Седьмая жертва - Александра Маринина

– Х-хочешь, ф-фокус покажу? – предложил он, клацая зубами от холода.

– Валяй.

Зарубин набрал в грудь побольше воздуха и заорал:

– Помогите!

Настя испуганно схватила его за руку.

– Ты что, очумел? Сейчас народ набежит.

– Посмотрим, – глубокомысленно заявил оперативник и усмехнулся, скривив замерзшие губы.

Народ не набежал. Через пять-семь секунд на углу появился мужчина, шедший по Новорязанской улице в сторону вокзала. Он кинул рассеянный взгляд в переулок, скользнул глазами по Насте и Сергею и невозмутимо прошествовал дальше.

– Отсюда кричали, я тебе точно говорю, – послышался возбужденный девичий голос с той стороны, куда удалился прохожий. – Из переулка. Пошли быстрее.

Зарубин потянул Настю за руку.

– Давай сюда быстренько, – шепнул он, увлекая ее в пространство между двумя стоящими троллейбусами.

Голоса приблизились.

– Да нет здесь никого, тебе показалось. Видишь, пусто, – теперь говорил юноша.

– Но кричали же…

– Ну пошутил кто-то. Ты что, не понимаешь? Три вокзала рядом, шпана всякая шляется, алкаши, бомжи. Напились и орут. Пойдем.

Парочка тоже удалилась. Больше не подошел никто. Зарубин вышел на тротуар и многозначительно ткнул пальцем в воздух.

– Поняла, Настасья Павловна? И так здесь всегда. Спрятаться можно хоть во дворик, хоть между троллейбусами, если пожар. А можно и вовсе не прятаться, а спокойно выйти на Новорязанскую и пойти в собор помолиться за упокой души невинно убиенного. Покойничек тут не меньше полутора часов пролежал, пока его не нашли.

– А кто нашел? – поинтересовалась Настя.

– Те, кто до сортира не добежал, – хмыкнул Сергей. – Поздненько ввечеру.

Снимки посмотришь?

– Откуда у тебя? – удивилась Настя. – Неужели у вас эксперты такие добрые?

– Добрых экспертов не бывает, бывают сообразительные опера. Кто может мне запретить пользоваться собственным фотоаппаратом?

– Когда ж ты успел и пленку проявить, и фотографии напечатать? Ночью трудился?

– Ну прямо щас, – фыркнул он, – бегом бежал ночью-то не спать. Тут в десяти минутах ходьбы магазин «Кодак», за полчаса все делают. Пока ты сюда ехала, я им пленку сдал. На, любуйся.

Настя, сгорая от любопытства, схватила пакет с фотографиями. На цветных глянцевых снимках запечатлено тело мужчины, лежащего лицом вниз. Она недоуменно подняла глаза.

– Слушай, неужели такие приличные мужики ходят по улицам без документов?

– С чего ты взяла, что он приличный?

– Одежда… Не рвань, не старье. И волосы пострижены аккуратно. Может, он живет где-то поблизости и выскочил на минутку в магазин? – предположила Настя.

– Ты, прежде чем выдумывать, остальные снимки посмотри. Тогда у тебя вопросов еще больше будет, – пообещал Зарубин, дуя на руки.

На других фотографиях тело уже перевернули, и можно было разглядеть лицо.

Чисто выбритое, отечное, болезненное, оно никак не могло принадлежать человеку, ведущему здоровый образ жизни. Да, верно говорят, как ни одевайся, а вся твоя жизнь на лице написана, даже если ты уже умер.

Вот еще одна фотография. Лежащая на земле записка, рядом с ней денежные купюры. Три по сто долларов. Текст записки предельно лаконичен: «Это деньги на мои похороны. Надеюсь, вы постесняетесь их присвоить». Буквы крупные, округлые, стоящие отдельно одна от другой.

– Ничего себе! – протянула Настя. – Это как же понимать? Совершенно одинокий бездомный бродяга чистенько оделся, побрился, помылся и пошел за смертью, словно за сигаретами в киоск? Если бы у него был дом и семья, он не носил бы деньги на похороны с собой. Согласен?

– Угу, – буркнул Сергей, высунув нос из сложенных ладоней. – Ты дальше смотри, там немного уже осталось.

На последних фотографиях крупным планом были изображены игрушечные рыбка и человечек. При этом человечек был наполовину засунут рыбке в пасть, только ноги наружу торчали.

– А этот шедевр монументальной скульптуры находился непосредственно на теле усопшего, – прокомментировал Зарубин. – Все, Настасья, если ты насмотрелась на место происшествия, пошли куда-нибудь, а то я прямо сейчас сдохну от холода.

