Похоть - Эльфрида Елинек

Ребенок тут как тут. Завтра утром его обмажут сверху донизу вареньем, как сегодня обмажут мать слизью его отца и святого духа. Скок-скок (через порог) врывается в комнату сын, который соскучился по своей мамочке. Отцу предстоит кое-что объяснить сыну, и он захлопывает дверь перед носом у студента, чтобы явиться в божественном облике и обрести мирный покой. Чтобы можно было без всяких помех раздвинуть бедра жены и посмотреть, не заходил ли туда кто-нибудь, не пасся ли кто-то в этой священной корове. Мать измеряет пространство, отделяющее ее от ребенка, ничейную землю (в которую понатыканы мины-тарелки: вот мы и дома, совсем одни, но нас всех нужно еще как следует вымыть), добро пожаловать. Директор намерен кружиться вокруг жены, словно год вокруг лета. Не хватало еще, чтобы и день пробудился ото сна. Да, ребенок имеет право, чтобы все его окружали. Любовь, крадущаяся как вор, кто не мечтает о ней ежечасно? Ведь и у вас, наверняка, есть мягкая игрушка, овечка, которая куда-то запропастилась! Кто кого здесь потерял? Гора эта существует только по одной единственной причине: долина должна где-нибудь закончиться и где-то должен начаться подъем. Снег отливает бледностью. Мужчина придает большое значение свому делу, связанному с производством бумаги, чтобы дела у нас шли хорошо. И чтобы мы знали, почему так происходит. Я хочу сейчас заявить без малейшей двусмысленности: я словно воск в руце бумажной. Хотела бы я встретить человека, который сумел бы воссоздать меня заново из того, что я говорю.

И что нам еще нужно? Свою плату мы получаем в белом конверте собственных неудач, то есть мы определенно хотим кем-то стать, и мы определенно хотим быть немножко больше, чем есть на самом деле, по меньшей мере, на бумаге. И хорошо, чтобы и чувство присутствовало тогда, когда мы, по собственной вине, сидим в своей квартире, а в гостях у нас лишь молчащий телефон.

У этого человека нет сердца, он охватывает свой дом, словно пожар, хватая жену за все места. Ребенок начинает вопить. На улице одинокая выхлопная труба привлекает к себе внимание спящих людей, которые принюхиваются к запаху, точно звери, но не решаются что-либо сказать. Даже днем эти люди не могут присоединиться к атлетическим играм прекрасных мускулистых тел. Они носят на себе груз, отягчающий их радости, стало быть, бедные люди (и их бедные руки) нам необходимы. Молодой человек уезжает прочь на своей машине. Стоило ему покинуть вязкое дно скворечника, в котором он и женщина гнездились друг на друге, как она вновь начинает биться в дверь, которую вот уже много лет как прорубила в стене топором своего желания. Невидящим взором она уставилась в безысходность: где же они теперь снова встретятся? Так уж сильны мужчины, что они, не обращая внимания ни на что, поджигают свои дома, где еще спят их семьи, не вникающие в цифры в чековых книжках. Вместо этого мы раздеваемся сами, чтобы нашими гениталиями ввести человека в заблуждение. Да, мужчины перекрывают собой все дороги. Но вам-то совершенно все равно, что чувствует здесь этот человек и что он привязывает себя не к тому, к кому нужно!

Тоска по любимому — это палка, которую женщина сама для себя припасла. Ей необходим бунт, потому что ее дом устроен и уложен уютно, она ищет свою цель вне дома, чтобы постоянно думать о ней, подсыпать ее, словно суп из пакета, в необузданно кипящую воду желания и баламутить чужое сердце. Съезду католиков тоже требуется пребывающий где-то вдалеке папа, который к ним когда-нибудь приедет. Однако стоит ему оказаться в нашем отечестве, как он неожиданно становится одним из нас, обычным человеком, мы же знакомы! Для него всякий человек приходит слишком поздно и не добирается до цели. Иначе обстоит дело с любовью. Мужчина может хотя бы удержаться сам за себя. Женщине же в делах душевных никакого удержу нет. Этот взбудораженный пол носится со своими желаниями туда и сюда, не зная толком, что ему на самом деле хочется приобрести.

«Где ты была», — обрушиваются на Герти расспросы. Отец прихватывает заодно и ребенка, свою плоть и кровь, который цепляется коготками за тело матери. Мы откажемся сейчас от изображения этой лаокооновой группы, в которой все виснут друг на друге и хотят выглядеть удивительно большими.

