Дело оперское. Рокировка - Алексей Суконкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы когда-нибудь освобождали заложников? — спросила медсестра.
— Да постоянно, — соврал Иван. — Обычное дело…
Алла Викторовна тяжело вздохнула. Уголовный внешний вид майора Шилова больше говорил о его бандитском прошлом, чем о антитеррористическом опыте…
Шилов сел на скамью и натянул на глаза кепку с длинным козырьком. Дома он оделся в «деревенскую форму одежды» и сейчас вполне смахивал на колхозного тракториста в своей грязной рубахе и выношенных джинсах. Перечитав за полчаса от корки до корки два старых советских журнала «Сельская жизнь» и узнав, какие проблемы стояли перед животноводством в начале восьмидесятых, Иван решил больше не терять время и, закрыв глаза, начал впадать в чуткую дремоту. Как обычно, ему это сделать не удалось. В медпункт вошел высокий парень, который бесцеремонно прошел в кабинет, даже не взглянув на Ивана.
— Ну что, все приготовила? — спросил он у медсестры.
— Приготовила. Где мой сын?
— В надежном месте.
— Когда вы его отпустите?
— Когда ты сделаешь все, что от тебя надо.
Иван тихо поднялся и подошел сзади к парню.
— Я могу вам чем ни будь помочь? — учтиво спросил Иван. Это был его почерк работы с бандитами — перед жестокостью всегда шла запредельная учтивость…
— Сиди там, где сидел! — грубо отозвался высокий.
— Ты Вова? — уточнил на всякий случай Иван.
— Ну, а тебе какое дело? Сиди, говорю, где сидел. А то вторую руку переломаю!
Иван решил, что уже достаточно сказано слов, и аккуратно двинул пистолетом в челюсть Вовы, тут же добавляя коленом в пах. После того, как парень завалился с криком на пол, Иван начал натурально пинать его, доводя до «рабочего состояния» для проведения качественного допроса. Сие действо было зрелищем не для слабонервных, но совершенно необходимым для данной ситуации…
— У вас, Алла Викторовна есть свободное помещение? — между делом спросил Шилов.
— Да-да! Конечно! — с готовностью отозвалась медсестра и быстро открыла дверь туалета.
Иван затащил туда вяло сопротивляющееся тело, и продолжил экзекуцию. После того, как он разбил Вове нос и отбил внутренности, пришло время поговорить:
— Где ребенок?
Вопрос Иван подкрепил ударом пистолета по голове.
Парень думал не долго. Не быть ему советским партизаном…
— На острове. Вместе с Сиротой.
— Ребенок жив?
— Жив.
— Смотри, урод! Если что-то случится с ребенком, ты отсюда выйдешь только на носилках ногами вперед! Веришь?
— Да.
— Значит, слушай сюда! Я майор шестого отдела! Знаешь что это такое?
— Знаю.
— Значит, так! Тобой занимается управление по борьбе с организованной преступностью! Я тебе не участковый. Ты у меня ответишь на все поставленные мной вопросы! Любое замешательство в ответах, и у тебя будут по одному вылетать зубы. Закон мне это делать позволяет. Ты меня хорошо понял?
— Я понял. Не бейте! Мне больно.
Парень окончательно сдулся. Можно было работать с ним дальше.
— Хорошо. Значит первый вопрос: на каком острове сидит твой кореш?
— Да здесь, недалеко. Змеиный остров. Там шалаш.
— Вопрос второй: как ты туда попадаешь?
— На лодке.
— У него там лодка есть?
— Есть плот.
— У Сироты есть оружие?
— Есть револьвер и обрез. Есть карабин, но он у него дома где-то.
— Когда ты должен к нему приплыть?
— Как стемнеет.
— У вас там пароли есть какие-нибудь?
— А что это?
— Ну, как Сирота узнаёт, что это именно ты, а не менты, к примеру?
— Ну так он же видит, кто в лодке сидит. Фонариком светит.
— Ясно.
Иван сноровисто обыскал Вову и из кармана достал нож с фиксирующимся лезвием. Из другого кармана достал пачку сигарет и зажигалку. Потом надел наручники.
— Сиди тихо!
Парень кивнул. Иван по сотовому позвонил в отдел, и все обрисовал Вадиму. Тот приказал ждать их приезда. Шилов устало посмотрел на Аллу Викторовну. Она сидела с абсолютно белым лицом. Подобные сцены милицейской работы ей видеть никогда раньше не приходилось. Она спросила:
— Это и есть «осторожно пообщаться»?
Иван понял её состояние и пояснил:
— Ну да. Я же ничего не разбил в вашем медпункте. Стекла целы, шкафы тоже. А как с этими дебилами еще разговаривать? Они понимают только язык силы, только язык грубой силы. Мы обязательно освободим вашего сына. Сейчас из Владивостока приедут парни из специального отряда. Уж они свою работу знают туго.