Через три минуты они уже пили нечто горячее под высокопарным названием «кофе черное» в крошечной забегаловке, расположенной тут же рядом. Столов в забегаловке не было, их заменяла тянущаяся по всему периметру помещения панель. Предполагалось, что посетители, взяв у стойки свою еду, могут и постоять, причем стоять они будут лицом к стене, а друг к другу либо спиной, либо в лучшем случае боком. Что ж, может, оно и неплохо. Кроме продавца, Насти и Зарубина, здесь не было ни души. Отпив несколько глотков из пластикового стакана, Сергей вновь подошел к прилавку и стал изучать меню.

– Съем-ка я, пожалуй, пару сосисок с жареной картошкой и салатик, какой тут у тебя посвежее, – обратился он к стоящему за прилавком чернявому пареньку.

– Салаты все свежие, – гордо ответил паренек. – Вам какой?

– Ну давай тогда один картофельный и один с креветками, – милостиво согласился Зарубин.

Он принес тарелку с сосисками и картофелем и две упаковки с салатами и с жадностью накинулся на еду.

– Пора жениться, кажется, – деловито сообщил он Насте результаты своих размышлений, – а то завтраком никто не кормит. Семейные мужики спокойно до двух-трех часов дня работают, пока не проголодаются, а я уже к одиннадцати утра не человек, за корку хлеба родину продам. А ты поесть не хочешь?

– Нет, спасибо, – отказалась она, прихлебывая маленькими глоточками довольно противный на вкус «кофе черное».

– Зря. Здесь меню обширное, не смотри, что заведение невзрачное. Пельмени аж трех видов, котлеты, гамбургеры, опять же сосисочки мои любименькие с картошечкой. А салатов вообще чертова уйма, штук: пятнадцать разных. И цены вполне человеческие. Если я рядом бываю, всегда сюда заскакиваю поесть.

Быстро, вкусно, дешево. – Зарубин слегка повысил голос, явно стараясь, чтобы его услышал паренек за прилавком. – Жаль только, вчера не зашел. Тут за углом мужика вчера грохнули, милиции понаехало выше крыши.

– А тебе-то что? – презрительно бросила Настя, вступая в игру. – Милиции давно не видел? Или покойников?

– Много ты понимаешь! – возмутился Сергей. – Быть в гуще событий – первейшая заповедь любого журналиста. А вдруг его бы грохнули как раз в тот момент, когда я мимо проходил бы? А потом я тихонечко наблюдаю за работой приехавших стражей порядка и вижу своими глазами, что половина из них пьяные, что им нужно делать, они не понимают и матерятся чаще чем через слово. И выдаю материальчик – пальчики оближешь. А еще лучше, если я выступаю свидетелем, а меня начинают подозревать, задерживают, грубо допрашивают, может быть, если повезет, даже бьют и отправляют в кутузку вместе с убийцами и ворами. Вот тогда я бы им все выдал, сукам! Я бы их на всю страну ославил, гадов, за то, что они меня…

– Уймись, – недовольно сказала она, – я эту историю слышала сто пятьдесят раз. Давно забыть пора, а ты все планы мести вынашиваешь.

– Я на тебя посмотрю, когда с тобой так… – кипятился оперативник.

– Со мной так не будет и быть не может. Потому что я умная взрослая женщина, а ты пацан зеленый и дурак. И потому вечно влипаешь во всякие неприятности. Пойди лучше сосиску мне принеси, она, кажется, и в самом деле не противно пахнет.

Боковым зрением поглядывая на паренька за стойкой, Настя видела, что он уже горит желанием поделиться впечатлениями, но не хочет и не может (и правильно делает) вмешиваться в разговор посетителей; За такое в два счета вылететь можно. Вокзал – место особое, а уж территория, на которой этих вокзалов целых три, просто-таки отдельное государство со своими законами, парламентом и силовыми ведомствами. На вокзалах есть, естественно, пассажиры, то есть те, кто сначала очень хочет уехать, а потом ждет поезда.

Соответственно этому там работают те, кто подсовывает поддельные билеты, и те, кто изымает багаж. А также те, кто помогает скоротать время до поезда при помощи разнообразных игрищ азартного или сексуального плана. Кроме того, на вокзалах существуют не только те, кто уезжает, но и те, кто приезжает.

Для обслуживания этой категории населения предназначены носильщики и водители транспортных средств, которым «милостиво разрешено» за определенное вознаграждение топтать своими грязными ботинками территорию вокзала и зарабатывать честным трудом деньги. Есть и совсем особая категория приезжающих пассажиров, которых непременно надо встречать, ибо они везут «товар», причем встречать так, чтобы это как-то не бросилось в глаза ни посторонним, ни тем более милиции. Ну и разумеется, на вокзалах есть постоянные жители-обитатели, с которыми тоже нужна строгость. И понятно при таком раскладе, что случайный человек ни на самом вокзале, ни вокруг него работы себе не найдет, все места давно заняты людьми проверенными и доверенными, которые будут вести себя подобающим образом и в случае чего не стукнут куда следует.