Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу - Ален Жобер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но этот город был восхитительным! Когда я закрываю глаза, я вижу Марсель. Он изменился, сегодня он совсем другой. Немцы взорвали Старый порт, где мы постоянно толклись. А уже после немцев остальное взорвали сами марсельцы. Я ездила туда впоследствии. Куда делся «Сжигатель волков»[37]? Это было кафе в Старом порту, где собирались все, особенно сюрреалисты. Там был поэт Артур Адамов, еще один русский, но пишущий по-французски. Он был бедным, таким бедным, что кто-то утверждал, будто он съел свой шкаф. Не знаю, как бы ему удалось разгрызть дерево, но так говорили. Он целый день торчал в «Сжигателе волков». Марсель Дюшан играл там с ним в шахматы, но с Дюшаном мы как раз разминулись. Я помню Пегги Гуггенхайм. Она уехала из Парижа при приближении немцев и укрылась на побережье. Она оставалась здесь до 1941 года и время от времени приезжала в Марсель. Она приходила в кафе и садилась на банкетку. Перед ней были бедные художники-сюрреалисты. Не все были знаменитыми, вовсе нет. И Пегги громко заявляла: «Я покупаю по картине в день!» Так оно и было. И напротив нее двое художников, совершенно ошарашенных, переглядываются и говорят вполголоса: «Но не у нас же!» Они сидели там и ждали, чтобы кто-то купил им кофе со сливками, – в то время пили кофе со сливками. Там были все!
(АЖ) Особенно все, кто хотел уехать, так ведь?
(ДВ) А все, все хотели уехать!
(АЖ) У вас самой не было желания бежать?
(ДВ) Абсолютно нет. Я хотела сражаться. Хотела остаться, чтобы жить и хитроумием побеждать обстоятельства. Я была очень политизированной. И я была не одна. Помню одного совершенно незнакомого парня, о котором, возможно, никто больше и не вспомнит. Его звали Муссо. Он был французом из Египта. Он все время проводил на Каннебьер[38], в «Сжигателе волков», в Старом порту и всюду твердил: союзники выиграют войну! Поверьте, тогда так считали совсем немногие французы. Все были скептиками, кроме молодежи моего поколения и, быть может, некоторых политиков. Я-то была в курсе всего, держала руку на пульсе. И я была согласна с Муссо, я думала точно так же.
(АЖ) Вы хорошо знали кооператив «Крокфрюи»[39].
(ДВ) О да, это была гениальная придумка. На улице Тринадцати лестниц. Уже одно название было целой программой. Это был марсельский кооператив, производящий подобие мармелада и служивший убежищем для множества беженцев из Парижа и много откуда еще. Идея пришла Сильвену Иткину, с которым я познакомилась в группе «Октябрь» и который тоже снимался в фильме Ренуара «Жизнь принадлежит нам». Как и во многих других фильмах Ренуара, Гремийона, Карне… Он был потрясающим актером и аниматором. За три года до этого, к Всемирной выставке 1937-го, поставил «Юбю закованного»[40] с декорациями Макса Эрнста и Жана Эффеля. Бежав в Марсель – он ведь был евреем, – Иткин продолжал заниматься театром и придумал этот невероятный кооператив около заставы Экса. Там из фиников и тертого миндаля изготовляли лакомство, получившее гордое название «золотистый фрукт». Вкус у этого эрзаца мармелада был отвратительный. Но в то время так считали не все: люди не привередничали, не очень обращая внимание на вкус и цвет. А фантики, в которые заворачивали эти сладости, были нарисованы Жаном Эффелем. Я-то этот мармелад не любила, но продавался он хорошо, так как был питательным. В «Крокфрюи» люди немного зарабатывали. Вас ни о чем не спрашивали: хотите работать – пожалуйста! Это, собственно, было не политическое убежище, а место выживания. И за счет этого мармелада жило много людей. Через «Крокфрюи» прошли художник Жак Эрольд, поэт Жильбер Лели, сестры Беллон, Янник и Лоле. А также певец Франсис Лемарк, братья Мулуджи и масса других людей – знаменитых и неизвестных. Вокруг этого кооператива было множество разных мероприятий! Например, Лео Соваж, который потом станет корреспондентом Figaro в Соединенных Штатах, создал театральную труппу, «Компаньоны Базош[41]». Там и играли, и пели. Кстати, кроме певцов, таких как Лемарк или Мулуджи, там было немало актеров: Сильви Батай, Пьер Брассёр, Жан Меркюр… Но я не могу назвать всех, кого-то точно забуду. Меня до сих пор поражает не только то, что среди нас было много евреев. Это было в порядке вещей, учитывая обстановку во Франции в то время. Но особенно то, что в этой молодежной компании в большинстве своем были бывшие ажисты[42].
(АЖ) Ажисты?
(ДВ) Да, члены организации Молодежных гостиниц. Это движение было настоящей молодежной революцией в годы Народного фронта. Походы, турбазы, автостоп, жизнь на воздухе, летние лагеря, дружеские отношения, завязывавшиеся то там, то здесь с молодежью, приехавшей отовсюду, – с ней вы встречались везде. Создавались невероятные связи, сохранявшиеся десятилетиями. Это было братство, настоящий коммунизм, какого не смогли построить большевики! В 1942 году, когда немцы оккупировали Марсель, всех раскидало кого куда. Иткин закрыл свой кооператив и отправился в ряды Сопротивления в Лион. Он занял там высокий пост, но его выдала девушка из его сети. Сильвена пытала, а потом казнила в лионском гестапо банда Клауса Барби, он совсем немного не дожил до Освобождения.
(АЖ) Получается, именно в Марселе вы познакомились с целой компанией людей искусства?
(ДВ) Самым захватывающим было проводить дни напролет с сюрреалистами. Особенно с Бретоном. Он был не только большим поэтом, но и очаровательным человеком. Бретон был мечтателем.
(АЖ) А как проходило время в Эр-Бель?
(ДВ) В Эр-Бель мы играли в разные игры. В «Изысканные трупы»[43] или в «Правду». Игра в «Правду» – это очень жесткая игра: вам задают скользкие, очень нескромные вопросы, и на них нужно отвечать без вранья. Это было по вкусу далеко не всем обитателям Эр-Бель.
Я общалась с Виктором Браунером, Эрольдом и Максом Эрнстом. Но больше всех меня интересовал Бретон. Он ко всему относился не так, как другие. Например, терпеть не мог музыку. Для него это был просто шум, какая-то бессмыслица.
(АЖ) Вы встречались с ним после войны?
(ДВ) Да, мы постоянно виделись. Когда он возвращался из Америки, я ездила встречать его в Гавр. Мы виделись до самой его смерти. Однажды я спросила его: «Андре, как так получилось, что мы никогда не ссорились? У вас же репутация человека, который со всеми ссорится». Он улыбнулся и сказал: «Дорогая моя Дина! Это потому, что мы видимся не так часто». А