Медсестра кивнула.
— Может, чаю? — спросил Иван.
Алла Викторовна ушла ставить чай. Медпункт закрыли на засов.
Иван еще несколько раз подходил к задержанному, выясняя подробности жизни Сироты вообще и на острове в частности. Вечером подъехал микроавтобус, из которого в медпункт прошли семь человек.
— Ну и где этот связной? — спросил приехавший прокурор.
— Туточки, Николай Алексеевич! — с готовностью отозвался Иван.
Прокурор вошел в туалет, и вскоре оттуда раздался его гневный крик:
— Шилов!
Иван встал на пороге:
— Я!
— Опять? — прокурор указал на избитого бандита, забившегося при виде прокурора в угол.
— Исключительно, Николай Алексеевич, в качестве профилактики кариеса! По-другому со мной говорить он не хотел, вот я и подумал — случай-то особый, так что вы меня, думаю, сильно не накажете…
— Надеюсь, часть зубов у него осталась? — сострил Игнатов.
— Не знаю, не смотрел, — честно признался Иван. — Он теперь не улыбается…
Четверо собровцев присели на лавку. Экипировка бойцов СОБРа соответствовала сложившимся условиям: автоматы с прикладами в зарубинах, как отголоски чеченских командировок, потертые бронежилеты и тяжелые «сферы». Несмотря на четырехчасовой переезд — у каждого блеск в глазах в ожидании предстоящей порции адреналина. Иван знал их и по отдельности поздоровался со всеми. Санин и Юрьев вместе с прокурором долго допрашивали задержанного, а Иван обрисовал картину собровцам.
Стали думать, как провести захват. В итоге решили собровцев попарно направить на противоположные берега реки, чтобы не допустить бегства Сироты на плоту, а Иван и Вадим должны были на лодке приблизиться к шалашу и провести захват. После споров решено было на лодку посадить Ивана, одного из собровцев, прокурора и Вову — для «пропуска». Вадим пошел с одним из собровцев на берег реки.
Вову посадили на нос лодки и пристегнули наручником к якорному кольцу. Остальные улеглись на дне лодки, и их накрыли брезентом. Проверили, насколько их будет не видно. Годилось. Бойцы спецотряда провели дополнительную «разъяснительную» работу с Вовой, чтобы в процессе захвата от него не было никаких неожиданностей.
Прокурор принимал участие лично, чтобы опера не наворотили беды — Игнатов знал, что в спецслужбах действует неписаное правило убивать на захвате тех, кто уже отличился стрельбой по сотрудникам правоохранительных органов. Не только из-за корпоративного чувства мести, но и из-за нежелания погибнуть самому…
Первыми выдвинулись к месту захвата два бойца СОБРа. Они подошли как можно ближе к острову и в прибор ночного видения долго изучали его. Потом один из них по рации доложил:
— Вижу парня. Жжет костер. Мальчика не вижу.
— Поплыли, — Иван оттолкнул лодку от берега и начал грести.
Минут через десять все легли на дно и укрылись брезентом. Когда лодка заскребла днищем по каменистому дну, с берега окликнули:
— Вован, ты?
— Я.
— Чего так долго?
— Потом объясню.
— Привез?
— Привез.
— Ну давай подгребай.
Иван в щель увидел стоявшую в десяти метрах от лодки человеческую фигуру и на всякий случай сильно сжал руку Вовы, чтобы тот чувствовал, что ситуация не под его контролем.
Дождавшись, когда до бандита оставалось метров шесть, Иван и собровец внезапно выскочили из-под брезента и высокими прыжками по воде кинулись к Сироте. Тот мгновение стоял как вкопанный, но потом, крикнув «Вован, ты сука», повернулся и побежал в прибрежные кусты. Но до кустов он добежать не успел. Собровец подпрыгнул и ударил его ногой между лопаток. Сирота вскрикнул и повалился на землю. Иван и собровец, пока прокурор не добежал до них, успели раз по пять хорошо приложиться к телу орущего и извивающегося от боли бандита.
— Я вот этого и боялся! — крикнул Николай Алексеевич, пытаясь оттащить вошедших в раж служителей закона. — Я вот этого и боялся!
— Где ребенок, тварь? — Иван не обращал внимания на прокурора и тряс Сироту.
— В шалаше, — еле слышно выдавил бандит, получая увесистые удары.
— Ну, хватит! — крикнул прокурор. — Я сказал хватит!
Иван бросился к шалашу. Посветил фонарем и увидел свернувшегося от страха в калачик дрожащего ребенка. Тут же в шалаше лежал и револьвер, и заряженный обрез, из которого был ранен Женя.