Что скажут люди? - Ева Ликанта

прав никаких нет его обвинять. Он мне ничего не обещал и даже не знает о моих чувствах к себе. Какие там чувства? – Перебила тут же Мэри сама себя, – чувства у молодых бывают, а мне в моем возрасте только о хозяйстве если силы хватит думать и то хорошо. Размечталась. Любви ей, захотелось, – упрекнула себя Мэри снова. Любовь она для молодых, а не для такой старушки как я.

И правда. А что такое любовь? Быть может у меня и в действительности к Мише любовь. Вот состарилась, но так и не поняла, что такое любовь. А если спросить других, хоть возьмем лириков, писателей и философов, то и они не смогут на такой, казалось, простой вопрос ответить. Куда там мне на такое отвечать… хотя, всю жизнь, прожив среди множество книг, можно было чему-то научиться. Так любви не учатся. Она, если постучится в сердце, то сердце без спроса отворяет ей двери. Там учиться ни к чему. Там главное – чувства.

Мэри долго еще лежала в своей постели и думала о многих вещах, которые словно вороны кружились в ее голове и не давали спать. Тут и обида была за свое прошлое, которым, как ей казалось, она прожила неправильно. Теперь любовь нечаянно пришла и совсем некстати. Да, она бы и не согласилась на какие-либо отношения с Мишей, но все равно обида за то, что он выбрал для себя Зину, а не ее, делали ей больно. Сколько не старалась Мэри прогнать ненужные мысли, они все же словно нарочно витали вокруг нее снова и снова.

*****

К утру ей все же удалось поспать. Только петух так начал кричать, что даже Усач проснулся.

– Сам не спит и нам не дает поспать, – сказала Мэри сонным голосом, – выпущу вас всех сейчас, выпущу, и будете клевать сочную траву в утренней росе. Неугомонные мои рябы. Какие же вы у меня суетливые, что и в курятнике вам не сидится.

Мэри все еще лежала к кровати и делала массаж кистям рук. Ей вспомнилось, на какой неприятно ноте они вчера Мишей расстались. Ей стало не по себе, но время нельзя было повернуть назад. Хотя, если бы можно было все вернуть назад, то знает, Мэри бы снова повела себя точно так же, как прошлой ночью.

Мэри было настолько стыдно за себя, что ей хотелось, чтобы словесная перепалка, которая произошла с Мишей, была всего лишь сном. Только это был никакой не сон, и новая волна угрызения совести одолела женщину.

Мэри стала себя терзать за то, что дала волю своим чувствам, чувствам, которым знать никому не следовало, тем более Мише. А если он догадается о том, что у меня к нему чувства? Тогда он подумает, что я старая и развратная старушка! Что теперь скажет Миша? Вот, придет сегодня и скажу ему, что вчера ночью я была неправа и что сама не знаю почему, но несла всякую чушь, обвиняя его неизвестно почему и неизвестно в чем. Он человек умный и должен меня понять, – успокаивала себя надеждами Мэри.

Корова была доена, кур тоже выпустила Мэри на траву и они своими острыми клювами клевали свежую траву. Мэри стояла и смотрела на своих пернатых друзей, мясо которых она никогда не употребляла в пищу. «Только для яиц и ни более», – говорила она обычно односельчанам. А курятина понадобится, так на рынке возьму. Не думайте, то я стану есть мясо тех кур, которых сама видела, как вылупились из яиц. Как вспомню, какими маленькими цыплятами они были, ей Богу, как дети и потом возьми и …

Присев на стул под деревом, она радовалась тому, как по траве бегали куры, отнимая друг у друга дождевых червяков.

– И как я могла прожить без всего этого, что я имею сейчас? Какое же это счастье иметь Красотку, кур, своего неугомонного кота, свой огород, в котором растет практически все. Женщине было приятно, что нашла в жизни что-то такое, что приносило ей радость.

Может Мэри бы еще нашла у себя в жизни что-нибудь такое, о чем бы было приятно думать, но ее покой был нарушен визитом Миши. Он, чтобы Мэри обратила на него внимание, произнес громко:

– Хозяева!

Увидев Мишу, Мэри тут же вскочила с места и будто ее застали в врасплох, стала прихорашиваться, поправляя передник.

– Доброе утро Миша.

– Доброе утро, – сухо ответил старик, – сказать по правде, хотел со свидетелями идти к тебе, но передумал.

– Не поняла.

– А что тут непонятного? Или забыла вчерашнюю ночь?

– Вчерашнюю ночь помню, но свидетели…

– А свидетели для того, чтобы они доказали мою невиновность, если ты снова начнешь обвинять меня неизвестно в чем.

– Так ты об этом? Ну, прости меня старую. Или забыл, что старые люди иной раз и вовсе с языком не дружат?

– И чем я тебя обидел так, что ты так грубо начала со мной вчера ночью разговаривать? Ладно. Как говорится, – « Кто старое помянет, тому глаз вон».

– Ничем ты меня не обидел, Миша. Абсолютно ничем. Сама не знаю, что на меня нашло. Я вот, пока ты не пришел, думала, как перед тобой извиниться. Я виновата перед тобой. И правда, ты мне ничего не сказал такого, чтобы я так грубо разговаривала вчера с тобой.

– И ты вправду поверила, что ты меня как-то задела?– Он громко рассмеялся, – Мэри, если бы я обижался на слова женщин, я бы тогда мужиком себя не считал! Так, веди меня к месту, где нужны мои руки.

– И вправду не обижаешься?

– Нет, говорю же. Не обижаюсь. Я понял, что у тебя какая-то ревность.

– Ревность?– У Мэри по телу пробежал холодный пот.

– Да, ревность. Ты одна, сколько лет живешь в этом селе и, быть может, поэтому и ревнуешь, что из-за своего одиночества…

– Мэри не поняла слова Миши. Он говорил про ревность или зависть.

– Может, ты имеешь в виду зависть?

– А мне показалось, что ревность или может зависть. Бог его знает. Только я заметил, что как только речь заходила о Зине, ты сразу же менялась. Оставим этот разговор, от которого никакой пользы. Лучше заняться делом, чтобы был результат от нашей возни. А болтовня пользу никакую не приносит. Зачем на нее тратить лучшее время дня – «утро». Болтовне же можно часок другой уделить, когда за день все дела сделаны и сидишь у дома на лавочке и дышишь перед сном свежим воздухом.

Миша так перекрыл путь к разговору, что Мэри не оставалось ничего, как последний раз спросить:

– Так ты точно не обижаешься?

– Обижаюсь? На что? Я и забыл что было. А что было? Не подскажешь?

Мэри поняла, что Миша не из тех, кто держит