Ковентри возрождается - Сью Таунсенд

— Пойдем завтра навестим Джефа, — обратилась ко мне Додо. — Завтра ведь воскресенье?.. Да, и отнесем Джефу цветов.

— Завтра брат прилетает, я хочу его встретить, — сказала я.

— Успеем и то, и другое. — Додо сжала мне руку, и мы вошли в столовую.

Весь обед собравшиеся заставляли Додо рассказывать смешные истории про Картон-сити. Почти все, что она говорила, было неправдой. Я редко смеялась вместе со всеми. Ничего забавного в Картон-сити нет. Он вполне реален.

Известный политик задал Додо вопрос, который я мечтала ей задать с самой первой встречи.

— Почему я живу в Картон-сити, а не в этом доме? Что ж, давайте разберемся.

Она долго не отвечала, мы ждали; наконец она сказала:

— Мне было бы невыносимо жить в этом доме; Кэролайн надевает резиновые перчатки, перед тем как вытереть собственный зад, так ведь, Кэролайн?

— Я не могу понять, как... — Кэролайн плотно сомкнула губы.

— Так или иначе, — продолжала Додо, — официально я все еще ненормальная; меня разыскивает полиция.

— Своим присутствием она нас всех компрометирует, — сказал Ник, — особенно вас, Поджер. Если пресса...

Поджер склонился над столом; его локоть пришел в соприкосновение с ломтиком плода киви, одиноко лежавшим на шестиугольной тарелке, но никто не стал предупреждать его об этой опасности; он был чересчур важной персоной.

— Почему вас разыскивает полиция, Додо?

— Потому что я убийца.

Общий вздох изумления чуть не задул все свечи.

— Я убила Джефа.

— Перестань выкобениваться, Додо. Следователь сам сказал, что Джеф погиб от несчастного случая... Господи! У кого не лопнет терпение от такой сестры?

Ник взывал к сидящим за столом, но все смотрели на Додо, ожидая новых откровений.

— Джефа убил тот чумной кот, — растягивая слова, сказала Кэролайн. — Этот кот и на свет появился, чтобы Джеф умер.

Додо хлебнула шампанского и сказала:

— Да, на самом деле мне надо было убить кота, я сделала неверный выбор.

После этого все, кроме меня, расслабились. Я по-прежнему была в напряжении после мучительных раздумий о назначении многочисленных вилок и ножей. Да еще артишоки и полоскательницы для рук. Да шутки. Да намеки. Мне было душно от страшной, страшной близости к известному политическому деятелю. Кое-какие интересные разговоры я все-таки слышала. Они на многое открыли глаза. Это было Злословие с большой буквы. Если верить собравшимся, все епископы и начальники полиции — фигляры; член королевской фамилии нюхает кокаин; судьи — «старые маразматики»; высшие чины армии, воздушных сил и флота — соответственно «не в себе», «психопат» и «хлюпик-подлипала»; а любовница Поджера сейчас в Лос-Анджелесе, где у нее из бедер и коленей отсасывают жир, чтобы она могла носить новомодные короткие юбки.

За кофе одна из приглашенных, Аманда, спросила:

— Поджи, когда вы со своими помощниками проявите здравый подход к безработным?

Я вздохнула с облегчением.

— Вы же сами их портите, дорогой, тем, что вкладываете все эти деньги прямо им в чумазые ручки. Нечего удивляться, что они не желают работать. Кто бы пожелал на их месте?

— Чушь! — Это сказала Додо.

— По-моему, не чушь, Додо. — Аманда улыбалась. — Почитайте-ка объявления о найме на страницах «Таймс». Полно всякой работы, стоит лишь захотеть. Разве я не права, Поджер?

Поджер неохотно поднял свое знаменитое лицо. Не глядя Аманде в глаза, он произнес:

— В главном вы, разумеется, правы, хотя...

— Видишь, Додо. Министр со мной согласен.

Кэролайн переходила с места на место вокруг стола, снимая гостей фотоаппаратом «Полароид». Поджер притянул мою голову к себе и небрежно положил руку на мое голое плечо. Его указательный палец был в четверти дюйма от моей левой груди. Во время вспышки он приоткрыл рот, изображая непринужденную дружескую беседу; очевидно, он привык, что его фотографируют, и уже безошибочно знал, когда нажмут на спуск.

В двенадцать часов Кэролайн объявила конец своего дня рождения и начало моего. Все дружно пропели:

С днем рождения вас,С днем рождения вас,С днем рожденья, милая Яффа,С днем рождения ва-ас.

Додо заснула, уронив голову на стол, и все заговорили:

— Боже, неужели так поздно? Пора, пора идти.

Но никто не ушел, все остались болтать.

