Обрученные - Элли Каунди

– Так он ведь и так дохлый…

– Вот тебе и дохлый. Бля, Миха, надо чухать отсюда!

– Ага, и как чухать-то? Надо сначала этого найти, а то сейчас только высунемся – и пиздец. У тебя осветительной нет?

– Да откуда. Эх, гранату бы сейчас.

– Ладно, давай так: резко выскакиваем, только быстро, понял? – и кучу обходим – ты оттуда, а я здесь. И сразу шмаляй, сразу, понял? По хуй на патроны, речь о твоей жопе. Он прижмется, а мы сразу к Дому, со всей дури. Этот пока врубится, мы уже тю-тю, и если он здесь еще, пусть тут с собаками сам крутится. Ну, давай, пока этот сам нас не обошел.

Пацаны решительно вылетели из-под плиты, но быстрого маневра не получилось – по исковерканому бетону не набегаешься, кругом торчит арматура, ноги бы не переломать. Поэтому стрелять сразу, как намеревались, было уже бессмысленно, эффекта внезапности не получалось по-любому. За кучей никого не было, и пацаны растерялись – повернуться и бежать было так же страшно, как и оставаться на месте.

– Стоять тихо. Стволы опустили, не дергаемся.

Спокойный голос раздался откуда-то сбоку, чуть ли не со стороны Дома. Пацаны замерли, их мгновенно пробило холодным по́том.

– Правую руку за голову. Левой берешь волыну за ствол и идешь прямо.

Пацаны судорожно выполнили приказ. Рукояти волын словно покрылись салом, руки не слушались. Андрюшке вдруг ярко представилось, как поймавший их чурка неторопливо расстреливает их с Михой в затылок и так же не торопясь уходит, тает во мраке среди развалин.

– Дядя Ахмет, пожалуйста… Нас старшой послал, мы не сами…

– Рот закрыл.

Прошли еще немного, Дом скрылся за уцелевшим первым этажом бывшего магазина «Новатор».

– Бросили волыны. Так, теперь отошли и стали у стены.

– Дя-я-яденька Ахме-е-е-ет… – снова захныкал Андрюха. Миха молчал, он уже обильно обоссался, но, похоже, не заметил этого – его расширенные немигающие глаза остановились на чем-то невидимом, и он даже не опускал взгляд под ноги при ходьбе.

– Я сказал к стене. – Ахмет поднял АПБ, и юные базарные мгновенно нашли и заняли свои места.

– Кто был за пулеметом?

– Это не мы, это старшой!

Ахмет снова поднял АПБ и выпустил короткую очередь поверх голов. Пацаны синхронно рухнули на корточки, одинаково закрывая головы.

– Встать. Когда я спрашиваю – отвечаешь точно и по делу. Ясно? – Дождавшись слабого блеянья в подтверждение приема, Ахмет продолжил: – Кто был за пулеметом?

– Старшой по к-караулу, Аркаша М-ммент, рыжий такой.

– Это тот, который при входе на ваш базар стволы собирает?

– Д-д-да.

– Он знал, что по мне стреляет?

– Н-н-н-нет, ммы ему н-не ск-казали.

– Значит, вы меня вычислили, подняли кипиш – типа кто-то шарится. Старшему, что это я, не сказали. Старший меня застрелил, а вы труп бомбить напросились. Что, АПБ заметили?

– Д-д-дядя Ахме-е-ет…

– Заткнулся. Еще без спросу вякнешь – заткну. Повторяю: АПБ захотели?

– Да-а-а…

– Хуй на. Как отзываетесь, девочки?

– Анд-д-дрей.

– Ты?

– Миха.

– Так, Миха и Анд-дрей. Вы уйдете отсюда моими стукачами или останетесь здесь собакам. Кто хочет быть моим стукачом? Оба, значит. Молодцы. Стучать начнете прямо сейчас – мне нужны сведения, за разглашение которых Дом вас порвет. Это, ребятки, чтоб вы дружили еще крепче. Дается одна попытка. Начинаешь крутить жопой – стреляю. Миха, ты первый.

– Ну, это, КПВ. С хаслинской стороны. Это, он с весны не работает. Пружина крякнула. Пытаются, это, подобрать, а все равно. После второго выстрела, это, клинит.

Да, угадал парниша; Ахмет сдержал довольную ухмылку – информация была подходящей. За слив на сторону любой мелочи, касающейся боеспособности Дома, вздергивают без разговоров, так что один сел на крючок плотно. Оставался второй.

– З-з-з-заика, твоя очередь.

– Дядя Ахмет, я щ-щас н-ничег-го т-т-такого не знаю. Я т-т-т-т-тебе м-м-могу узнать, г-г-где Дом керосин берет.

…Ух как Миха зыркнул на своего приятеля! Э, похоже, дружок-то совсем расслабился и готов слить уже конкретный секрет. Это сейчас они вернутся, и Миха тут же побежит каяться. Хуиньки… Ахмет сорвался с места и мгновенно скрутил Миху, поставил на колени и заломил голову, выпятив горло.

– Складышок не потерял?

– Н-не… – Тот суетливо обшарил карманы, достал ножик и дернулся было протянуть его Ахмету. Тот сделал издевательскую морду:

– Режь, блондинка.

Андрюха вытаращился на Ахмета, побелел и затрясся.

– Быстро. Или меняешься местами с этим зассанцем.

