Ной и его сыновья - Александр Абрамов

Вернись Смотритель в Службу со своими нынешними…

(а не полученными при выходе в прошлое)…

знаниями о допотопной эпохе, тотчас принесенная им картинка будет расписана по минутам, зарешечена координатной сеткой, и не останется в ней ни одного «загадочного» момента. Загадочного для Службы, разумеется. Отработанный материал — в архив. Техникам — директива: налаживайте аппаратуру для еще более глубоких бросков. Грядущим Смотрителям…

(если кому-то зачем-то придется вновь выйти в допотопное время)…

будут вручены наиполнейшие знания и подробнейшее руководство к действиям. Ура!

Сладостные мечты отравленного угарным газом мозга.

Идущий ощупью…

(в переносном смысле)…

в кромешной тьме…

(без всякого переносного смысла, увы: света никто не зажигал, берегли воздух)…

Смотритель, не уверенный в следующей минуте, начал всерьез думать об аварийной эвакуации из этого опасного для жизни времени. Логика имела место; если эта — финал, если финал — не странствия Ковчега под ливнями Потопа…

(то есть точно — по Мифу)…

то на кой черт Смотрителю дожидаться такого финала? Нужен ли он Службе — задохнувшимся?..

Впрочем, мысли эти несли все же теоретический флер, потому что Смотритель — не только и не просто смотрящий, но, главное, — действующий персонаж любого Мифа Истории…

(действующий за кулисами его)…

а значит, не только имеет право, но и обязан вмешаться в ход Мифа, дабы он (ход) точно соответствовал ему (Мифу). Но вмешиваться, знал Смотритель, можно лишь тогда, когда понимаешь абсолютно точно: он (ход) ведет к слому, который изменит Миф. А до абсолютного понимания — ждать и гнать от себя вредные мысли, пусть даже и с теоретическим флером.

Минута…

Еще одна…

Дышать невозможно!

Не дышать — тоже.

Глаза не открыть — дымно…

Да и зачем открывать — что нового увидишь?

Если бы это время было кем-то уже исследовано…

(расписание по минутам, координатная сетка, ничего загадочного)…

то Смотритель знал бы точно, что и когда должно произойти. Для минимизации риска. Хотя смерть даже в насквозь изученном времени — явление крайне прискорбное, история Службы знает такие прецеденты. И со Смотрителями, и с техниками, и даже с туристами. Погибает человек по незапланированной нечаянности или по собственной глупости — это полбеды. Можно спасти, «отмотав» события на несколько минут назад и предупредив гибель. А если он был один и погиб без свидетелей? Приходится его искать в полной бескрайности, начиная с той точки в пространстве-времени, откуда он последний раз выходил на связь, или того хуже — с момента прибытия в «поле». А где искать Смотрителя? В районе пожара, о котором Истории пока неизвестно?..

На улице давно было тихо. Ни криков, ни стонов, ни кашля. Все живое берегло дыхание. Казалось, что мир за окном уже умер, как и положено сюжетом Мифа. Удивительно — жалко не было. Пропади все пропадом!

Как забавно (тот ли это термин?) начинает относиться к действительности человек, сражающийся с ней (с действительностью) за свою жизнь…

И все же слушал, слушал, слушал… (сквозь кашель собственный и всех членов немалой семьи Ноя)…

тишину за окном: а вдруг…

И вдруг…

Все-таки интуиция, шестое из десятка чувств, которыми должен обладать Смотритель, не подвела. Не зря он сконцентрировал все внимание на слухе. Тишина была нарушена какой-то низкочастотной вибрацией, усиливающейся с каждой секундой. Звук доносился откуда-то сверху. Смотритель собрался с силами, поднялся с пола, подошел, пошатываясь, к окну и распахнул его, не обращая внимания на протестующее мычание Ноя: он был странно уверен в правильности своих действий. Вибрация превратилась в низкий гул, это уже услышали все, подняли головы, заинтересованно смотрели поверх тряпок сощуренными слезящимися красными глазами. Смотритель взглянул на небо — оно было привычно серым, чуть темнее, чем всегда, из-за смога. Везде, кроме одного фрагмента, окрашенного в неожиданно розовый цвет.

— Что это? — просипел Ной, у которого еще остались силы на удивление.

— Это спасение. Спасение и гибель. — Смотрителю изо всех сил хотелось верить в то, что все именно так, как он и предполагает, иначе не имело смысла вообще верить во что бы то ни было.

— Хранитель… ты даже сейчас говоришь загадками… — Ной закашлялся.

— Тише. Береги дыхание. Уже скоро.

