Дело о Золотом сердце - Георгий Персиков

Про племя карихона никто из здесь живущих не слыхал, и при виде артефакта Апогонепу отрицательно замотал головой: его предки ничего не рассказывали ему об этих письменах. Правда, он припомнил древнюю легенду о племени любви, но утверждал, что им было не выжить в этих краях. Об этом племени вождь слышал от жабьего колдуна, который бормотал что-то о победе любви над смертью. Вроде он и есть потомок какого-то старинного племени, пропавшего под землей, как болтают старики. Может, это именно то, что ищут бледнолицые боги?

По словам Апогонепу, жабий колдун жил особняком на соседнем острове и славился многими умениями и чудесами. Он мог слать волшебные послания по воздуху, исцелять больных и передавать волю богов. Как знать, может быть, он и письмена племени карихона сможет разобрать да излечит красавицу из страны холода и ветра.

Всеволод предложил вождю показать на карте место обитания жабьего колдуна, и, к великому восторгу экспедиции, оказалось, что это совсем рядом, словно сама судьба благословляла их на то, чтобы добраться до колдуна-отшельника.

Путешественники с жаром поблагодарили индейского вождя и принялись готовиться в путь. Дочь Апогонепу страстно обвила могучую шею Родина-бога и оставила на ней ожерелье из сушеных плодов неизвестных растений. Поцеловав ему руку, девочка удалилась с печалью в глазах. Георгий был смущен и даже покраснел. На выручку неожиданно пришел сам касик, который произнес торжественную речь. Отец Лоренцо переводил, с изумлением поднимая брови.

– Он хочет поведать Белому богу о большом секрете, из всего племени только вождь знает этот секрет. Теперь, когда касик встретил Белого бога, который спас их племя, он хочет быть по-настоящему благодарным и открыть северянину из города кузнецов эту тайну. Он хочет показать ему проклятое место – место жизни очень маленьких людей, ни одного из которых нет в живых уже много сезонов дождей. Место проклято и опасно, но касик уверен, что такой храбрец, как Белый бог, должен видеть это своими глазами. Друзья же Белого бога обогнут остров, следуя рисунку, и прибудут к острову жабьего колдуна, куда самого спасителя благодарные куальчи доставят с почестями, когда солнце поднимется вверх.

Так перевел падре Лоренцо, упростив для понимания пышную речь вождя, но и услышанного хватило Родину-младшему, чтобы, не раздумывая, отправиться сопровождать вождя по неприметной тропинке в самую гущу джунглей.

Чаща сгущалась, приходилось раздвигать лианы руками, следуя за юрким не по годам касиком. Наконец вождь остановился, указывая на нору среди груды разбитых камней, украшенных великолепной мозаикой. Лаз, уходивший под землю, был узкий даже для карлика.

– Там жили люди, которые пришли давно, – многозначительно произнес касик на ломаном испанском. – Они всё знали, всё предвидели. Они говорили про тебя. Говорили про карихона. Там ты найдешь ответ.

– И что? Лезть туда? – спросил Георгий.

Индеец же, словно не слыша Белого бога, ловко чиркнул кремнем о кресало и сунул в руку молодого доктора горящий факел. Затем указал на лаз и прошептал: – Тайна карихона. Тайна Сердца. Верни Сердце. Найди тайну.

Георгий, держа факел перед собой, с трудом протиснулся в лаз и пополз, отталкиваясь от сырой затхлой земли локтями и коленями. Вдруг земля словно провалилась, и Родин, проехав на животе пару саженей, как мальчишка с горки, плюхнулся в воду. Факел, к счастью, не погас.

– Эй! – закричал он в крохотное светлое пятнышко, откуда на него смотрело кукольное лицо касика. – А как я выберусь? И где эта тайна?

– Пророчество гласило, – невозмутимо ответил Апогонепу, – что Белый бог из города кузнецов спасет племя куальчи. Но он не знает любви, а потому и уничтожит нас. Где нет любви – там смерть. Верни Сердце. Ищи любовь.

И огромный камень завалил единственный выход.

Глава 5

Большая пирога вовсю скользила вниз по узкому, всего в четыре сажени шириной ручью, в который превратилась некогда полноводная река. Медленный мутный поток делился на множество мелких ручейков, которые петляли среди болотистых островков и зарослей травы, разделяясь и сливаясь снова. Лодка плыла будто по кровеносной системе невиданного исполинского зверя.

Если бы не указания касика, экспедиция давно бы сгинула в этом поросшем тиной лабиринте. Почти на каждой развилке Всеволод склонялся над заветной бумагой, хмурился, шевелил бровями, тихо чертыхался, когда его грубый палец искал и не находил связи между унылым однообразным пейзажем и геодезическими линиями на карте. Тут на помощь приходил невозмутимый Пабло, казалось, намертво приросший к своему насесту у кормового руля.

