялся лепетать что-то жалостное, обращаясь к Волошину и отчаянно жестикулируя; и наконец обмяк в крепких Юриных тисках и заплакал настоящими, большими, тяжелыми слезами… Еще мгновение – и охраннику удалось-таки стащить его вниз по лестничному пролету. Вскоре заплетающиеся шаги, ругательства и стоны донеслись до Виктора уже с нижних этажей, затихая по мере продвижения к выходу из подъезда и становясь все глуше, печальнее и невероятнее.

Волошин тряхнул головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Провел рукой по глазам, в которые точно песок насыпали, решительно шагнул к вожделенной двери – и замер рядом с ней, будучи не в силах протянуть руку и достать до звонка, не в состоянии забыть только что бесновавшуюся здесь фигуру и прогнать из памяти образ кричащего, плачущего, так странно знакомого ему человека. Бессвязный, невнятный лепет сумасшедшего, доносившийся теперь уже с улицы сквозь растворенные окна лестничной клетки, отвратительно действовал и на самого Виктора; ему отчего-то стало душно, муторно, даже тяжело стоять на ногах. Наконец, перестав вслушиваться в эти звуки, пересилив себя, он все же нажал на кнопку звонка, откликнувшегося неожиданно приятной серебристой трелью, и замер в тревожном ожидании, на несколько минут весь обратившись в слух. Но тщетно – из-за двери не раздавалось ни звука, ни малейшего шороха, ни намека на движение. В отчаянии Виктор надавил кнопку второй раз, потом еще и еще. И только минут через десять, окончательно убедившись, что в квартире никого нет, он наконец оставил свои попытки и понуро побрел вниз по лестнице.

Юра ждал его у подъезда, брезгливо отряхивая руки и безнадежно пытаясь вернуть приличный вид разорванному, видимо, в пылу борьбы рукаву рубашки.

– Я его в скверик оттащил, тут, неподалеку, – сказал он при виде хозяина, отвечая на его немой вопрос. – На лавочке пристроил. Пусть посидит, проветрится немного, придет в себя. Больной он на всю голову, Виктор Петрович, это уж ясно. Надо же было этой женщине так с ним влипнуть… И что он на нее окрысился?

Волошин махнул рукой, прекращая ненужный разговор. Ему отчего-то тяжело было слушать все это и неприятно даже мысленно представить себе безумную фигуру, притулившуюся где-то в «скверике неподалеку». Но один вопрос не давал ему покоя, и, помолчав немного, он все-таки его задал, с усилием выдавливая из себя слова:

– Он что-нибудь конкретное говорил… о ней?

– Да нет, какое там «конкретное»! Ругань, слезы и ничего больше. Да не думайте вы о нем, Виктор Петрович, видно же, что он просто псих!

В голосе Юры так отчетливо прозвучало стремление успокоить, утешить шефа, что Волошина аж передернуло от этой сочувственной жалости. И, разозлившись на себя за то, что раскрылся перед своим телохранителем, невольно обретая в целях самозащиты всегдашний уверенный тон – только так и можно говорить с обслугой, – он коротко и сухо приказал:

– Поехали домой, Юра.

Но водитель, похоже, совершенно не уловил нюансов его настроения.

– Не застали, да? – как-то уж совсем панибратски поинтересовался он. – Так что ж тут удивительного? Я же вам говорю – время-то рабочее! Она наверняка где-нибудь на службе. Давайте-ка приедем часа через три-четыре, тогда скорее всего застанем.

– Послушай, Юра! – одернул его шеф. – Что мне делать, я решу как-нибудь без тебя. А ты доставь меня на Гоголевский и езжай к своей Лизочке. До завтра ты свободен.

– А вы точно никуда больше сегодня не поедете? – озабоченно уточнил непрошибаемый охранник.

– Если куда-то и пойду, то это не твое дело! – Виктор повысил голос. – Ты мне на сегодня больше не нужен, понял?

Только после этого Юра наконец сообразил, что перебрал лишнего в своей фамильярной заботе о хозяине. Он молча наклонил голову и направился вслед за Волошиным к своей машине.

Виктор сам не понимал, что вынудило его так резко ответить Юре, который всегда вызывал у него симпатию… Сейчас симпатии у него не вызывал ни один человек. И более всего были отвратительны люди во дворе, уже начавшие с любопытством поглядывать на них. Вездесущие бабки и тетки в сатиновых халатах, глупая мамаша с отвратительным орущим младенцем, какие-то синюшные алкаши… Все они выглядели омерзительно и почему-то угрожающе, точно были не живыми людьми, а ходячими мертвецами.

И вновь стало страшно. Как тогда, в Большом Гнездниковском, когда он чуть не убил итальянца осколком стекла.

«Что это со мной происходит?» – мелькнула в голове мысль. Но Виктор не стал зацикливаться на ней, поторопился скорее сесть в Юрину машину.

Как только они покинули двор, он тут же вынул мобильный, позвонил в службу безопасности и приказал собрать всю возможную информацию о Вере Игоревне Соколовской, проживающей на Сиреневом бульваре.

Это был один из самых длинных, самых пустых вечеров в жизни Виктора Волошина. Вздрагивая от каждого шума за окном или за дверью, надеясь всякий раз, что уловленный им звук – это знак прихода Веры, то и дело проверяя, есть ли в трубке гудок и не разрядился ли его мобильник, он слонялся по собственному дому, не узнавая его, и с каждой минутой все глубже погружался в тоскливую прострацию. Он, разумеется, помнил, что не давал Вере номеров своих телефонов, но это казалось ему сейчас несущественным – в конце концов, она могла узнать этот номер так же, как он сам узнал ее координаты, или же, ничего не узнавая, просто вернуться сюда и позвонить в его дверь… Каждые пятнадцать минут он снова и снова набирал ее номер – то с городского аппарата, то с сотового, – насчитывал двенадцать длинных гудков и сердито отключался. Около половины девятого он не выдержал, поняв, что не успокоится, если тотчас же, сию же минуту не поедет к ней. Схватил мобильный, стал набирать номер Юры, но спохватился, вспомнив, что сегодня отпустил водителя на свидание с этой, как ее, Лизой… Да еще «Вольво», как назло, в ремонте… Впрочем, все эти мелкие помехи уже не могли остановить Волошина. Наскоро собравшись, он вылетел из дома, проголосовал у дороги и, вскочив в первую попавшуюся машину, какой-то еле живой от старости «жигуленок»-«шестерку», снова помчался на Сиреневый бульвар.