Не оборачивайся - Мишель Ганьон

Ноа положила ноги на краешек стула и подтянула колени к груди. Она понимала, что должна продолжить изучение файлов, но сейчас ей не хотелось этим заниматься. Она слишком устала, чтобы спать, и сомневалась, что сумеет уснуть в комнате с таким ярким освещением. Главный недостаток этого убежища — свет здесь не выключался.

Получалось, что ей было нечего делать. «Мейл-Плас», где она арендовала абонентский ящик, находился в Бруклайне, в получасе езды на метро. Они открывались в восемь тридцать, однако Ноа собиралась приехать туда на час раньше. Таким образом, у нее оставалось три часа.

Ноа вернулась к своей электронной почте. Очевидно, Валлас сдался, больше сообщений от него не было. Все остальное имело отношение к работе или являлось потоком бесполезной рекламы. На этот раз Ноа стало грустно. Если бы она умерла на том операционном столе, никто бы и не заметил.

Наверное, в этом все дело, сообразила она. По мере того, как дети взрослеют, они все реже возвращаются в Центр — либо попадают в исправительные заведения, либо убегают и живут на улицах. Некоторых Ноа узнавала в метро — они просили милостыню. Она знала, что многие должны ее помнить, но никто ни разу не попытался с ней заговорить.

Ноа нашла способ уйти от системы. Почти год она жила как невидимка. Но для «Службы охраны детства» она все еще оставалась сиротой, которая не раз сбегала от приемных родителей — распространенный случай в ее возрасте. Может быть, выбор пал на нее из-за того, что никто не заметит ее исчезновения?

Отслеживает ли система таких беглецов? Ноа уже доводилось входить в базу данных «Службы охраны детства», чтобы кое-что там изменить, когда она создавала для себя фальшивую приемную семью. Кроме того, девушка отправляла ежеквартальные доклады об успешных посещениях социальных работников. Они очень часто менялись — с тех пор, как в возрасте шести лет Ноа попала в систему, она познакомилась более чем с дюжиной разных людей. Кроме того, сирот нередко передавали от одного работника другому, нагрузка на каждого была огромной. Ноа не сомневалась, что никто не увидит ничего странного в ее случае.

Однако она привлекла чье-то внимание. В базе данных АФРМ хранились сотни файлов, и, возможно, она была не единственным подопытным кроликом.

За полчаса Ноа внимательно изучила виртуальную версию своей жизни. Одна страница посвящалась длинной последовательности приемных семей. Все они были по-своему запоминающимися, однако лишь о немногих у Ноа остались позитивные воспоминания. Два срока в исправительных заведениях: один продолжался несколько недель, другой — несколько месяцев.

Однако нигде Ноа не обнаружила того, что искала. Наконец она переместила курсор ниже и увидела адрес и контактную информацию о семье, в которой прожила месяц, когда ей было четырнадцать. На полях кто-то написал: «Сбежала».

«Что не вполне соответствует действительности», — подумала Ноа. Конечно, она убежала, но только из-за того, что ее новый «папа» гонялся за ней с зажженной сигаретой.

Тогда Ноа также нашла приют в комнате отдыха в «Марриотте». Потом она бродила по городу, пока не связалась с группой подростков, живущих под эстакадой автострады возле скейтпарка.[17] На третью ночь один из парней попытался ее изнасиловать. Она сумела отбиться, выбежала на улицу, и ее едва не сбила полицейская машина. Так она оказалась в исправительном заведении на три недели — поскольку сломала парню руку, когда от него отбивалась.

Потом ее снова отправили в Центр. Ноа научилась там существовать, когда ей исполнилось восемь, и перестала волноваться в день посещения возможных приемных родителей. К этому времени она понимала, что вероятность найти приемных родителей, которых интересует что-то еще, кроме тысячи долларов в месяц, положенных на ее содержание, ничуть не выше, чем встреча с Санта-Клаусом и пасхальным кроликом.

Но Центру требовались свободные места, поэтому рано или поздно Ноа приходилось отправляться в новую семью. Если бы она не овладела компьютером на таком высоком уровне, ее бы до сих пор перебрасывали из одной семьи в другую. Или произошло бы что-нибудь худшее.

Ноа уперлась подбородком в колени. Она явно стала исключением из общего правила. К тому времени, когда одинокий ребенок достигал ее возраста, ему либо удавалось найти приемную семью, с которой он мог дожить до заветного момента, когда ему исполнится восемнадцать, либо он убегал и оставался на улице.

