Психиатрическая лечебница - Максим Диденко

а санитар за ними вновь защелкнул замок на воротах. — Нужно торопиться. Она здесь. Я это чувствую!

Глава 19

Юля открыла глаза, проснувшись от какого-то легкого одиночного звука. Чем ближе было утро, тем более чутким был ее сон.

Первые лучи солнца уже освещали ее комнату. Она задумалась о своем положении здесь. Пыталась понять причину особого отношения к себе: личная комната, не похожая на больничную палату, пускай и довольно скромная, мягкая постель, возможность смотреть в окно, вместо разглядывания «мягких» стен. Все ли постояльцы этого «отеля» имеют те же условия?

Ей необходимо было настроить себя на позитивную волну. Понятно же, что новый день не принесет никакой радости, если она сама об этом не позаботится, а повесив нос можно саму себя раньше срока уложить в могилу. Но держать под контролем свои негативные эмоции, которых было в десяток раз больше, чем позитивных, удавалось с большим трудом.

Встав с постели и потянувшись, она посмотрела в сторону выхода, подошла ближе и прислушалась. По ту сторону железной преграды была полная тишина. Ее по-прежнему тревожил звук, разбудивший ее несколькими минутами ранее, и она осторожно толкнула дверь рукой. Та со скрипом открылась.

«Вау, меня уже никто не охраняет, и я вольна сама покинуть комнату, когда захочу? Да вы меня балуете, доктор Высоков, это может вам аукнуться» − подумала она, выглянув в коридор. За дверью уже не стоял санитар, встретивший и проводивший ее вчера в общую залу.

Воспользовавшись отсутствием контроля, Юля решила получше осмотреться.

В коридоре не было никого и ничего. Пусто было и за столом на посту дежурного, если не считать кипы исписанной бумаги и уже знакомых ей картонных папок на тряпичных завязках. Длинный коридор, который в одном направлении заканчивается тупиком, а в другом лестницей имеет еще несколько комнат с такими же металлическими дверьми, как те, что закрывают отведенное для нее помещение. Осторожно потянув за рычаг окошка одной из них, она заглянула внутрь — комната оказалась пуста. Проделав то же самое с остальными комнатами, кроме последней, она решила, что на всем этаже является единственным «жильцом». Но ошиблась. За окошком крайней от лестницы двери была иная ситуация, отличавшаяся от всех остальных: смятая постель, на столике около нее лежала книга, короткий сточенный карандаш, несколько исписанных листов бумаги и других личных вещей. «Хорошо, значит, не у меня одной есть кое-какие привилегии здесь, если только они не по обычной невнимательности забыли запереть мою дверь, как это было прошлым утром, − думала она. — И я, мне кажется, догадываюсь, чья это комната».

Подойдя к лестнице, она ощутила какой-то голос, чей-то зов, но не понимала откуда он исходит; да, именно ощутила, а не услышала, хотя объяснить это, спроси кто-нибудь, что это означает, она бы не смогла. Оглядевшись по сторонам и никого не встретив взглядом, она пошла дальше. Стоя на лестнице, которая, если двигаться вверх, вела на третий этаж, к тому месту, где ее держали первые сутки. Она не видела других помещений на том этаже, потому как была без сознания, но, закрыв глаза, пыталась представить все интерьеры, воображая, будто идет по коридорам и заглядывает за каждую из дверей. В этом ей помогал еще не растаявший в памяти рисунок плана всего здания, что висел на стене архива. «Вчера… нет, дня три прошло. Черт, сколько же я здесь нахожусь?»

Она пыталась понять, сколько времени прошло с того дня, как ее упрятали в это место, но не могла. Течение времени здесь смазывалось, было совсем иным. Оно не ощущалось. А если оценивать со стороны, глядя на всех находившихся здесь людей, то для них жизнь здесь была одним долгим днем, или же сном, в котором по ощущениям их участие в этом сне, как и в реальной жизни, было лишь косвенным. Они все выполняли порученные им задачи, играли свои роли в большом спектакле, а выгоду из всего этого имел лишь тот, кто собрал здесь всех этих актеров. Но кто он, этот безумный режиссер? А кем себя видят эти люди? Они спят, но не понимают этого? Или понимают, но не способны что-либо сделать? Кто способен полностью контролировать себя в своих ночных грезах? Зачастую люди лишь повинуются какому-то сюжету сна, выстроенному, возможно, мозгом хозяина… А может, все они создаются кем-то извне?

«Если же кто-то, кто бы это ни был, имеет силу контролировать разум этих несчастных людей, в том числе и мой, где гарантия того, что все известное мне также не является навеянным кем-нибудь видением?»

Совсем потеряв счет времени, какой бы то ни было страх и осторожность, ее полностью поглотили мысли о чем-то новом для нее. Ей казалось, будто бы те выводы, к которым она пришла, гораздо важнее всего того, что она знала прежде. Что это − новый мир, новый для нее, и прежним он уже не станет.

«Чей это голос? Что ему от меня нужно?» − думала она про себя, глядя на уходящие вниз ступени, которые с каждым новым двадцатисантиметровым провалом уползают в темноту. Последняя ступень лестницы уже полностью была погружена во мрак.

Юля сделала первый шаг вниз. Затем второй, третий, и тот участок лестницы, что секунду назад был в тени, уже виден, но за ним шел следующий, по-прежнему темный, манящий. Она ощущала непреодолимую тягу спускаться ниже и ниже, но что ждет ее впереди — не знала.

Когда первый лестничный пролет закончился, она свернула влево и продолжила путь, ступая вперед уже почти не видя перед собой ничего. В конце второй лестницы в охватившем все полумраке была дверь, кроме которой, казалось, совсем ничего нет. Тяжелая деревянная дверь с железным ржавым засовом и свисающим с него блестящим навесным замком. Замком, который оказался не заперт!

Юля, словно очнувшись ото сна, быстро заморгала и обернулась на темную лестницу позади себя. Никого нет. Все тихо.

Она сняла замок и, протянув руку к засову, замерла. Ей больше всего на свете хотелось сейчас открыть эту дверь, даже не понимая для чего все это нужно, что она здесь делает и какова цель, самое главное — открыть дверь и приблизиться к такому желанному зову, облачиться в него, стать единым целым с этой силой.

− Да что за хрень? — вдруг произнесла она, в очередной раз осознавая, что мысленно улетает куда-то вдаль, и в такие моменты вообще перестает себя контролировать. — Что же это со мной?

Вернувшаяся простреливающая боль в висках время от времени