Дело взято из архива - Евгений Ивин

Доноров уходил, припадая на левую ногу. Видно, каждый шаг давался ему с большим трудом, он надрывно стонал, и его стон слышал Петренко. У зеленого забора, неожиданно выросшего перед Доноровым, Мишка упал на землю и пополз по небольшой канаве, в которой и затаился. Виктор увидел его белую голову и попытался приблизиться к укрытию, но два выстрела подряд заставили его уткнуться лицом в прошлогоднюю, пахнущую гнилью листву. Петренко приподнял голову — до канавы, где затаился преступник, оставалось каких-нибудь два десятка метров.

— Сдавайся! — предложил капитан. — Для тебя все кончено!

Мишка не ответил, он продолжал стонать.

— У тебя нет выхода. Ты окружен. Лучше, если ты сдашься! — услышал Петренко голос майора Агатова.

Мишка упорно не желал отвечать.

Сквозь доски штакетника Виктор видел освещенную солнцем площадку, белые палатки пионерского лагеря.

Вдруг сзади раздались голоса. Ребятишки, привлеченные выстрелами, спешили сюда со всех сторон, ломясь, как стадо бизонов, сквозь кустарник. Виктор понял: еще минута-другая, и они будут здесь. Медлить нельзя. Преступник, видимо, тоже понял, в какую трудную ситуацию попали чекисты, и ждал, что кто-нибудь из них поднимется навстречу детям. Он даже перестал стонать и затаился.

Неимоверным усилием воли Виктор заставил себя встать с влажной, плохо прогретой лучами солнца земли и побежать прямо на канаву. Два или три раза он прыгнул в сторону, не давая прицелиться Донорову. Он бежал так, как еще не бегал ни один спринтер. Двадцать метров, десять, а выстрела все нет. Мишка трясущимися руками торопливо перезаряжал пистолет.

Восемь метров… Мишка безумными глазами смотрит на несущегося на него человека с пистолетом в руке.

Семь метров… Виктор вскидывает пистолет.

Шесть метров… Доноров справился с обоймой и, отваливаясь на спину к покатому склону канавы, торопливо поднимает пистолет.

Пять метров… Петренко увидел черное дуло пистолета, уставившееся ему в лицо, и отчаянным усилием бросил вперед свое гибкое, натренированное тело. На какую-то долю секунды он распластался в воздухе. Плеснула из черного глазка яркая вспышка острая боль пронзила левую сторону груди. Красные оранжевые, зеленые круги заметались перед глазами сквозь них смутно, как сквозь дождевую завесу, проступило перекошенное ужасом лицо Мишки Донорова. Падая сверху на скорчившегося в яме преступника, Виктор слабеющей рукой обрушил на белую как степной ковыль, голову Мишки рукоять пистолета. Больше он ничего не помнил. Мир потерял свои краски… В следующее мгновение в канаву влетел Перминов и, не давая опомниться Донорову, молниеносным движением завернул ему за спину руки, щелкнул наручниками. Теперь Мишка лежал, уткнувшись носом в вонючую сырость канавы, равнодушный и безучастный ко всему, что творилось вокруг него. Перминов и Агатов подняли тело Петренко и положили его на край канавы. Петр расстегнул пиджак. Кровь заливала рубашку, быстро расплываясь ярким, красным пятном.

— Ну-ка, разрешите мне! — властно отодвинула Петра невесть откуда появившаяся женщина в легком сарафане. Она поспешно опустилась на колени, рванула на Викторе рубашку и припала ухом к его груди, пачкая в крови разметавшиеся каштановые волосы. — Жив! Там, в машине, попробуйте достать мою сумку, — повернулась она к Перминову.

— Вы врач? — спросил ее майор, хотя мог и не спрашивать, видя, как она ловко справляется со своим делом.

— Хирург, — ответила она, впервые взглянув на майора. — У него сквозное ранение. Счастливый родился парень: немного выше — и сердце…

В своей хирургической практике Ольге Романовне Седых много раз приходилось видеть умирающих, раненых, мертвых, и это не вызывало у нее ни чувства жалости, ни чувства растерянности. А этот молодой парень, который всего лишь несколько минут назад ехал вместе с ней в машине, преследуя бандита, — здоровый, энергичный, сосредоточенный, — до боли взволновал ее. Теперь он лежал беспомощный, с простреленной навылет грудью. Она понимала, что все не так уж благополучно, как она говорила майору.

— Его нужно срочно оперировать! — сказала она, мысленно прикидывая, как же его побезопасней доставить в больницу.

Появился Перминов с большой черной сумкой в руках, а через несколько минут сюда подъехал милицейский «газик» с красной полосой вдоль борта. Шофер бесцеремонно прогнал любопытных мальчишек из лагеря, стайкой собравшихся вокруг.

