Повседневная жизнь Европы в 1000 году - Эдмон Поньон

В это время в Шалоне-на-Марне был епископом старый и мудрый Жебуан, который умер в 991 году. Он приказал привести Леутарда к нему, расспросил его, доказал всем присутствующим несостоятельность его псевдотеологических рассуждений. «Частично соблазненный народ» вернулся «полностью к католической вере». Несчастному деревенскому еретику не оставалось ничего другого, как признать свое поражение и ошибочность своей «честолюбивой демагогии». Надо понимать, что добрый Жебуан ограничился этим уроком; однако Леутард, освобожденный из-под стражи, вернулся к себе и утопился в колодце. Должно быть, повседневная жизнь уже не казалась ему достойной того, чтобы ее дожить.

Разумеется, ереси в каждом случае истреблялись в зародыше или в младенческом возрасте. Несмотря на это, они каждый раз находили доверчивых слушателей и души, готовые пренебречь тем, что проповедовали епископы, священники и монахи. Ведь эти «ереси» были не тем, что обычно понимают под этим словом. Речь идет не о христианах, которые спорили по конкретным вопросам действующей теологии; эти манихейцы, эти грамматики, благоговеющие перед Олимпом, были не христианами, а приверженцами другой религии. Правда, в случае Леутарда, его притворное знание Писаний может создать иллюзию ереси. Но могли ли его слушатели, чуть ли не ученики, принять за христианина человека, который начал свои проповеди с того, что разбил распятие?

Обращение к вере в святого Бенедикта

Итак, ты имеем дело с довольно серьезной гипотезой. Постараемся ее доказать.

Некий крестьянин из Шатильона, деревни, принадлежавшей аббатству святого Бенедикта на Луаре, позволил себе работать в праздник своего святого покровителя: он вез домой телегу, груженную сеном. Для него это кончилось плохо: огонь небесный пожрал весь воз, волы, лишенные упряжи, разбежались. Крестьянин пообещал никогда больше так не делать, и после этого удовлетворенный Бенедикт взял его под свое покровительство.

Случаев такого рода очень много в «Чудесах святого Бенедикта». Данный анекдот помещен в главу XII книги V, составленной, как и предыдущая и две последующие, монахом Андре из Флёри около 1050 года. Еще пример: история некоего «зажиточного человека», жившего в Блезуа и имевшего земли «в угодьях святого Бенедикта». Хотя он и был богат, но не был сеньором: мы увидим, что он сам обрабатывал свое поле. Это был зажиточный крестьянин, хорошо обеспеченный сельский житель, и автору это не кажется чем-то необычным. 9 июля, в день, когда отмечают годовщину перенесения мощей святого в город Флёри-на-Луаре (носящий поэтому имя Сен-Бенуа), священник, к приходу которого принадлежал Виней, призвал свою паству отпраздновать святой день, воздерживаясь от какой бы то ни было работы. Это не пришлось по душе нашему крестьянину, потому что у него как раз в это время, в начале лета, созрел хлеб. Перед дверьми церкви он крикнул, что плюет на святого Бенедикта, и послал своих домашних на уборку. В конце дня он вновь собрал их, но не затем, чтобы дать им отдохнуть, а затем, чтобы показать свое презрение и ненависть к святому. Он схватил левой рукой пучок колосьев, который странным образом вырывался и сопротивлялся; правой рукой он попытался срезать их серпом. При этом он богохульствовал: «Посмотрим, сможет ли этот Бенедикт одолеть меня или кого-нибудь другого!» Он перестарался: серп соскользнул, и его «зубчатая пластина» отрезала крестьянину левую руку. Он упал замертво. Затем огонь уничтожил его урожай, телегу, скот, и его близкие вернулись домой почти нагишом.

В районе Тура в другой праздник святого Бенедикта, приходившийся на 4 декабря, некто по имени Готье также отказался от празднования. Ему явилось «видение» и велело прекратить работу, он отказался и был засыпан землей.

Даже в начале XII века автор восьмой книги «Чудес святого Бенедикта» Рауль-Ле-Туртье записывал аналогичные истории. Ясно, что эти крестьяне, как позже сапожник Лафонтена[108], считали, что праздники их разоряют. Некоторые из них прямо говорили, что каждый день приносит свой хлеб.

Эта причина хорошо все объясняет, но она не единственная. Она, например, недостаточна для того, чтобы объяснить богохульственную язвительность богатого фермера из Винея. Она также плохо объясняет упорство авторов и их детальные описания ужасающего возмездия. В этих историях, предназначенных (через посредство монахов и священников, способных их прочитать) для простого народа, которому их должны были рассказывать, — в этих историях на самом деле идет борьба с реальными скептицизмом и враждебностью, которые крестьяне выказывали по отношению к святому Бенедикту. Именно поэтому виновный будучи наказан неизменно кается, становится страстным почитателем святого и получает его действенное покровительство. Речь шла о том, чтобы привязать к этому великому представителю христианского мира людей, которые откровенно не желали ничего о нем слышать.