Гнев мужа разросся вовсю, недовольство проистекает из его трубы и гасится пенной струей. Женщине предстоит немедленно и полностью раздеться, чтобы она могла удовлетворять его размерам. Он хочет направить свою молнию в ее громоотвод, однако запылать огнем ей не удастся! У него много спичек в запасе, чтобы постоянно восстанавливать себя и скармливать жене свой корешок в жареном, вареном и консервированном виде. Ребенка укладывают в постель и дают стакан сока. Пусть успокоится! И оставит женщину в распоряжении отца. Нечего скакать вокруг нее, возвышая голос, и дергать ее за все места. Мамочка снова здесь, этого достаточно. А отцовский птенчик уже весело распевает над ее межой. Муж тянет ее в ванную, чтобы силой обеспечить себе доступ и пристать к ее берегам. Как здорово, что она снова здесь, ведь она бы, того и гляди, вдруг умудрилась умереть!

Директор стоит, как зажженная сигарета, перед сухой соломой своей постели, и подвергает себя унижению. Страх вспыхивает там, где на этой ночной австрийской подстилке для скота происходит нечто святое, где движутся туда и сюда повозки и где рассказывают о священном животном, которое трется у яслей с кормом и у социальных пособий. Рождество было не так давно. Ребенок так радовался доскам своих лыж, которые могут стать и досками его гроба. Теперь черед загадывать подарки на весну. Отец купается в изобилии своего высокого положения и своих завышенных потребностей и движется от одного к другому. Жене давно уже хочется исчезнуть из дома в любую минуту, она теперь знает, что такое молодежь, ей известно, что она потеряла, известно, где ей нечего больше искать. Так и бывает, когда гибнут люди, которые позволяют себе шутить с жизнью шутки! В глотку женщины вторгается чужой язык, а потом кран отворачивают до предела, чтобы смыть вкус. Муж обрушивается на жену с высоты укреплений своего тела. Она пытается укрыть лицо тенью, но у слуг силой отбирают даже то, что им принадлежит. Никакая сила не способна воспрепятствовать мощной директорской плоти, главное, чтобы он в это верил. Вся наша сборная команда горнолыжников живет этой верой! Но для этой женщины мужа уже вышвырнули из ее жизни, как пару наших высокопоставленных современников, имена которых лет через десять будут восприниматься со смехом. Она жаждет только одного — молодости. Она сфотографирует красивые юные тела, чтобы молодость взяла ее к себе. Словно с неба нисходят на нее эти прекрасные образы, а тем временем муж отводит в сторону ее руки, закрывавшие лицо, и пенис его приближается, покрывая ей щеки пятнами, красными от вина и от вины. Хотела бы я знать, чем еще питаются люди (помимо своих надежд). Все выглядит так, будто все средства они вкладывают в фотоаппараты и в дорогостоящую аудио- и видеотехнику. Скоро в их домах для жизни не останется места. Все прошло, когда миновал сам акт приобретения вещи, но ничто не завершено, ведь иначе бы ее здесь больше не было. Ведь и грабителям, вламывающимся в дом, нужно чему-то порадоваться.

Мужчина дожидается, пока в нем закипит вода. Потом он бросает в кипяток жену, с которой уже стянут халат. Перекладина его семафора поднялась, трасса свободна. И все пляшет под его сигнальную дудку. Он устремляется в лоно жены. Подбадривать его не нужно, он и так бодр. Все обстоит так, словно его член никак не может успокоиться, потому что в ее дыре, возможно, уже орудовал кто-то другой и испакостил ее дно куском своей колбасы. Мужчина в ярости заранее растрачивает себя и разбазаривает свое добро, слишком много энергии уходит в крик, своды его тела дрожат. На улице все под гнетом льда и снега. Природа в общем и целом справляется сама, правда, иногда ей нужно помочь, чтобы она в тишине и покое могла питаться тем, что ей принадлежит за нашим столом. Мужчина влажным дождем проливается в женщину спереди и сзади, мотая ее во все стороны. Он со всей силой выбивает пыль из маленьких тюфяков ее груди. Несколько килограммов его добра тяжелы как камень. Он без страха и упрека с головой засыпает женщину грубой щебенкой и странствует по ней туда и сюда, обретя прочную почву под ногами.

Заспанному, вновь поднявшемуся с постели ребенку не стоит так дергать за ручку дверь в ванную комнату, иначе его выплеснут вместе с водой. Мужчина с силой откидывает голову женщины назад, так резко, что она вскрикивает от боли. Птенчик его бодрствует, и его запирают в клетку рта, там ему очень удобно, он порхает туда и сюда без зазрения совести, пока в горле женщины вдруг не возникают спазмы, не раздается шум прибоя и волна слизи не устремляется по его черенку, стекая вниз по колышущимся сводам мошонки. Тут уж ничего не поделаешь. Он спасается бегством из ее глотки и наклоняет жену над ванной. Член его стоит как толстый камыш вокруг ее ложа, в которое его наконец-то укладывают. Муж бьет в колокола ее грудей, алкоголь вытекает из нее, как вода, а из скважины вылетают крупные капли. Нет, господин директор не позволит женщине так вот просто выпасть из его гнезда. Пусть она не прислушивается к своим чувствам, а слушается его.