Он неотрывно следил за тем, как кусочек неба все розовеет и розовеет и эта розовость разрастается, увеличивается в размерах, дышит, пульсирует, живет. Он смотрел на этот свет и понимал, с какими чувствами моряки ловят глазами пляшущее пятнышко маяка во время бури.

Розовое пятно расплывалось все быстрее. Уже красное в середине, с начинающей проглядывать яркой белой точкой в самом центре красного и с серой рваной каймой по краям, оно занимало добрую половину неба. Ничего подобного никто из шумеров никогда не видел, и поэтому, позабыв про удушье, члены семьи Ноя сумели подняться, подойти к окнам и во все глаза следили за разворачивающимся в небе праздничным…

(ах, какое неуместное слово!)…

цветовым танцем.

Белая точка тоже росла, не было сомнений, что именно она — причина танца.

Гул перерос в грохот, грохот в шипение, шипение в свист.

Увлеченные нежданным…

(и уже казавшимся вполне уместным — праздничным)…

спектаклем люди даже не заметили, что стало легче дышать.

Только Сим вдруг тронул за плечо Смотрителя и молча показал пальцем на его волосы.

Ну шевелятся от ветра. Что удивительного-то?

От ветра!

Это потом, когда он вспоминал поэтапно, посекундное весь этот «перелом сюжета», ему было ясно, что громадный метеорит, столкнувшийся в тот день с Землей, падая, проходя сквозь водную мантию атмосферы под неблагополучным с кинематической точки зрения углом, сильно разогрелся, вскипятил огромную массу воды. А уж эта вскипевшая вода, которая, как и полагается теплоемкому веществу, передала его красное свечение на экран неба, и нагрела прилегающие воздушные слои до нестандартных по тогдашним метеорологическим меркам величин.

Как следствие — разница давлений и — ветер.

Впервые в истории Земли!

Ветер усилился, позволяя свободно, с облегчением дышать. Люди с изумлением рассматривали качающиеся деревья, трепещущую одежду, путающиеся волосы. Было страшно и весело — одновременно.

Сквозь шум (шум!) ветра (ветра!) донеслись истошные крики обезьян — животные предчувствовали что-то, что человеку, умеющему воспринимать только поверхностные впечатления, было невдомек.

А белая яркая точка в центре бури все увеличивалась в размерах, и становилось понятно, что она приближается. Не только Смотрителю, который знал. Но и всем жителям Ис-Керима, высыпавшим на балконы домов, выглянувшим в окна.

Белая точка, достигнув апогея яркости, начала вытягиваться в горизонтальной плоскости и менять цвет. Скоро стали различимы две части — ядро и хвост. Ядро — собственно камень, заблудившийся на космических тропинках, а хвост — шлейф перегретого пара, следствие повреждения защитной водяной оболочки.

Как далек тогда был Смотритель от научных толкований происходящего! Он, как и все шумеры, как и все жители полушария, из первого ряда наблюдал одно из самых впечатляющих и трагических событий в истории Земли. Он знал его исход. Но — се человек! — ему в эти мгновения было просто чертовски интересно…

Наступил пиковый момент. Водная мантия устала сопротивляться разрушительному движению метеорита и лопнула.

На небе растекся огромный круг, подобный тому, что возникает на воде из-за брошенного камня, только здесь камень не утонул, а — наоборот — вылетел из воды. В проеме, проделанном камнем, показался черный космос с искрами звезд — еще одно не виданное никем из землян диво. Разверзшееся небо, еще почему-то продолжавшее светиться остатками розового, не сомкнулось обратно, а, напротив, — прореха стала расширяться, величественно бурля облаками и обнажая все новые и новые подробности устройства Солнечной системы в частности и галактики в целом.

А что же камень?

А он, сокрытый внезапно сгустившейся ночной темнотой, с воем пролетел высоко в небе и через бесконечно…

(показалось)…

долгое время где-то упал, заставив землю содрогнуться.

Неведомое количество баллов по малопонятной Смотрителю шкале Рихтера тряхнуло дом Ноя так, что на толстых стенах образовались широкие трещины. Но дом выдержал. Пока.

— Бежим отсюда! — крикнул Смотритель.

Не ему одному пришла в голову идея выбраться под открытое, пугающее своей яркостью небо — из дома, грозящего развалиться, даже несмотря на изрядный запас шумерской прочности. На улицы выбежали практически все жители города. Кроме тех, чьи жилища оказались чуть слабее, чем дом Ноя. Увы, но таких было слишком много. Больше половины домов только на улице Со разрушены до основания. Из-под каменных груд доносились крики еще живых людей…