Сломленная Джульетта (ЛП) - Рэйвен Лиса

Я не двигаюсь. Мы смотрим друг на друга. Никаких извинений не следует.

Ну, конечно.

Как обычно.

— О, привет, ребята!

Мы оба поворачиваемся и видим Джека Эйвери с охапкой костюмов в руках.

— Ого, я что-то прервал? Нужно уединение? Или гандоны?

Я издаю звук отвращения и протискиваюсь мимо него.

— Заткнись, Джек.

Когда я иду к выходу, я слышу, как Эйвери говорит:

— Чувак, ты так и притворяешься, что не сохнешь по ней? Насколько же ты заблуждаешься!

Когда я дохожу до двери, Холт говорит:

— В кои-то веки, я согласен с Кэсси, Эйвери. Заткнись на хрен!

Несколько часов спустя, я возвращаюсь домой, и моя кожа все еще покалывает от воспоминаний того, как мои руки прикасались к его груди. Они жаждут снова почувствовать его. Жаждут больше прикосновений.

Я со стоном заваливаюсь в постель, невероятно расстроенная.

Равнодушие? Ага, конечно.

Я без понятия, что значит это слово.

Мое единственное утешение, что и Итан не знает.

13

ИГНОРИРОВАНИЕ

Наши дни

Нью-Йорк

Квартира Кассандры Тейлор

Я прижимаюсь к чему-то теплому рядом с собой.

Хммм. Мужское тело. Мягкая кожа. Приятно пахнет.

Итан?

Чья-то рука обвивается вокруг меня, и я прижимаюсь еще сильнее, воссоздавая воспоминания о прикосновениях его губ и языка. Это пробуждает меня изнутри, вызывая во мне жажду большего.

Я кладу руку на его живот. Чувствую напряженные мышцы. Как же у него много мышц!

Стоп! Чересчур много мышц.

Я спускаюсь к его пупку.

— Милая, если ты спустишься еще ниже, нам придется переосмыслить мою сексуальную ориентацию, а я не думаю, что кто-то из нас готов к этому сейчас.

Я открываю глаза. Мой сосед Тристан, лежит рядом со мной с одним из дневников Итана в руках.

— Знаешь, я всегда думал, что твои истории об этом парне были приукрашены из-за боли и обиды, но после того, как я прочел это? Удивительно, что он вообще способен ходить прямо и говорить одновременно. Тут описывается нешуточное самобичевание. У него реально есть своя плетка? Или это все только в его голове?

Я хватаюсь за дневник, но он крепко обхватывает меня рукой и держит его вне моей досягаемости.

— Ну уж нет! Я слушал о его выходках целых три года. Думаю, я заслужил слегка заглянуть внутрь его безумия. И конечно, главный вопрос, откуда у тебя эти дневники? Пожалуйста, скажи мне, что не украла их, как сталкерша.

Я потираю глаза. Рановато для допросов Триса.

— Он сам дал мне их.

— Правда?

— Ага.

— На репетициях?

— Нет.

— Тогда где?

— В его квартире.

Он замолкает.

— Хмм. Значит ты пошла туда, взяла их и ушла, верно? Никакого романтического контакта? Вы ведь не предавались воспоминаниям о том, как ты одержима его членом?

— Тристан…

Он отстраняется и впивается в меня взглядом.

— Нет, не Тристанкай мне. Ты поклялась, что не будешь спешить с этим парнем, и вот я возвращаюсь утром домой и обнаруживаю твое соблазнительное белье на полу, дневники твоего героя-любовника на столе и раздражение от щетины по всему твоему лицу. Как по мне, вы решили все испортить до того, как дали этим отношениям еще один шанс.

— Ничего не было.

— Неужели мне надо проверить твои трусики, мокрые они или нет, а Мисс Врушка? Потому что у твоего лица такое состояние словно по нему прошлись пескоструйкой!

— Ладно-ладно, ничего особенного. Мы просто целовались.

— Просто целовались?

— И… трогали друг друга, прижавшись к стене.

Он выдыхает.

— Это не ничего.

— Это не секс.

— Но это и не медленно.

Я знаю, что он прав, но признать это – выше моих сил.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Трис? Что это было глупо? Да. Знаю ли я, какого черта делаю с ним? Абсолютно, нет. Видела ли я порнографические сны с ним сегодня ночью? Черт возьми, да. Достаточно честно для тебя?

Я прижимаюсь к его груди, и он крепче обнимает меня, опуская свою голову на мою.

— Милая, я не пытаюсь вести себя, как придурок. Я просто не хочу, чтобы все снова пошло не так. Я знаю, что он, наверняка, переворачивает все внутри тебя наизнанку, но если ты поторопишься, то с тобой случится то же самое, что и с ним – ты испугаешься и дашь заднюю. И я уверен, никто из вас не хочет этого, так же?

— Да. Но когда бы я ни оказалась рядом с ним, я вижу лишь его и это пугает меня. А когда мы расстаемся, мне начинает казаться, что так нам будет лучше, и это тоже пугает меня.

Он гладит меня по руке.

— Страх естественен в этой ситуации, но главное – не позволять ему управлять собой. Испуганные люди либо закрываются и избегают причину своего страха, либо злятся и выходят из себя. Плохие новости для вас с Итаном в том, что вы испробовали уже оба варианта и ни один из них не увенчался успехом. А самая большая трагедия в том, что с самого момента вашего знакомства, вы безумно влюблены друг в друга и потратили слишком много времени на упрямое отрицание этого.

Я закрываю глаза, и я абсолютно не в восторге от того, как у меня сжимается все в груди от этого разговора. Трис вздыхает.

— Ну и, если тебя это утешит, — говорит он тихо. — одну вещь эти дневники доказывают точно – он всегда любил тебя.

Я смеюсь.

— Даже когда разбивал мне сердце?

— Ага. Даже тогда. В смысле, только послушай эту запись шестилетней давности.

Канун Нового года. Я едва ли могу функционировать с таким большим количеством мыслей в голове. Я чувствую себя безумцем. Я все думаю: что, если бы она исцелила меня? Если кто-то и смог бы, так это она. Я боюсь следующего года. Это будет дурацкая шарада, в которой я буду притворяться, что не хочу ее. Меня утомляет лишь одна мысль об этом. Я едва сдержался, когда она написала мне на Рождество, а это было всего лишь какая-то эсэмэска. Как, черт побери, я буду сопротивляться ей, когда она будет прямо передо мной? С грустными глазами, дрожащими губами и разбитым сердцем.

Часть меня надеется, что, когда я увижу ее снова, она сломается и начнет умолять меня быть с ней. Если она сделает это, я ни за что не смогу ей отказать. Пожалуйста, сделай так, чтобы она начала умолять меня. Нет, стоп, не надо. Черт! Я ненавижу это. Я хочу содрать с себя кожу. Счастливого гребаного Нового года!

Истории о его переживаниях прошлого никак не облегчают мои нынешние переживания, но каким-то образом знание того, что он был так же несчастен, как и я, доставляет мне странное удовлетворение.

Тристан переворачивает страницу.

— А вот тут его новогодние обещания:

Перестать думать о Кэсси. Перестать мечтать о Кэсси. Перестать представлять Кэсси, когда я мастурбирую. Быть добрее к маме и сестре. Стараться не представлять, как я бью отца по лицу каждый раз, когда он говорит что-то раздражительное. Больше бегать. Меньше пить. Быть лучшим человеком. Ради Кэсси.

Он убирает дневник и смотрит на меня.

— Ты должна признать, несмотря на свои страхи, парень был полностью одержим тобой.

— Это не оправдывает того, что он сделал.

— Я не думаю, что он хочет твоего прощения. Думаю, он хочет, чтобы ты поняла, что он был сбит с толку.

— И был тупицей.

— Ну да, еще тем тупицей. Ты только посмотри, ты даже меня заводишь – добросовестного любителя членов. Я понятия не имею, почему этот вспыльчивый гетеросексуальный паренек думал, что он может вообще как-то противостоять одержимости тобой.

Он продолжает листать страницы. Я лежу на месте и слушаю его ровное сердцебиение, пытаясь разобраться в своих чувствах к Итану.

— Трис?

— Хмм.

— Думаешь, такое возможно, что родственным душам, которые любят друг друга, не суждено быть вместе.

Он с секунду ничего не говорит, и потом убирает дневник.

— Думаю, лучше сформулировать вопрос иначе: думаешь ли ты сама, что это возможно?