Холокост и православная церковь - Шкаровский Михаил Витальевич

С разрешения лагерных начальников интернированные профессора вели занятия по иностранным языкам и математике. Д.М. Одинец организовал чтение лекций заключенных другим заключенным: К.В. Мочульский читал лекции о литературе, Л.А. Зандер — об учении Ф.М. Достоевского, В.Ф. Зеелер — по искусству и т. д. Среди узников оказалось немало художников, в том числе живописцы Альберт Вейнбаум и Савелий Шлейфер, известные графики Серж Фотинский (Абрам Айзеншер) и Александр Цейтлин. Им разрешили рисовать афиши и программки концертов, портреты узников и охранников, сценки из жизни лагеря, пейзажи, устроить выставку, расписать помещение лагерной церкви. Почтмейстером в лагере являлся заключенный К.Г. Шевич, бывший второй заместитель главы партии младо-россов А.Л. Казем-Бека (под влиянием пережитого в лагере он принял в 1944 г. монашество с именем Сергий, с 1946 г. до кончины в 1987 г. служил настоятелем Троицкой церкви в Ванве под Парижем, был архимандритом, и в 1949–1953 гг. — членом Епархиального совета Западно-Европейской епархии Московского Патриархата)173.

Заключенные Компьенского лагеря не остались без церковного окормления. 21 июля 1941 г. был арестован и на восемь месяцев интернирован в Шталаг-122 бывший полковник белой Добровольческой армии Константин Альфонсьевич Замбржиц-кий, в 1932 г. рукоположенный в сан священника и в 1935 г. назначенный митрополитом Евлогием (Георгиевским) настоятелем Свято-Троицкой церкви в г. Клиши под Парижем. С согласия лагерного начальства в одном из бараков он оборудовал православную церковь, с иконостасом, алтарем, аналоем. Митрополит Евлогий прислал антиминс и чаши. Служить священнику (с 5 апреля 1942 г. протоиерею) Константину Замбржицкому помогали восьмидесятилетний иеромонах Зосима (в миру Николай Телицын), сохранявший советское подданство и поэтому интернированный на несколько месяцев — до начала 1942 г. в Компьенский лагерь. 20 сентября 1941 г. протоиерей Константин Замбржицкий крестил упоминавшегося историка Илью Исидоровича Фондаминского, который из иудаизма перешел в Православие (крестный отец — Федор Пьянов). Позднее отец Константин сказал, что ощутил «его духовное и даже богословское превосходство». В начале литургии, «за которой И[лья] И [сидорович] должен был впервые причаститься, ворвались немецкие солдаты и приказали прекратить службу, так как приходская церковь подлежала закрытию. Таинство было закончено вне церкви, в одном из бараков. Так старый подпольщик в подполье встретил своего Христа»174. Когда отца Константина Замбржиц-кого 24 марта 1942 г. увезли на лечение в парижский госпиталь, церковные службы в лагере временно прекратились.

Один из известных деятелей русской политической эмиграции, Марк Вишняк, писал, что Православие Илья Исидорович Фондаминский принял «не страха ради, а под влиянием, с юных лет начиная, общения с православными своими друзьями и приятелями Мережковскими, а позднее — Бердяевым, Степуном, Федотовым, Булгаковым и другими». Однако «не пощадило его в лагере и последнее испытание: антисемитизм соотечественников, которых не смягчала и обреченность беззащитных евреев». И это испытание он выдержал, как подобает христианину175.

Вскоре после крещения И.И. Фондаминский с язвой желудка попал в лагерный лазарет, и монахиня Мария (Скобцова) добилась свидания со своим другом и соратником с довоенных времен. Он исхудал настолько, что шутливо сравнил себя с Махатмой Ганди. Работники «Православного Дела» и русские социалисты — участники движения Сопротивления продумали и подготовили побег Ильи Фондаминского через «свободную» зону на юге Франции в США, но его мучил вопрос, как совместить переход в Православие с преданностью еврейскому народу. И после долгих раздумий И.И. Фондаминский решил отказаться от побега и сознательно принять мученическую смерть за веру, по-христиански разделив участь других узников-евреев — своих родных по плоти братьев. В письме матери Марии он сообщил: «Пусть мои друзья обо мне не беспокоятся. Скажите всем, что мне очень хорошо. Я совсем счастлив. Никогда не думал, что столько радости в Боге». Потрясенная его решением мать Мария сказала: «Из такого теста святые делаются»176.

