Мой учитель - Николай Фере

Любые отклонения от этих требований тотчас же, по контрасту, начинали всем бросаться в

глаза – и другим воспитателям, и служащим, и самим колонистам. Конечно, новичку не очень

приятно было со всех сторон выслушивать критические замечания, особенно от колонистов,

но редко кто не понимал, что лучше признать свою ошибку и исправить ее, чем усугублять.

Это тоже было одним из требований системы.

Промахи воспитателей Антон Семенович никогда не оставлял без внимания, но дело,

как правило, ограничивалось обсуждением совершенной ошибки. Однако за серьёзные

проступки могло последовать даже увольнение. Антон Семенович не простил бы ни одному

– 51 –

человеку применения силы по отношению к ребятам, рукоприкладства. Только наш старый

конюх Силантий позволял себе иногда «дать шлепка» колонисту. . Приведет кто-нибудь из

ребят после работы вспотевшую лошадь, тут Силантий и набросится: «Ах ты, такой-сякой, и

скажи на милость, коня загнал!» И после этого обычно следовало «внушение» по

соответствующему месту. Когда Силантию делали за это замечание, он с искренним

изумлением оправдывался: «И скажи на милость, да разве я его ударил. Только муху со

штанов согнал!» Ребята на Силантия никогда не жаловались, а работник он был хороший и

человек честный, прямодушный, поэтому Антон Семенович мирился с его незлобивой

стариковской привычкой.

Увольнение могло последовать немедленно, если кто-нибудь появлялся среди

колонистов в нетрезвом виде. Только нашему глухому технику-строителю, пожилому

человеку, Антон Семенович прощал эту слабость. Тот и сам сознавал, что поступает

нехорошо, и, подвыпив, старался не показываться на глаза ребятам. Техник-строитель был

очень предан колонии и всегда горячо защищал её интересы, любил ребят, и они отвечали

ему тем же.

АНТОН СЕМЕНОВИЧ О СЕБЕ

О жизни Макаренко еще мало написано, и я думаю, что читателю будет

небезынтересно узнать, хотя бы в общих чертах, его биографию, изложенную по

собственным рассказам Антона Семеновича и воспоминаниям его матери.

Родился Тося — так звали Антона Семеновича близкие — 1 (13) марта 1888 года в

Белополье, маленьком городке, Сумского уезда, Харьковской губернии. Отец его, Семен

Григорьевич, работал старшим маляром железнодорожных мастерских, мать занималась

домашним хозяйством и ухаживала за огородом при домике, где они жили. Родители не были

старожилами Белополья — они переехали туда в 1881 году из Крюкова Посада на Днепре.

По словам Антона Семеновича, его отец был высоким, худым, очень суровым

человеком, уделом которого всю жизнь оставался тяжелый, непрерывный труд. Он обладал

незаурядными способностями, но не смог получить никакого образования. Его пытливый ум

искал ответов на многие вопросы, но получить их можно было только в книгах. И служебное

его положение, сперва в качестве старшего маляра, потом мастера малярного цеха, в свою

очередь, требовало грамотности. И вот в возрасте тридцати лет Семен Григорьевич

Макаренко засел за букварь. Занимаясь по вечерам, часто до глубокой ночи, он научился

бегло читать, стал выписывать журнал «Нива» со всеми приложениями и прочитывал эти

издания от корки до корки.

Дети близких соседей, таких же бедняков, все были старше Тоси, и, когда ему

исполнилось только пять лет, они уже работали «мальчиками» в различных небольших

кустарных мастерских — сапожных, жестяных, бондарных. Только один соседский мальчик

учился в школе. Дружба с ним для пятилетнего Тоси имела очень большое значение. Он

первый показал ему буквы и научил их складывать. И серьезный, настойчивый Тося к концу

пятого года своей жизни уже научился самостоятельно читать. Отец, хорошо помнивший, с

каким трудом далась грамота ему самому, видел выдающиеся способности сына и вместе с

матерью поддерживал в нем желание учиться. Когда Семену Григорьевичу приходилось по

делам службы ездить в Сумы, расположенные от Белополья в пятидесяти километрах, он

обязательно привозил Тосе какую-нибудь книгу и всякий раз, вручая ее, говорил, что пусть

он учится и за него и за себя, и требовал самого аккуратного обращения с драгоценным

подарком. Но этого можно было бы и не говорить мальчику: своих лучших друзей – книги –

Тося берег пуще зеницы ока...