…Однако. Да, молодежь растет… Заика на удивление быстро втянул сопли и почти уверенно перехватил горло своему впавшему в ступор приятелю. На это ушли, видимо, все его силы, и теперь он напоминал забитую баллонником мартышку – на пепельно-сером лице сопли и слезы смешались с брызгами крови, даже в темноте было видать, как размашисто трясутся губы. Пацан совсем ополоумел, и единственное, на что еще хватало контроля, – тщательно обходить взглядом сучащее ногами тело бывшего приятеля.

– Отошел.

Ахмет быстро обшарил еще подергивающегося Миху. Ничего полезного в карманах новопреставленного не нашлось, ни куртка, ни обувь ничего собой не представляли.

– Нож оботри и сюда брось.

Андрюха сомнамбулическими движениями выполнил команду. Да, паренек-то скисает на глазах, надо бы его встряхнуть хорошенько, чтоб все как следует уложилось в мозгах.

– С этого дня все, что ты узнаешь, – будешь докладывать мне. Или тому, кто покажет тебе этот нож. Меня ты не видел. Запомнил?

– Л-ладно…

Тут Ахмет, загодя набравший воздуха, рявкнул:

– А ну встал прямо! Ответ не слышу!

От его рыка в руинах кто-то шарахнулся по осыпающимся обломкам. Хотя почему «кто». Понятно кто, непонятно разве, почему только сейчас, – с последнего выстрела прошло никак не меньше пяти минут.

Андрюха, вытянувшись, испуганно покосился в сторону собачьей движухи; на его доселе напоминавшем слюнявого дауна лице появилась тень осмысленности. …Ага, отходит убивец наш. Блин, уж пугать начал, как слюни-то развесил; не, крепкий все же паренек. Каин, бля…

– Да, д-дядя Ахмет, я все п-понял.

– Бегом.

Повторять не пришлось – Андрюха дунул к своему Дому так, что за ним не увязалось ни одной собаки. Все они теперь были заботой Ахмета. …Ебаные твари, – непонятно о ком подумал Ахмет, – навязались на мою голову… АПБ и две трофейных волыны давали, конечно, возможность отмахаться даже от большой стаи – но на место убитых тут же сбегутся новые. Эти твари неплохо усвоили прямую зависимость урожая свежих трупов от интенсивности стрельбы. Так что начнешь палить из АКСа – готовься к усилению наката. А когда их набирается достаточно, им вполне по силам окружить и остановить человека – и если не на что будет влезть, не спасет уже ничто. …Надо же, бля. Проблема! Пройти-то осталось метров четыреста. Через музыкантов соваться – ну его на хуй, там уже караул напрягся, и пээнвэшки у них всегда рабочие. Как въебут всем караулом… Ладно, солью одну волыну школьникам. Во сука ночка – одни убытки…

У школьников всего два караула – оба на втором этаже, их расположение было хорошо известно Ахмету. Народу там жило много, но Дом был небогат и нормально не управлялся, пээнвэшек у них сроду не водилось. По той же причине сектора были расчищены кое-как, и Ахмету легко удалось незамеченым подобраться на дистанцию нормальной слышимости.

– Эй, в карауле! Слышь, школьники!

– Чего надо? Давай уебывай, а то щас из подствольника вмажу!

Ахмет ухмыльнулся – это был наглый блеф, надо же – из подствольника он вмажет, нищета школьная. Но сейчас было не время зубоскалить – надо договориться по-хорошему.

– Ты не узнал, что ли? Это сосед, из углового.

– Ахмет? Хули ты тогда по ночам вокруг Дома шныришь, сосед? Тебе делать не хуя? Давай пиздуй отсюда, нечего здесь шарахаться. – Караульный был прав по всем понятиям – в самом деле, шляться ночью вокруг чужого Дома было совсем не по-соседски.

– Вот я и пиздую. Слышь, сосед! Ты это, давай-ка по-соседски разойдемся. Я оставляю укорота, вот, видишь? – Ахмет поднял за ствол трофейного АКС-74У над кучей бетона и подсветил фонариком. – И прохожу по сектору, нормально?

На посту задумались.

– Лады. Но смотри, без гнилья, если че – порвем, никакие твои мины не помогут, понял?

– Ладно тебе, я просто домой иду. Никакой лажи. Ну че, выхожу?

– Давай. Огрызка брось подальше. Ага, вот так. Теперь у второй рожок отцепи и иди. И держи в разных руках, до края сектора, понял?

Оставалось сраных триста метров. Ахмет уже видел темный силуэт своего Дома. …Все. Бля, неужели я вернулся. Аж не верится… С обоих флангов доносились шорохи конвоирующих его собак, но Ахмет даже не думал о них – настолько незначительной мелочью казались они сейчас – передушит их голыми руками. Лучшим средством от этой чумы служили гранаты, однако уже не один год прошел с тех пор, как гранаты, особенно эфка или ргошка[34], стали не сказать чтоб совсем уж роскошью, но дефицитными и дорогими. Ахмету приходилось полагаться на АПБ и хладнокровие, в пассиве оставались сотрясение, все сильнее дававшее себя знать, и отбитые при падении ребра. Добравшись без приключений, лимит которых, видимо, без остатка исчерпали жадные базарные хлопцы, он с трудом преодолел собственноручно подготовленную полосу. Луну окончательно затянули низкие тучи, и Ахмет едва различал безопасный путь. …Ну че, бля, сам натыкал – самого и размажет, все по-честному. А хорошо натыкал, ай да я… Только бы какая дурная псина не ломанулась, а то как сейчас сорвет озээмку[35] – и кранты. Но собаки отстали задолго до разрушенного ЖЭКа – многие из них еще в щенячьем возрасте накрепко усвоили границы страшного места, куда лучше не соваться.