Покончив с Петренко, врач занялась Мишкой. Пуля пробила ему мякоть ноги выше колена, и кровь хлестала из раны непрестанно. Женщина перетянула ногу жгутом и быстро забинтовала рану. Мишка глухо стонал, покрываясь липким холодным потом, а у нее не проходило ощущение брезгливости, появившееся в ту секунду, как она дотронулась до раненой ноги бандита.

— Что с моей машиной? — наконец поинтересовалась она у Перминова, когда «газик» вышел из леса на дорогу.

— Так себе! — неопределенно покрутил рукой Петр, не желая огорчать женщину, и покосился на Мишку Донорова, который сидел рядом с ним, низко опустив голову на грудь.

— Все будет в порядке, не узнаете, — добавил Агатов. — О вашем самоотверженном поступке мы доложим руководству.

— Ай, бросьте! «Самоотверженном поступке»! Вот кто действительно совершил самоотверженный поступок, — кивнула она на Петренко, голова которого лежала у нее на коленях.

— Как вы оказались тут? — неожиданно спохватившись, спросил Агатов.

— И сама не знаю. Выскочила на машине из-за угла, а он мне наперерез. Возбужденный, встревоженный. Думаю, случилось что-то, помочь надо. Остановила машину, он вскочил и, гляжу, понял, что не в ту машину попал, а раздумывать некогда. Я обо всем догадалась еще до того, как он удостоверение показал. Настроение у меня было превосходное: только что закончила операцию. Небывалый случай: человека с того света вытащили, и какого человека, совсем крохотного, — мягкая теплая улыбка тронула ее полноватые губы. — Решила прокатиться, пережить чуть-чуть радость. И вот финал, еще операция. Кстати, что с тем шофером?

— Мы вызвали по рации помощь, узнаем позже, — ответил майор.

…Петренко пронесли в операционную комнату, а Ольга Романовна поспешно, на ходу отдавая распоряжения, пошла готовиться к операции. Капитан все еще был без сознания…

Агатов и Перминов уезжали после того, как Ольга Романовна, поблескивая красивыми серыми глазами, сказала им, что самое страшное позади.

— Теперь он будет спать. Долго, часов восемь — это ему на пользу.

Агатов пожал узкую, сильную руку и потом, чуть помедлив, склонился и поцеловал ее длинные пальцы. Он испытывал настоящее благоговение перед этой красивой женщиной за чудо, которое она сделала с Петренко.

— Доктор, вы не знаете, какой вы прекрасный человек! — тихо проговорил он, волнуясь.

— Дорогая Ольга Романовна, Витя — мой друг, я просто не могу выразить вам свою благодарность.

— Ничего, примерно через месяц получите своего друга. — Она улыбнулась ослепительной белозубой улыбкой.

Чекисты уехали, оставив ее у ворот больницы. Ветерок трепал полы белого халата, улыбка не сходила с ее губ. Она долго смотрела на дорогу, где скрылась машина и клубился легкий пыльный след.

Допрос

Доноров обвинялся в убийстве мотоциклиста, Сидоркина, шофера автобазы Семина, убитого во время побега, ранении сотрудника КГБ. Если с Семиным все было ясно, то получить признание от Донорова в убийстве Сидоркина, а тем более мотоциклиста представлялось полковнику Федорову делом чрезвычайно грудным.

Прежде всего надо было решить вопрос, как следует построить допрос, чтобы получить признания в убийстве, совершенном близ Озерска, и в свое время — в Калининграде. Прямых улик у следствия по этим двум убийствам пока не было. Преступник с помощью хорошей защиты может свести на нет все усилия следственных органов. Поэтому полковник Федоров большое значение придавал предстоящей встрече. Предварительно набросав ряд вопросов, он вызвал к себе в кабинет Агатова и Перминова.

— Я пригласил вас участвовать в допросе. Познакомьтесь с делом и выскажите свои замечания. На подготовку вам дается час.

Оба согласились с тактикой, которую избрал полковник, понимая, что множество непредвиденных вопросов возникнет по ходу дела — сейчас их просто трудно предусмотреть. Федоров приказал привести арестованного.

Мишка вошел, прихрамывая, нагловато оглядел присутствующих.

— Насколько мне кажется, я нахожусь не в уголовном розыске, а в КГБ? — спросил он, не дожидаясь вопроса.

— Да, вы находитесь в КГБ. Но учтите: здесь вопросы будем задавать мы, а отвечать на них будете вы.

— Понятно, гражданин начальник! — ухмыльнулся Доноров. Как ни пытался Мишка бравировать безразличием, наглостью, показным спокойствием, он не мог погасить в глазах животного страха. За время, проведенное в камере, он успел продумать свою линию поведения, немного успокоиться, но побороть страх — это было сверх его сил.