Ловушка для ангела - Елена Гладышева

— За что вы его? — держась рукой за разболевшееся горло, тихо прохрипела Люба. На её глаза толи от боли, толи от жалости к себе, или к стрёмному любовнику, навернулись слёзы.

— За любовь, за мечты, за знакомые слова до боли, те, что ты мне этой ночью говорил, — мотивно пропел Алексей. Он явно был в настроении.

Люба недоумённо перевела взгляд на Труханова и с некоторым смущением кивнула. Может и правда она была не при делах? Следствие покажет.

Алексей нашёл на лестничной площадке двух влюблённых и быстро выяснил, что им каждому больше восемнадцати лет. Записав их в понятые, в их присутствии он отодвинул кровать, выковырнул из пола застрявшую пулю и упаковал её и пистолет в пакет.

В свете вновь открывшихся обстоятельств, для транспортировки такого ценного груза, как Санёк с Борисом, оперативниками пришлось вызвать милицейский наряд.

Быстро пришедшего в себя и агрессивно сопротивлявшегося, Санька вывели под белы рученьки. Он хотел было рвануться, но его крепко держали с двух сторон. Постоянно дёргавшегося и не перестающего сквернословить, его и увезли на первой машине.

— Пошли, — толкнул Бориса в спину Труханов, после оформления всех формальностей, всё ещё переживавший за то, что они с Алексеем недооценили противника и чуть не обделались.

— Дай хоть куртку надеть, — зло качал права Борис, сверкая злобным взглядом, глубоко посаженных глаз. — Мороз не улице!

Ему совсем не хотелось покидать эту обжитую гостеприимную жилплощадь.

— Не замёрзнешь, у нас «дримузин» у подъезда, — Алексей направил Бориса к выходу. Но всё же подождал, пока тот сунул ноги в ботинки, услужливо подвинутые ему Любой.

— Боря, — проскулила Любовь и осеклась под взглядом любовника.

Было темно. Тихо падал снег. Большой двор многоподъездного дома ещё был пуст. Люди спали, лишь в редких окнах горел свет. Пожилая дворничиха, сосредоточенно сгребая с тротуара широкой лопатой снег, прищурив подслеповатые глаза, наблюдала, как со двора отъехала одна оперативная машина с каким — то бритым уголовником и зелёного от злости Бориса Мерзликина затолкали в милицейский УАЗик.

Оформив задержание, Труханов поехал домой, предоставив Алексею самому допросить Мерзликина, просто потому, что Зеленину ночные бдения давались легче.

Безусловно, Евгений знал, что ночной допрос подозреваемого — дело незаконное, потому что он якобы подавляет его волю и ущемляет права. Можно подумать, что преступник тоже думал о гуманности, когда, не церемонясь, расправлялся со своей жертвой! Всё же, позволив себе для успокоения нервов рюмочку коньячку и немного вздремнув, Труханов решил позвонить Алексею.

— Ну как, дожал? — спросил он, пытаясь понять который час.

— Дожал, Евгений Витальевич, — доложил бодрый голос Лёхи. — Мерзликин по началу всё отрицал. А теперь, даже не дожидаясь баллистической экспертизы, явку с повинной строчит и своего подельника Санька сдал! А сначала говорить ничего не хотел, всё адвоката требовал.

— И ты ему позволяешь?

Труханову явка с повинной не нравилась. Не жирно ли будет?

— Да пускай пишет, — ответил Алексей. — Я потом ошибки проверю, если что не так, переписывать заставлю: получится чистосердечное признание. Он даже обещал место показать, где труп закопали!

Только пусть на это мероприятие со следователем Елена Юрьевна съездит.

— Так она же женщина, — возразил Труханов.

— Женщина, но в погонах и это ей на сдачу, — продолжал вредничать Алексей.

— Хорошо, — согласился Евгений. Сегодня он был готов разрешить Алексею любую вольность. Ведь Зеленин отлично сработал и поэтому обошлось без жертв.

— Всё, Евгений Витальевич, спите пока, — разрешил Алексей. — Пятый час ещё.

25

Только с третьего раза Труханов смог добиться аудиенции у её светлейшества — Людмилы Григорьевны Лаврищевой. На телефонные звонки она не отвечала, а по вручённым повесткам приходил её адвокат.

Несмотря на состоятельного мужа, она продолжала работать врачом в психиатрической клинике, а так же имела частную практику семейного психолога.

Она умело использовала пристрастие забытых жён изливать свою душу специалисту в надежде избавить мужа — толстого кошелька от излишне затратных любовниц. Жёны и не подозревали, что выбалтывали постороннему человеку настолько конфиденциальную информацию, что потом их неверным мужьям приходилось платить дороже, чтобы замять скандалы, а порой и в конец не разориться.

И размер ущерба семейному бюджету напрямую зависел от беспардонности психолога. Чего у Лаврищевой было не занимать.

По жизни Людмила Григорьевна держалась, словно знатная аристократка, присутствующая на гладиаторских боях и вершившая судьбу побитого. Опускавшая большой палец руки исключительно вниз, она ни разу не оставила никого из них в живых.

Всё в её облике: и аристократическое, освежённое дорогой косметикой, лицо, и аккуратная стрижка на тёмных блестящих волосах и массивные золотые серьги — колечки и браслеты на руке из того же гарнитура, выказывало её недосягаемость.

Труханов не мог не отметить, что при всём при этом, она обладала притягательной силой и обаянием. И, безусловно, была сильным противником, с которым всегда надо быть начеку.

Евгений молчал и выжидающе смотрел на Людмилу Григорьевну, сидевшую напротив в кожаном кресле в своей шикарной гостиной.

Комната была оформлена в бежевом цвете и стены и мебель и даже удивительно подсвеченный бежевый пол, показывали на то, что ты находишься где — то, но только не на земле. А ещё хрусталь, много хрусталя и золотое денежное деревце на котором вместо листьев при малейшем движении воздуха слегка колыхались золотые сувенирные монетки.

Отражение в, занимавших одну стену, зеркалах создавали иллюзию продолжения необыкновенной гостиной и собранного в ней богатства до бесконечности.

Труханова такая, выставленная на показ, вычурность немного смущала. Возможно, так и было задумано хозяевами.

Людмила Григорьевна сунула закладку в лежащую на журнальном столе книгу, и, отложив её в сторону, закурила, изящно держа сигарету красивой, ухоженной рукой. Она внимательно наблюдала за реакцией Евгения на всё, окружающее его великолепие и на неё — неотразимую и до неприличия меркантильную особу.

Бомарше «Свадьба Фигаро» — Труханов невольно задержал взгляд на дорогом переплёте книги.

Некоторое время в гостиной было неуютно тихо. К тому же немного позади, но в зоне видимости стояла прислуга — молодая, дородная хохлушка в строгом костюме — униформе и ждала указаний хозяйки.

— Мне бы хотелось с вами серьёзно поговорить. Может, отпустите прислугу? — напомнил Евгений Людмиле Григорьевне.

— Галя, принеси нам кофе и пирожные, — обратилась Людмила Григорьевна к, стоящей перед ней на столике, хрустальной пепельнице.

Галя молча пошла исполнять её распоряжение. Чудо — пол послушно глушил стук её высоких каблуков.

— Тихо, как в «дурке», — подумал Труханов, ощущая в теле нервный озноб.

Людмила Григорьевна, продолжая психическую атаку, положила ногу на ногу и кокетливо стрельнула глазами в Евгения.

— Вот стерва! — злился Труханов, пытаясь взять себя в руки и наладить сбитый сердечный ритм.

Он чувствовал, как горячая волна всколыхнулась у него в сердце и ударила в голову. Ему даже показалось, что он слегка покраснел.

— Людмила Григорьевна, поделитесь своей версией гибели Дмитрия Антоновича Темникова, — Евгений придал своему тону официальную жёсткость.

— Вряд ли я чем — то смогу вам помочь, — прожурчала Людмила Григорьевна, поудобнее развалившись в своём кресле.

При этом разрез её блузки обнажил часть бюстгальтера, наверно очень дорогого, раз его выставили напоказ. Похоже, что Лаврищева вообще была без комплексов. И Евгений ждал, что сейчас она начнёт отжигать по полной!

— «Барыня уже легли и вас просют!» Сейчас войдёт и скажет прислуга Галя, — пронеслось в голове Труханова и он невольно ухмыльнулся своим мыслям. — Как вульгарно, Людмила Григорьевна! И это мы уже проходили.

Теперь перед Трухановым была уже не королева, а скорее авантюрная фаворитка короля и она не пропустила его конфузливый смешок. И собралась в тугую пружину.

— Темниковы своими секретами со мной не делились. Они вообще относились к нам свысока, — Людмила Григорьевна курила, чуть прищурив глаза, красиво стряхивая в хрустальную пепельницу пепел с длинной сигареты. — У них был свой бомонд. Очень известные фамилии, которые не принято трепать.

При этих словах она глянула на Труханова и усмехнулась. В её улыбке было столько презрения, что Евгений невольно поёжился. Ему вообще сделалось как — то не по себе. И он вздрогнул, приняв наконец вернувшуюся с подносом в руках Галю, за медсестру, которая непременно должна была сделать ему какой — нибудь вредный укол. Он невольно заёрзал в супер удобном кресле. Но запах хорошего кофе вернул его в реальность.