1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе - Николай Черушев

Должность начальника Лефортовской тюрьмы в 1937–1938 годах исполнял капитан госбезопасности П.А. Зимин, а заместителем у него был Ю.И. Харьковец. В 1957 году на допросе Зимин показал: «Часто на допросы приезжали и наркомы НКВД, как Ежов, так и Берия, причем и тот и другой также применяли избиение арестованных. Я лично видел… как Берия избивал Блюхера, причем он не только избивал его руками, но с ним приехали какие-то специальные люди с резиновыми дубинками, и они, подбадриваемые Берия, истязали Блюхера, причем он сильно кричал: «Сталин, слышишь ли ты, как меня истязают». Берия же в свою очередь кричал: «Говори, как ты продал Восток»…[62]

Об этом или другом случав упоминает Ю.И. Харьковец, давая в качестве свидетеля показания в том же 1957 году: «…Я однажды лично был свидетелем, как он (Берия. – Н.Ч.) с Кобуловым в своем кабинете избивал резиновой дубинкой заключенного Блюхера…». Известно, что у наркома в Лефортовской тюрьме был свой отдельный кабинет.

Кстати, упомянутые выше очные ставки Блюхера с Федько и Хаханьяном проводились как раз там, в Лефортовской тюрьме. После них арестованный маршал держался еще целую неделю, и только накануне ХI-й годовщины Октябрьской революции, физически и морально обессилев, Блюхер сдался. В собственноручных показаниях, написанных в течение 6–9 ноября 1938 года, он признал себя виновным в том, что был участником антисоветской организации правых и военного заговора. Эти показания являются послед ними строками, написанными рукой В.К. Блюхера, ибо 9 ноября, спустя три недели после своего ареста, он умер. Согласно акту, составленному судебно-медицинским экспертом Семеновским, смерть наступила от закупорки легочной артерии тромбом, образовавшимся в венах таза. Но абсолютно все сотрудники тюрьмы и заключенные знали истинную причину кончины Блюхера, у которого в результате многочисленных избиений могли отрываться не только сгустки крови, но и целиком, или по частям многие жизненно важные органы.

О смерти Блюхера было доложено Сталину. Об этом факте показал в 1963 году бывший сотрудник НКВД В.Я. Головлев: «В нашем присутствии Берия позвонил Сталину, который предложил ему приехать в Кремль. По возвращении от Сталина Берия… нам сказал, что Сталин предложил отвезти Блюхера в Бутырскую тюрьму для медосвидетельствования и сжечь в крематории». Что и было выполнено без проволочек соответствующей службой НКВД[63].

В марте 1956 года В.К. Блюхер посмертно реабилитирован.

Командарм 2-го ранга Н.Д. Каширин, в течение нескольких месяцев возглавлявший Управление боевой подготовки РККА, был арестован первым из членов Специального судебного присутствия. Произошло это по личному указанию Сталина, который, ознакомившись с протоколом допроса от 5 августа 1937 года заместителя начальника Разведуправления РККА старшего майора госбезопасности М.А. Александровского, «высочайше» начертал: «Арестовать: 1) Каширина. 2) Дубового…»

За Кашириным пришли 19 августа, притом без санкции прокурора. Да и к чему им нужен прокурор, если поступила команда от самого «хозяина», заменившая собой вое законы, указы, санкции и права. В тюрьме «оборону» Каширин держал в течение нескольких суток, однако уже к 23 августа запас его физических и иных сил иссяк, и он под диктовку зловеще знаменитого «колуна» Зиновия Ушакова, только что получившего очередное звание «майор госбезопасности», пишет заявление на имя Ежова, в котором признает свое участие в антисоветском правотроцкистском заговоре.

Через Каширина следователи Особого отдела рассчитывали выйти на маршала Егорова, что неуклонно и проводилось ими в жизнь. В результате 17 февраля 1938 года от Каширина было получено заявление о том, что первый заместитель наркома обороны СССР А.И. Егоров возглавляет военную группу правых: «Вокруг маршала Егорова. Александра Ильича, сложилась группировка. Эта группировка являлась военной группой правых – особым их военным центром – и вела свою контрреволюционную деятельность одновременно с группой военного заговора во главе с Тухачевским, Якиром, Гамарником и другими…»[64]

Тогда же, ссылаясь на информацию, полученную якобы от Егорова, Каширин в числе участников группировки правых назвал Буденного, Белова, Дыбенко, Халепского и других. Затем он признался, что завербовал в военный заговор новых членов, в том числе командиров СКВО – комдивов В.Я. Кильвейна, Я.В. Шеко, комбригов Н.Я. Блюма, К.Р. Белошниченко, Я.Я. Фогеля и других[65].