В начале 1942 г. вместе с другими евреями Илья Фондаминский был депортирован нацистами в пересыльный лагерь Драней в северном предместье Парижа, а затем в концлагерь Освенцим (Аушвиц), где и погиб. Об обстоятельствах его смерти сведения расходятся. В Париже прошел слух, что в Аушвице он вступился за избиваемого еврея и был насмерть забит нацистами177. После войны правительство Франции сообщило родным, что И.И. Фондаминский мученически погиб 19 ноября 1942 г. в газовой камере178.

«Сама смерть Фондаминского была одновременно и смертью борца-революционера, и смертью христианского мученика, безропотно и бесстрашно предстоящего перед палачами», — писал В.С. Варшавский179. Русский эмигрантский писатель Аминад Шпо-лянский (Дон-Аминадо) признавал: «Но превыше всех путей был для него путь религиозного устремления, путь поздно обретенной веры, тяжкое и мучительное восхождение на гору Фаворскую, вершины которой открылись ему уже в концентрационном лагере Компьена и в предсмертном бреду в немецкой газовой камере»180.

Религиозный философ Г.П. Федотов видел главное значение своего соратника в том, что «ему выпало на долю, как задача жизни, перебросить мост от революционного народничества к христианству… Он, действительно, был праведником и в христианском, и в светском смысле слова; умер мучеником. Правда, шансов на канонизацию у него, еврея и социалиста-революционера, не много… В лице И.И. Фондаминского русское народничество заплатило Церкви с лихвой свой исторический долг»181 (правда, в отношении канонизации Ильи Исидоровича Федотов оказался неправ). В Париже в 1949 г. Общество друзей матери Марии, публикуя ее посмертный сборник «Стихи», посвятило его памяти И.И. Фондаминского.

В Освенциме также погибли доставленные из Шталага-122 в 1942 г. российские эмигранты-евреи: художник и хореограф Давид Брайнин, пейзажист Абрам Берлин и виолончелист С. Шварц, в 1943 г. — художники Альберт Вейнбаум и Савелий Шлейфер, не ранее 1943 г. — Яков Готко, не ранее 1944 г. — Юлиус Гордон, спасавший еврейских детей во Франции и пойманный нацистами при переправке их в Швейцарию. К.В. Мочульский вышел из Шталага-122 с обострением туберкулеза горла, который в 1948 г. свел его в могилу182.

Заключенный в Шталаге-122 преподаватель Свято-Сергиевского богословского института (с 1926 г.), ближайший ученик и сотрудник декана института протоиерея Сергия Булгакова, профессор Лев Александрович Зандер остался жив. Он активно участвовал в лагерной церковной жизни, и впоследствии, в память об этом заключении, «возложил терновый венок, сплетенный из колючей проволоки и воскресавший видение двойной ограды Компьенско-го, да и других бесчисленных лагерей зарубежья и самой России, в приходской церкви отца Константина [Замбржицкого]»183.

Среди заключенных Шталага-122 оказался известный общественно-политический деятель Игорь Александрович Кривошеин (родной брат известного архиерея Русской Православной Церкви архиепископа Брюссельского и Бельгийского Василия)184, сыгравший затем видную роль в спасении евреев. Через шесть недель, в конце июля, благодаря хлопотам парижских друзей он был освобожден и в сентябре 1941 г. вместе со своей женой, а также монахиней Марией (Скобцовой), С.Ф. Штерном, Р.С. Клячкиным и отцом Димитрием Клепининым организовал негласный комитет по оказанию помощи нуждающимся, в первую очередь заключенным лагеря Компьень. Сотрудники комитета добывали документы, организовали сбор и доставку сотен посылок заключенным в лагеря от имени лурмельской церкви (так называемую «фабрику посылок»), давали пищу всем, кому требовалась помощь. Продуктовые посылки передавались в лагерь с декабря 1941 по март 1942 г. и спасли многих узников, в том числе русских евреев, от голодной смерти. Один из заключенных, Джордж Веллере, впоследствии засвидетельствовал это. 26 марта 1942 г. отец Д. Клепинин выдал на имя супруги Веллерса удостоверение о том, что она якобы является членом православной общины при церкви Покрова Пресвятой Богородицы. В своих воспоминаниях Д. Веллере позднее писал: «Поэтому я, моя жена и наши дети избежали депортации»185.