Андре из Флёри предваряет свой рассказ о крестьянине из Шатильона-на-Луаре и его телеге с сеном весьма показательным небольшим замечанием:

«Грубая крестьянская натура, хотя и участвует своей полуязыческой душою в культе, установленном святым учением, позволяет себе по причине нравственной слабости считать ненужными и необязательными правила, установленные в честь святых».

Полуязыческая душа — semipaganum animum. Слово сказано.    

Галльское язычество

В галло-римскую эпоху христианство смогло завоевать только галльские города и аристократию из числа крупных землевладельцев, которые были тесно связаны с завоевателями и возведены ими в высший класс «сенаторов». Крестьяне, подчиненные хозяину земли, называвшейся «pagus» (что означает «деревня» или сельская местность), обозначались словом «pagani»; это слово вскоре стало также использоваться для обозначения всех тех, кто подобно им сохранил приверженность к древним культам. Слова «язычник» («paien»), «крестьянин» («paysan») происходят во французском языке от одного корня.

Хлодвиг[109] и франки подчинили себе Галлию, но они были слишком немногочисленны, чтобы повсюду вытеснить местную аристократию. Они жили за ее счет, но в конце концов смешались с ней. Смешанные браки были, без сомнения, частым явлением. И поскольку победителями были франки, они и задавали тон. С той же скоростью, с какой они перенимали римские обычаи, галльские аристократы перенимали обычаи франков. Наглядной иллюстрацией этому является тот факт, что галлы стали носить исключительно германские имена. Галльское крестьянство было окружено, подчинено и в большей или меньшей степени эксплуатировалось хозяевами, которые в их глазах могли выглядеть иностранными оккупантами. И именно религией этих оккупантов меровингские апостолы пользовались для того, чтобы управлять страной.

Так во что же верили раньше эти pagani, эти крестьяне, эти язычники? Судя по всему, они не исповедовали: такую же структурированную религию, как католицизм, имеющий свои догматы и свою литургию. Рим цезарей, придя в Галлию, начал с того, что, вопреки своему обыкновению принимать богов завоеванных народов, в которых римляне без труда узнавали своих богов, в данном случае ополчился на богов галлов и их служителей друидов. Древняя галльская религия, представляющаяся теперь возвышенной и прекрасной и восходящая к доисторическим временам, к эпохе неолита, в которую были построены менгиры и дольмены[110], то есть относящаяся ко временам, предшествовавшим завоеванию страны кельтами, — эта религия со времен Цезаря ушла в подполье. Больше не было публичных отправлений культа, не было больших собраний людей, во время солнцестояния сходившихся со всей Галлии к возвышенным местам, из которых наиболее известной была гора Томбе, впоследствии названная горой святого Михаила. Больше не было и друидов, или, по крайней мере, передавая свою традицию от отца к сыну, они все менее становились похожи на священнослужителей и превращались в деревенских колдунов. И одновременно с ними изменялось и деградировало представление о Божественной Сущности.

Почти 30 лет назад Анри Донтанвиль в своей замечательной книге «Французская мифология» доказал, что эта Сущность имела имя, вернее, два имени, потому что это были Отец и Сын. Отца звали Белен, по сути своей он был тем же, что и Аполлон, великим божеством Солнца, которому изначально поклонялись все праиндоевропейские народы. Сын считался находящимся ближе к земле; он был связан с камнями, деревьями и водоемами. Его имя было Гарган.

Если даже говорить только о территории Франции, то там можно найти много мест, названия которых этимологически связаны с именами Белена и Гаргана. В зависимости от фонетических особенностей местных говоров, эти названия звучат как Балан, Блезм, Бельфэ (дерево Беля), Монтбелер (гора Беля), Бален, Блэн, Баллон, Корблен (камень Белена), Бленвиль (город Белена), Бельмонт, Монтбель… Вспомним также, что существовали древние галльские крепости Горгобина и Герговия; Геранда, замок Горгон, реки Горганна, Горгонна, Гаргонна, Гаргонда; возвышенности Гаргатта, Жаржатта… Нередко оба имени соседствовали, и — что, возможно, даже более важно, — неподалеку от мест, имена которых были связаны с Беленом, до сих пор рассказывают — или совсем недавно рассказывали — народные легенды, герой которых — великан, и имя его чаще всего Гаргантюа.