Впрочем, однажды с ним произошел случай, который Антон Семенович не мог

вспоминать без волнения. В день пасхи в праздничном костюмчике и с любимой книгой в

руках он пошел на реку смотреть ледоход. День был теплый, ясный. Большой лед уже

– 52 –

прошел, и только иногда проплывали мимо отдельные льдины. Заметив привязанную лодку,

Тося по мосткам забрался в нее и, усевшись на задней скамейке, погрузился в чтение, забыв

обо всем на свете. И вдруг от удара налетевшей льдины лодку сильно закачало. Чтобы не

упасть в реку, Тося непроизвольно схватился за борта лодки, выпустив книгу из рук. На

глазах мальчика она упала в воду, немного проплыла и пошла ко дну. Весь в слезах Тося

побежал домой. Отец, выслушав его, нахмурился, но сдержал себя и произнес только одно

слово: «Паныч!» Рассказывая об этом через тридцать с лишним лет, Антон Семенович

краснел, будто обида и стыд жгли его до сих пор.

— Лучше бы отец тогда побил меня, чем так оскорбить! — говорил он. — Отец

никогда ни перед кем не гнул спину, не лебезил, не подхалимничал и с презрением относился

ко всяким чинушам, купцам, приказчикам, попам, обманывавшим простой люд. Праздных

детей, тунеядцев, он именовал панычами, вкладывая в это слово все свое к ним презрение. И

вот он назвал меня именем, которое сам же научил презирать... Можете себе представить, как

глубока была моя обида!

Материальные затруднения не раз приводили Семена Григорьевича к мысли научить

Тосю какому-нибудь ремеслу, и прежде всего тому, какому он сам был обучен, — малярному.

Иногда он брал с собой Тосю в качестве подручного. Мальчик выполнял все, что поручал ему

делать отец, не проявляя, однако, никакого желания изучать малярное дело. Едва кончалась

работа, как Тося сразу же принимался за чтение... Отец и мать не раз говорили между собой о

дальнейшей судьбе сына и наконец пришли к твердому решению попытаться дать мальчику

настоящее образование. Пример старшей дочери, не учившейся в школе и тяжело это

переживавшей, был для родителей постоянным укором.

Когда наступил срок, Тосю отдали в местную начальную школу. В течение всего

времени, что он там учился, маленький Макаренко неизменно оставался первым учеником...

Семену Григорьевичу приходилось нередко выезжать на соседние станции. Если поездка

совпадала с каникулами, отец брал Тосю с собой. Об этих-то частых путешествиях с отцом

по линии Антон Семенович и вспоминал не раз.

В 1901 году железнодорожные мастерские из Белополья были переведены в Крюков

Посад, на родину Татьяны Михайловны. Крюков в те годы был небольшим рабочим

поселком, но неподалеку находился Кременчуг, довольно большой торговый город с

несколькими учебными заведениями. Для Тоси, уже заканчивавшего начальную школу, с

переездом в Крюков открывалась возможность продолжать образование. Кроме того

заработок Семена Григорьевича в Крюкове обещал быть выше, чем в Белополье.

Семен Григорьевич переехал на новое место работы один, а через некоторое время,

когда Тося уже закончил начальную школу, перевез и семью. Тося сразу же был определен в

Кременчугское четырехклассное городское училище, в котором учились дети мелких

служащих, мещан и рабочих.

Учился Тося хорошо, и у него по-прежнему не было других отметок, кроме пятерок.

Семен Григорьевич гордился успехами сына, но не баловал его похвалами, только изредка,

бывало, скажет Тосе: «Ну, покажи им там, как может учиться сын рабочего!»

В Крюкове, расположенном на открытом песчаном берегу Днепра, в те времена было

мало зелени. Сильный ветер постоянно вздымал тучи пыли и разносил окрест паровозную

копоть. Тосе, привыкшему с детства к лесной прохладе, чистому воздуху, сочной и яркой

природе лесостепной полосы, было тяжело на новом месте. Только Днепр рассеивал

грустные мысли мальчика, тосковавшего по родным местам. Катание с товарищами на лодке

по великой реке было самым большим его наслаждением в те годы.

Настойчивость и упорство в достижении цели отличали его с самого детства. Антон