Получив нужные НКВД показания на А.И. Егорова, нарком Ежов, посчитав Каширина окончательно сломленным, задумал с его помощью уличить еще не арестованного маршала. С этой целью он 26 февраля 1938 года, проводит у себя в кабинете, предварительно пригласив председателя СНК СССР В.М. Молотова и наркома обороны К.Е. Ворошилова, очную ставку между Кашириным и Егоровым. Как она проходила, рассказал на следствии по своему делу бывший заместитель Ежова – начальник ГУГБ М.П. Фриновский, также присутствовавший на ней: «Было решено устроить очные ставки ряду арестованных, которые давали показания на Егорова, который еще не был арестован… Первым был вызван Н.Д. Каширин. Егоров уже сидел в кабинете. Когда Каширин вошел и увидел Егорова (видимо, он считал маршала уже арестованным. – Н.Ч.), он попросил, чтобы его выслушали предварительно без Егорова. Егорова попросили выйти, и Каширин заявил, что показания на Егорова им были даны под физическим воздействием следствия, в частности находящегося здесь Ушакова»[66].

Предоставим возможность сказать свое слово и упомянутому З.М. Ушакову, следователю по делу Н.Д. Каширина. От этой очной ставки Каширина с Егоровым до собственного ареста Ушакова отделяло полгода и вряд ли тогда мог сей наглый и грубый фальсификатор, доверенное лицо Ежова и Фриновского, предполагать, что ожидает его впереди. А там будут арест, допросы с пристрастием: вчерашние сослуживцы усердно станут выколачивать из него признания о причастности к так называемому заговору в органах НКВД. И появятся многочисленные просьбы, нет, даже не просьбы, а мольба о помощи, пламенные заверения в своей преданности правящему режиму и готовности выполнить любой приказ партии и правительства. Последуют при этом и признания своего участия в избиениях подследственных, правда очень сильно уменьшенные.

Испытал Ушаков и все прелести очных ставок в тюрьме, испытал их на собственной шкуре. На одной из них – с бывшим начальником ГУГБ М.П. Фриновским – Ушаков подтвердил тот факт, что Н.Д. Каширин на упомянутой выше очной ставке его с Егоровым, воспользовавшись присутствием главы правительства СССР и наркома обороны, заявил о всей надуманности версии существования военного заговора в Красной Армии и ее огромном вреде. Арестованный командарм сделал заявление, что сам он никогда не был участником какой-либо антисоветской организации, а его показания в отношении А.И. Егорова являются ложными, добытыми под воздействием репрессий в застенках НКВД. Также он заявил, что в подобном положении находятся многие невинные командиры Красной Армии. Тогда же Каширин, обращаясь к Ворошилову, просил его не верить ничему, что бы он ни писал в своих дальнейших показаниях.

На вопрос Ворошилова, почему Каширин дал показания на Егорова и других видных командиров РККА, тот ответил, указывая на присутствующего в кабинете Ушакова, что следователь принуждает его это делать, применяя к нему меры физического воздействия.

Такие вот невыгодные для себя подробности своей профессиональной деятельности вынужден был под давлением фактов подтвердить бывший помощник начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР Зиновий Ушаков, «гроза» арестованных военачальников Красной Армии, сумевший менее чем за год получить два ордена. По существу – за достигнутые результаты и первенство по количеству выбитых зубов, сломанных челюстей и ребер. Но признавал Ушаков только то, от чего ему не удавалось отвертеться. Многие же детали «кухни» следствия по делу Н.Д. Каширина и других членов Специального судебного присутствия так и остались в тени. В частности, Ушаков, как и его бывший начальник Фриновский, умолчал о том, что в Особом отделе не могли простить Каширину его отказа подыгрывать следствию в деле компрометации маршала Егорова. Заявление же Каширина (в присутствии Молотова и Ворошилова) об истязаниях, которым подвергаются арестованные военные, так и осталось без внимания, а его самого ожидала новая, еще более жестокая серия избиений. Свыше месяца держался Николай Дмитриевич в своем единоборстве со следствием, но слишком уж неравными были силы и 3 апреля 1938 года Каширин пишет новое письмо Ежову, в котором аннулирует свое заявление на очной ставке с Егоровым. Назвав его провокационным, он вновь подтвердил свою принадлежность к военному заговору. Стиль и слог этого документа сразу выдают его истинного автора – одного из следователей Особого отдела. По всей вероятности – все того же Ушакова: