Фантастика 1980 - Олег Алексеев

— И поступите нелогично. Во-первых, я и сам скоро последую в мир иной, что уже само по себе освобождает вашу совесть от лишнего греха, а во-вторых, не я убил вашего отца, а те люди, которым нужен был козел отпущения. Я всегда был противником насилия и никого и никогда не убивал. Бедняга в склепе умер не по моей вине. Я мстил за загубленный талант, за поруганную чистую любовь, за исковерканную жизнь и оплеванные высокие идеалы. Без лишней скромности скажу — я стал большим ученым в области химии и физики. Еще в лаборатории Дика, прекратив исследования в области генной инженерии, я начал работу с лучами типа лазеров. Правда, взял от последних только принцип и добился, что они, выходя из линзы, рассыпались узким веером, сохраняя свои качества, самые разнообразные. Кроме того, я открыл принцип сверхмощного и в то же время миниатюрного аккумулятора энергии.

Сфабрикованное Робинсоном дело остановило эксперименты, но все формулы уже прочно запечатлелись у меня в мозгу.

Толчком для создания «лазера» и для всех моих размышлений на эту тему послужили факты столь древние, что на них никто не обращал внимания. В экспедиции мне довелось увидеть мумии трехтысячелетней давности, и я подумал: неужели эти египетские кудесники не могли достичь простого и желаемого результата — сохранить ткани, покрывавшие мумии и рассыпавшиеся в прах, сделать их неподвластными времени.

Ведь к этому они стремились, казалось бы. На это они рассчитывали.

Потом понял: материал рассыпался вопреки желаниям и расчетам.

Сначала мелькнула мысль: так и должно было быть. Много позже родилась гипотеза: пирамиды фокусировали неизвестное поле.

От меня совсем не требовалось найти источник этого поля.

Как не требовалось объяснить его природу. Достаточно было научиться применять его-практически. Я назвал это гипотетическое поле «Т-поле». Буква Т расшифровывалась так: трение. Поле уничтожало трение, во всяком случае ослабляло его.

Оно раскачивало диполи и молекулы, разъединяло нити любого материала. Действовало даже на полимеры. Тем самым я объяснил странный термин «старение материалов». Это поле как бы расшатывало вещество, стремилось сделать его жидкостью, текучей как вода. Но у естественного поля не хватало мощности, силы. Значит, надо было создать искусственный источник этого поля. Ночи я просиживал над чертежами пирамид, размышляя, как они могут конденсировать эту энергию, приходящую неведомо откуда.

Помог случай. В патентном бюро, разбирая одну из самых курьезных моделей «вечного двигателя», я вдруг понял: если он и работал, как уверяли эксперты, то только потому, что подпитывался именно этим полем.

Дальше было легче.

Я понял, что у природы только один источник этого поля — солнце, тот источник, который несет нам тепло и свет, который рассеивает в пространство пусть совсем слабенькое, но непрерывно струящееся от него излучение «Т-поля». Его не мог поймать пока ни один прибор.

Через два месяца модель моего прибора была готова. Достаточно импульса, равного долям секунды, чтобы вещество малой твердости рассыпалось в пыль. Гораздо дольше надо облучать сталь и другие металлы. Так я открыл бескровное орудие справедливого возмездия. Я хотел, чтобы ненавистные мне люди были выставлены на публичное осмеяние перед обществом, ибо у кого-то из русских писателей прочел: смеха страшится даже тот, кто вообще ничего не боится. Но вскоре я понял другое: мое изобретение, попади оно в руки военных маразматиков, могло стать и действенным оружием. Представляете, по снегу или льду наступает цепь солдат. Одно движение рукой, и они голые, голые на лютом морозе. Не говоря о воздействии холода, они еще и теряют способность к сопротивлению в чисто психологическом аспекте: лишенные одежды люди чувствуют себя беззащитными. — Он откинулся на подушки и несколько секунд лежал без движения. — Прибор там, в коробке из-под кукурузных хлопьев, на подоконнике, дайте его мне.

Грег подошел к окну и взял небольшую картонную коробку.

Он открыл ее и увидел похожий на портативный фотоаппарат прибор.

— Дайте его сюда и отойдите в сторону, — слабым голосом повторил Смайлс, — эту тайну я унесу… — Он не договорил, тело выгнулось судорогой. В последний миг он открыл глаза и попытался что-то сказать, видно, о чем-то предостеречь Тома, но не успел и замертво свалился на подушки.

Грег бросился к Смайлсу и схватил его руку — сердце не билось.

Роберт Смайлс был мертв.

Том повертел прибор в руках и заметил сверху над объективом две кнопки — черную и красную. Он направил объектив на висящий на гвоздике, вбитом в стену, заношенный пиджак Смайлса и нажал кнопку. Пиджак будто растворился, превратившись в серенькое облачко. Грег чихнул и тут же вспомнил: «Так вот, значит, почему они чихали». Да, это действительно гениальное изобретение. Он машинально нажал красную кнопку.

Грянул взрыв.

Стены запрыгали перед глазами, окно полетело куда-то вниз. Пол заходил ходуном. На миг в распахнувшейся двери мелькнуло белое как мел лицо хозяйки с широко открытым ртом и поднятыми в ужасе руками, и все исчезло…

После смерти Роберта Смайлса Грег тайно от соседей ночью переехал со своей квартиры в отель, который находился в пригороде. Он редко появлялся на улице, опасаясь попасть на глаза людям Дика Робинсона, у которых он, конечно же, был на подозрении и столкновение с которыми не сулило ему ничего приятного. Более года отсиживался он в своей «норе», выходя из комнаты только поздно вечером; бессонными ночами он вздрагивал от каждого шороха. И о многом передумал Грег. Необыкновенные возможности дарят людям наука, поиск, но плодами изобретателей чаще всего пользуются дельцы, корыстные проходимцы. И горько было сознавать Грегу, что ему, даже если бы он очень захотел, не навести ТУТ никакого порядка.

Юрий Медведев

Куда спешишь, муравей?

Повесть

Средь времен без конца и края,

В бесконечность устремлены,

Нивы звездные засевая

Лепестками вечной весны.

1. Над поющим ручьем

— В древности тюльпаны цвели не в мае, а в июле. Даже не спорьте, мальчики, — сказала Лерка, пытаясь поймать на язык каплю росы из наклоненного клюва цветка. — Гляньте, к нам в гости пожаловал ручей…

И впрямь: из расщелины в нависшей над нами скале протянулись извивы живого сияния. Должно быть, полуденное солнце растопило в расщелине снег, и к нам подползло вздрагивающее, огибающее пучки прошлогодней травы, робкое существо — ручей. В углублении перед луковицей тюльпана он постоял в нерешительности, как бы набираясь сил, затем уверенно проскользнул мимо нас, разделив Андрогина и меня с Леркой. Своим рывком он наискось перечеркнул узкую, еле заметную нить муравьиной тропы.