АМАНДА: Говорите о Гитлере что хотите, но кое в чем он разбирался. Он умел правильно расставить приоритеты.

КЭРОЛАЙН: Вы заметили, у нас за столом нет ни одного жида. Вот удивительно!

Смех.

ПОДЖЕР: Слушайте, мы жутко напоминаем третий рейх.

Громкий смех.

АННА (журналистка): Меня уже тошнит от вида черных физиономий в универмаге «Харродз», причем по обе стороны прилавка.

Лай одобрения.

ДОДО: Я не могу жить в этом доме, потому что я коммунистка. Мое самое заветное желание — увидеть когда-нибудь ваши страшные головы на острие пик. И выставят их... где мы их выставим, Яффа?

Я: На Вестминстерском мосту.

Молчание.

Кэролайн сказала:

— Ну вот что, Додо, я думала, ты сумеешь нас позабавить часок-другой, но ты уже становишься утомительной. Я вызову вам машину. Картон-сити, да? Вероятно, вам придется подсказать шоферу дорогу.

Мы пошли наверх переодеться, но Кэролайн поднялась следом и сказала мне:

— Возьми зеленое платье себе, глупая северная простофиля. Неужели ты думаешь, я надену его, после того как в нем побывало твое мерзкое, потное пролетарское тело?

Додо сжала пальцы Кэролайн и стала гнуть их назад. Кэролайн завизжала, как школьница. Прыгая через две ступени, примчался Ник. Он подбежал к женщинам и расцепил их. Его лицо страшно исказилось.

— Убирайся из моего дома, ты, коммунистка паршивая, и никогда больше не приходи, никогда!

Гости толклись на площадке, пытаясь растащить брата и сестру, но Додо успела поцарапать Нику лицо, причем до крови. Подобные сцены можно видеть и слышать в районе Темные Тропинки в любой вечер. Незначительная разница состояла в том, что здесь визжащие, дерущиеся и обливающиеся кровью люди имели деньги, власть и положение и знали, что их не арестуют за нарушение общественного порядка на Флад-стрит. Хотя в кухне и сидел полицейский.

Мы вышли из дома, увешанные свертками и чемоданами. Додо забрала всю свою одежду и прихватила кое-что у Кэролайн. Мы затолкали все в багажник большой черной машины, потом сели сами, устроившись поудобнее на заднем сиденье. Машина двинулась.

— Водитель, зажгите, пожалуйста, свет в салоне. Смотри, Яффа, что я стибрила с обеденного стола.

Додо показала мне фотографию, на которой я — на вид почти голая — сидела рядом со знаменитым политическим деятелем, а он с совершенно беспутным видом ухватился рукой за мою левую грудь.

— Куда мы едем, сударыня? — спросил шофер.

— В «Риц».

— Благодарю вас, сударыня.

Из ящика, где у брата лежали носки, Додо стащила тысячу фунтов. В свое оправдание она сказала, что брат ее насквозь растленный тип и все равно ведь дом на Флад-стрит наполовину принадлежит ей; но Ник ни за что его не продаст, пока арабы не начнут селиться ближе к Вест-Энду. Мне это показалось вполне убедительным.

Носильщики в отеле «Риц» были очень милы, несмотря на наш громоздкий багаж, и уже через полчаса мы с Додо осматривали номер люкс. Немногословный официант-итальянец принес шампанское и горячие тосты с маслом и сообщил нам, что мы прекрасны. Десять минут спустя он вернулся с корзиной полевых цветов из Норвегии.

— Одна человек умирает; жалко пропадет.

Лежа в ванне, я спросила Додо, правда ли, что она коммунистка. Она вылезла из пены, порылась в своих сумках и вернулась в ванную (одну из ванных комнат) с небольшой карточкой в руках. У нее и правда был партийный билет.

В номере стояли четыре кровати, на выбор. Мы выбрали две и рухнули на них отсыпаться. Уже задремывая, хотя веки еще не сомкнулись, я сказала Додо, что зовут меня Ковентри Дейкин и что я убила Джеральда Фокса.

— Я знаю, — отозвалась Додо. — В субботу твоя фотография была во всех газетах. Впрочем, теперь ты совсем не похожа на свои газетные снимки, но я-то смекнула, что к чему. Соображаю, да?

Утром Додо застыдилась того, что мы живем в отеле «Риц», поэтому она чересчур щедро дала на чай официанту, который прикатил нам столик с завтраком и газетами. А я ничуть не стыдилась; мне все ужасно нравилось. Толстые купальные халаты, мыло, свежевыжатый апельсиновый сок, горячие рогалики, ветчина, золоченая мебель, розовые стены, тройные окна, горячая вода и подернутый туманом вид на парк (Грин-парк, сказала Додо).

Ник позвонил, когда мы еще не кончили завтракать.