Ноа попыталась вспомнить имена тех, кто сумел избавиться от опеки. Дулси Патрик, которая сбежала вскоре после того, как ей исполнилось пятнадцать. Дженни Фултон — с ней она прожила в одной комнате целый год, когда ей было двенадцать. Рэнди Квинна она видела в метро, где он просил милостыню. Один за другим Ноа проверила их имена в файлах «Службы охраны детства» и всякий раз находила слово «сбежал» или «сбежала» в конце страницы. Подростки пускались в бега так часто, что «Служба» ввела специальную форму, и Ноа это совсем не понравилось.

Больше ей ничего не удалось выяснить про детей, которых она когда-то знала. Впрочем, других источников информации о них попросту не существовало.

Ноа вспомнила ряды складских помещений, мимо которых пробегала. Неужели там на операционных столах лежали другие дети? Ей стало страшно.

Флешка Валласа все еще торчала из порта USB. Она выбрала файл со своим именем, но там были и сотни других. Ее интересовало, что хотели сделать с ней, поэтому она не стала изучать остальные. Теперь же решила их просмотреть.

Многие файлы имели непонятные названия: какие-то бесконечные научные термины. Ноа открыла те, где стояли имена, но там оказались отсканированные записи, сделанные неразборчивым почерком врачей.

Однако в середине одной из страниц внимание Ноа привлекло имя. Алекс Хербрук.

Она вспомнила Алекса. Парнишка-ирландец с рыжими волосами, зелеными глазами и кожей, покрытой в равной степени веснушками и угрями. Уроженец южных районов Бостона компенсировал свой малый рост жуткой свирепостью. Они несколько раз пересекались в Центре и всегда ладили друг с другом. Однажды Алекс попытался ее поцеловать, но, когда она его отпихнула, не стал обижаться. Без особой злости он назвал ее «розовой»[18] и переключился на Дулси Патрик.

В течение целого месяца Алекс нравился ей больше остальных ребят в Центре. Ноа открыла папку с его фамилией и обнаружила там множество файлов. Отсортировав их, она принялась читать, и ее внимание сразу привлекла серия фотографий. Это показалось ей странным. В ее файлах была всего одна, где она лежала на столе и выглядела мертвой.

Ноа кликнула мышью, и на экране появилась фотография.

Она сразу узнала Алекса и поняла, что он мертв — глаза закрыты, губы безвольно приоткрылись, на бледной коже особенно ярко выделяются веснушки. Алекс показался ей совсем маленьким, даже меньше, чем в воспоминаниях; у нее даже возникло ощущение, что еще немного — и стол его проглотит.

Но не это оказалось самым страшным. Грудь Алекса была рассечена, а кожа растянута специальными металлическими скобами, открывшими ярко-красные, точно кожура какого-то плода, внутренности. Ребра всей правой части грудной клетки были вырезаны, и стало видно почерневшее легкое. Алекс постоянно курил. Ноа помнила, что он дымил с десяти или одиннадцати лет. Однажды его поймали на воровстве сигарет из шкафчика уборщика и на несколько дней отправили в колонию.

Ноа закрыла фотографию. Правая рука у нее так сильно дрожала, что ей пришлось сжать ее левой. И, хотя на экране появилось звездное небо, перед глазами у Ноа стоял Алекс, словно пиксели замерли на мониторе навсегда.

Ноа просмотрела список папок, обращая внимание на те, в названии которых стояли имена. Знакомых ей больше не попалось, но она не сдавалась, опускаясь все ниже и ниже. Список казался бесконечным.

Ноа остановилась, насчитав пятьдесят имен, и откинулась на спинку стула. Неужели их так много? Неужели все они мертвы?

У нее был только один способ узнать правду. Она стиснула зубы, вернулась к началу списка и открыла первую папку.

Глава

09

Питер сидел перед терминалом в компьютерной лаборатории университета Тафтс. К счастью, охрана здесь была несерьезной. Он подождал всего пять минут и вошел вслед за студентом, который воспользовался своей карточкой, чтобы открыть дверь.

Питер прикрыл рот рукой, с трудом сдержав зевок. Он почти не спал прошлой ночью. Ему повезло — наступило время экзаменов, поэтому библиотека Тафтс была открыта, когда он ушел от Аманды. Питер устроился в большом кресле в углу и решил поспать, но просыпался каждые полчаса. В глазах жгло, словно в них насыпали песок, во рту появился отвратительный привкус. Он попытался привести себя в порядок в туалете, но это не слишком помогло, и он пожалел, что не поспал у Аманды.