Спецназ в отставку не уходит - Александр Тамоников

— Ба! Какие люди, и без охраны! Давненько не заглядывал, Гришок! Или бабенку постройней нашел? А может, решил примерным мужем стать? Только со шлангой твоей это вряд ли получится. Как стричься будем, хахалек ты мой пропащий?

Прапорщик положил руку на ляжку парикмахерши, медленно поднял ее до полной, упругой ягодицы, задирая форменный халат женщины:

— Я, Ленок, не стричься пришел!

Парикмахерша, и не подумав убрать руку кавалера, спросила:

— Тогда для чего? Уж не трахнуться ли прямо здесь, в парикмахерской? В кресле! Вот только удобно ли будет?

— Нет, дорогуша! Трахаться в кресле не будем. А вот вечерком, как стемнеет, приходи. Дорогу еще не забыла?

— Как забыть? Помню! Все помню. И ласки твои тоже в семейной спальне. Только куда жену денешь, дорогой?

Прапорщик, хлопнув парикмахершу по выпуклому широкому заду, поднялся:

— Уехала жена с дочерью. К родителям своим! Так что оторвемся по полной! И сегодня, и завтра, и… короче, буду ждать! Придешь?

— Ну о чем ты спрашиваешь? Конечно.

— Шампанского взять, винища какого, водки? Или самогонкой обойдемся? У меня первачок почище и полегче спирта!

Лена, как назвал прапорщик парикмахершу, расстегнув пуговицы рубашки, провела пухлой рукой по волосам груди Детруна:

— Самогоночкой обойдемся, Гриша. И без резинок!

— Да? А трепака не поймаю? Люди поговаривают, ты как-то с одним черным из приезжих недавно в баньке кувыркалась.

Парикмахерша надула и без того толстые, ярко накрашенные губы:

— Фу, какая гадость! Я и с черным? Врут все! Потому как –  завидуют. Им с муженьками, у которых от пьянки встает раз в неделю, жить приходится, а я птица вольная, ко мне мужики стоящие клеятся. Но не подумай ничего, Гриша. Отшиваю! Ты лучше всех. После тебя никакого члена не захочешь. Умеешь продрать так, что потом враскоряк ходишь. Насчет этого тебе в поселке равного нету! Иначе стала бы я ждать, когда позовешь? Вот еще развелся бы со своей шпалой, эх зажили бы!

— Ну ты это! Говори, говори, да не заговаривайся! Семья –  святое.

— А я так себе?

— Хорош базарить! Короче, потемну жду!

Прапорщик вышел из парикмахерской. Увидел двух пожилых женщин. Те захихикали, заметив Детруна. Прапор сплюнул.

«Тьфу, бля, теперь разговор, что был у Ленки, по всему поселку пойдет! А впрочем, и хрен с ним. Жена, Зойка, и так знает, что я не дурак подвернувшуюся телку трахнуть. И про отношения с парикмахершей знает. Да толку-то? Что она может сделать? Ничего! Кроме как навсегда свалить с дочерью к предкам. И пусть валит, потеря небольшая».

Сзади его окликнул хриплый голос.

Прапорщик обернулся, увидел пропитую физиономию соседа Федьки.

— Ленка, что ль, от ворот поворот дала?

— Тебе какое дело?

— Как какое, Георгич? Ты мне сосед, аль как? Ты мне как брат, я за тебя… только скажи! Вот и беспокоюсь. Бабы –  суки. Такую подлянку подкинуть могут… Мне же, Гриша, бабы эти тапереча и на хер не нужны. Как и я им.

— Что? Нестояк?

Сосед утвердительно кивнул.

— И давно?

— Да уж неделю! Да, ровно неделю. Пошли со своей в баню, ну она по привычке в позу. Любила, стерва, на полках, да с жарком. А чтобы все ништяк прошло, стакан мне перед этим делом выделяла. Ну, я лобастый заглотил и к женушке. За задницу схватился, хотел всадить, а… перец-то на полшестого. Сначала не понял. Дрюканул. Без толку. Жена тоже не поймет. Давай подымать! Уж чего она только не делала. Хрен в грызло. Не встал агрегат. Ну, она мне устроила! Допился, мол. Тапереча ни грамма, пока не восстановлюсь. Ага! Дурака нашла. Я-то сразу въехал: раз упал, то кранты, уже не поднять, это она еще на что-то надеялась. Теперь не надеется. Мне Колюха с пожарки сказал, мол, видел, как моя с их начальником в кустах раком. А мне плевать. Уйдет, наверное! Че ей с импотентом, да еще алкашом маяться?

Федька вздохнул:

— Вот такая у меня беда, Георгич. Одно остается, жрать самогон! Больше радости в жизни не осталось. Хорошо, когда литруха под рукой. Тогда все по херу, а по утрам, да спросонья, как сейчас, на белый свет глядеть неохота. А надо. Хоть глоток найти, иначе…

Прапорщик остановил соседа:

— Так тебе выжрать надо?