Когда Всеволод терялся и был уже готов выйти из себя, индеец вытягивал указующий перст и коротким гортанным мычанием подтверждал правильность направления. После чего немой проводник снова превращался в изваяние, только глаза оставались живыми и внимательными, но сверкали они недобро.

Солнце уже взошло и превратило заболоченную речку в подобие зловонной бани. В липком, пропитанном гнилостными испарениями воздухе гудели тучи москитов.

– Проклятые карлики! Откуда только они взялись…

Большакова многозначительно подняла палец, даже не замечая, что сама противоречит своим собственным высказываниям: – Авторитетный венесуэльский этнограф Альфредо Ян писал, что в пограничных районах штатов Лара и Фалькон чаще, чем в других местах, встречаются низкорослые люди. Правомерно предположить, что столетия назад процент карликов, рождавшихся в процессе естественного отбора, был куда более высок. Так что немудрено, что в результате кровосмешений, мутаций и вырождения островных племен образовался особый подвид низкорослых пигмеев.

Отец Лоренцо греб, сдувая со лба капельки пота, и не ответил на выпад. На носу пироги Анюта закончила обтирать лицо Ирины влажной материей и теперь аккуратно укутывала ее москитной сеткой. Насекомые роились вокруг ее головы, и Анюта ежесекундно шлепала себя то по щеке, то по ноге, то по шее. Прибив очередного иноземного комара, она тщательно рассмотрела жертву и, брезгливо наморщив веснушчатый носик, щелчком бросила его за борт.

– У-у-у, сколько их, кровопивцев, больше, чем у бабушки в черничнике. Как тут только колдун этот жабий живет, чешется небось постоянно. Уж скорее бы найти его, окаянного, пока самих до косточек не обглодали. Вот был бы с нами Георгий Иванович, мы бы враз этого колдуна нашли и все тайны у него выпытали, как Ирину Николавну вылечить.

Всеволод раздраженно крякнул и смачно плюнул за борт.

– Вот вы скажите, батюшка Лоренцо, – не унималась Анюта, – пошто мы этого старикашку гадкого послушались? Мне он сразу не понравился, больно на домового похож, маленький, косматый, глаза хитрющие, а сам важный такой, как купец столичный. Ох, чует мое сердце, дождаться надо было Георгия Ивановича, боязно мне без него.

Отец Лоренцо, сменивший Родина на месте гребца, всю дорогу сосредоточенно работал веслом, стараясь поспевать за могучим исследователем, пенящим воду по правому борту, как речная мельница. В ответ на Анютины причитания он только сконфуженно улыбнулся и осенил юную сестричку крестным знамением. То ли плохо разобрал русскую речь, то ли и вправду не видел оправданий для опрометчивого поступка.

Зато у Всеволода были ответы на все вопросы. При каждом упоминании о брате он начинал закипать, как паровой котел, и теперь, не выдержав, ответил Анюте, будто отдаленный гром пророкотал между утесов:

– А ты привыкай, Анютка, Енька-то теперь индейский бог! – Всеволод хохотнул и продолжил с ядом в голосе: – Что ему дела до нас, простых смертных! – он пытался скрыть за иронией раздражение и злость, но получалось у него неважно.

– Что вы такое говорите, Всеволод Иванович! – вспыхнула Анюта.

– Да то, что Енька теперь не Енька больше, а местный идол. Теперь все ему поклоняться должны и в паланкине его таскать, на этих, как бишь их, отец Лоренцо? На летучих крыльях! Он давно хотел летать над всеми нами и на нас поплевывать – на меня, на Ирину, на тебя, дуреху! Плевать ему на вас обеих! А мы тут, на земле остались, и дела у нас есть еще. Земные. Колдуна этого треклятого найти нужно!

Анюта от обиды чуть не до крови прикусила губу. Пару секунд она стояла в лодке, сжав кулачки, подыскивая слова, чтобы защитить своего кумира, но потом, охнув от досады, повернулась к Всеволоду спиной. Обернулась и замерла. Жабий остров приближался прямо по курсу.

Немой Пабло, первым заприметивший остров, оказывается, уже давно выпрямился на корме и пытался жестами и мычанием привлечь внимание остальной команды. Но в пылу ссоры его никто не замечал. Теперь все смотрели на приближающийся клочок твердой земли с нехорошим предчувствием. Выглядел жабий остров под стать названию – неприятно. Когда-то здесь росли большие деревья, но теперь болото отравило корни, и над островом возвышались только осклизлые почерневшие стволы, лишенные веток. На берегу, среди квелого, водянистого кустарника, виднелись обработанные камни, покрытые мхом и водорослями.