Федька закивал головой, с которой свисали свалявшиеся лохмотья немытых, когда-то шикарных волос:

— Вопрос жизни и смерти! Выручишь? Полпоселка обошел, ни один пидор копейки не дал. И не налил. Правильные все, козлы! Один я такой! Повеситься, что ли?

Детруну вдруг стало жаль Федьку, которого знал давно. Тот всегда называл прапорщика Георгичем, хотя был младше всего на три года. Представил Детрун и жену Федьки. Такую же пышную, как и Ленка, Машку. Значит, она с пожарником схлестнулась? А неплохо бы ее приголубить в баньке! Но для этого надо Федьку ублажить. Самогона хватит, а соседу более ничего и не надо, раз утерял мужские качества. Но по трезвяни Машка от него вряд ли в открытую загуляет. По пьяни совсем другое дело. Да, сегодня –  Ленка, а завтра следует к Маше подкатить. Аккуратненько прощупать, как она насчет того самого. Согласится –  хорошо, нет –  Ленка есть!

Детрун любил женщин. Как и они его. А вот женился на больной, тощей Зойке. Хотя не только болезнь иссушила ее. Помог еще и он своими гулянками. Но такова доля бабья! Ничего не поделаешь. Детрун ее не гонит, но и менять свои привычки не собирается. Дочь от этого страдает? Пустое! Да и что такое дочь? Ребенок, конечно, поначалу. А потом выйдет замуж –  только и видели ее! Молодежь сейчас какая? С гонором, с понтами! Это хорошо, если замуж выйдет и съедет к муженьку. Тогда и помочь можно. А если по рукам пойдет? Но нет, не пойдет. Детрун не допустит. По крайней мере, в поселке. А захочет рвануть в Москву, держать не станет. Пусть. Может, в отличие от других и найдет какого-нибудь полудурка с толстым кошельком.

Детрун не любил свою семью. Он вообще, кроме себя и денег, никого и ничего не любил. Да, воевал, что еще больше озлобило его. Но как раз на войне он и понял, что все эти побрякушки типа орденов да медалей –  шалость. Деньги главное! С ними ты –  человек. И понял это Детрун, когда в составе спецгруппы проводил зачистку в одном из богатых домов крупного чеченского села. Группа разделилась, и Детруну с напарником достался этот дом. Мужчин в нем, кроме старика да пары пацанов десяти-двенадцати лет, не было. Только бабы, шестеро. И сундук в большой комнате. Как они встали возле этого сундука! Словно сторожевые псины! Пришлось разогнать прикладом. В сундуке оказались драгоценные украшения и… деньги. Как сейчас прапорщик помнит, десять пачек по десять тысяч долларов. Все с напарником забрали. Бабы и старик шум подняли. Детрун уж хотел их всех разом, одной гранатой. Но тут как раз чечены из «зеленки» поперли. Пришлось группе оборону возле мечети занимать. Напарник знал, что Детрун забрал из дома старика и женщин, подмигивал, справедливо рассчитывая на честный дележ. Да рано радовался. Пуля ему в висок попала. Во время очередной атаки боевиков. Вот только странно, что пуля попала в висок, а не в лоб! Для других потом странно было, но не для прапора, потому как это он всадил пулю в башку напарника.

Тогда Детруну крупно повезло. Командир группы, видя, что подразделение долго не продержится, вызвал на селение огонь артиллерии. Те и ударили в основном по «зеленке», отогнав уцелевших в огненном аду чеченов, но один снаряд попал как раз в тот дом, где поживился Детрун. Потом, когда подмога подошла, осмотрели хату. Всех, кто в нем был, разнесло в клочья. Что ж поделать, на войне и не такое бывает. Короче, Детрун и «бабки» с золотишком неплохо сорвал, спрятав в вещмешке до прибытия на базу, и от свидетелей избавился, точнее, избавился он от напарника, дабы не делиться награбленным, а уж семью чеченскую на случай списали. Да еще прапор за тот бой орден Мужества получил, как и все, оставшиеся в живых из спецгруппы.

А потом командировка закончилась, и он с добычей благополучно вернулся обратно в часть, в Осиновск, где его еще и медаль ждала за образцовое исполнение воинского долга. Героем, короче, вернулся. И человеком для поселка богатым. Но ни деньги не тратил, ни золото не сдавал. До сих пор в тайнике лежат. Ждут своего часа. К ним прибавились и бабки, что платил Грабов. Через годик, когда контракт закончится, можно, бросив жену с дочерью, укатить куда-нибудь подальше на восток. Да домик двухэтажный где-нибудь за Уралом поднять. Жениться не будет, а вот блядей заведет столько, сколько захочет. На все денег хватит. Человеком жить будет. Только год еще отпахать! Ничего, время летит быстро! А пока поимеем Ленку да соседку попробуем оприходовать. Это в личном плане. В быту же следовало гараж поднять. Черт его дернул стройку затеять. Но раз начал, надо закончить. Мысль о том, что ему сегодня еще надо блоки перетащить, вернула в реальность.

Федор спросил:

— Ты чего задумался-то, Георгич? Нет, с тобой в натуре непорядок! Случилось что серьезное?

Прапорщик взглянул на соседа: