Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим - Уильям Теккерей

Американцы, Поляки и Оксфордцы ѣхали слишкомъ быстро для нашего каравана, который медленно подвигался впередъ на равнѣ съ носилками, и потому мы пробирались посреди горъ въ очень небольшомъ количествѣ. Ни у одного изъ васъ не было оружія страшнѣе зонтика, и какіе-нибудь двое Арабовъ, побуждаемыхъ злобнымъ намѣреніемъ, могли бы остановить насъ и присвоить себѣ всѣ наши ковровые мѣшки и чемоданы. Нельзя сказать, чтобъ мы ѣхали, не чувствуя маленькаго страха. Когда проходили мимо васъ смуглые молодцы, обвѣшанные пистолетами и ятаганами, не трогая своихъ винтовокъ, или тащились, не произнося проклятій, нахмуренные погонщики верблюдовъ съ необычайно длинными копьями, изукрашенными пучками разноцвѣтныхъ лоскутковъ и красныхъ перьевъ, — намъ очень нравилось, что они идутъ своею дорогою, не останавливаясь и не заводя съ нами разговоровъ. По всему видно, что британскій левъ и съ зонтикомъ не безопасный звѣрь для Араба, вооруженнаго дьявольски длинною винтовкою. Что же чувствовали наши робкія спутницы? Надобно полагать, что онѣ пришли бы въ совершенное отчаяніе, еслибь мы вздумали опередить ихъ.

Посреди этой горной страны находится деревня съ водой и зеленью; путешественники обыкновенно останавливаются въ ней для непродолжительнаго отдыха. За минуту до нашего прибытія, выѣхалъ отсюда караванъ, освѣженный водой и прохладою. Остановиться ли намъ? Взоръ, брошенный на женщинъ, о которыхъ болѣе всего на свѣти заботились мы во время дороги, заставилъ сказать насъ: нѣтъ! И мы двинулись далѣе. Какое удивительное самоотверженіе, какая рыцарская покорность! И такъ, бѣднымъ лошадямъ и муламъ не удалось отдохнуть и напиться, измученнымъ проводникамъ носилокъ не дано перевести духа: съ отчаяніемъ пустились мы догонять Поляковъ и Американцевъ, которые въ виду у васъ подымались на гору съ своими ружьями, прислугою и янычарами. Поѣздъ ихъ состоялъ человѣкъ изъ шестидесяти, и всѣ они ѣхали медленно, какъ торжественная процессія въ Синей Бородѣ.

Но, увы! они съ каждой минутою все больше и больше удалялись отъ насъ, и наконецъ, когда стали мы подыматься на гору, они совсѣмъ пропали изъ виду. Можетъ быть, въ это время многимъ изъ насъ приходила въ голову мысль о Флитъ-стритѣ и сильно захотѣлось увидѣть нѣсколькихъ полисменовъ. Казалось, мѣстность эта была населена порядочными негодяями: страшные хари выглядывали на насъ изъ хижины и глубокихъ впадинъ, темнѣвшихъ по скату горъ. Мулы съ трудомъ передвигали ноги, погоньщики требовали воды, и вотъ мы достигли до хорошенькой деревушки, построенной на горѣ, подъ деревьями. Ребятишки стряхивали съ деревьевъ винныя ягоды, женщины суетились вокругъ нихъ; тутъ стояла мечеть, и домики, подымавшіеся направо отъ насъ, походили на собраніе маленькихъ фортовъ; передъ ними тянулись сады и широкія поля, по которымъ шли въ деревню верблюды, обремененные ношею. Здѣсь можно было остановиться. Паоло, начальникъ нашихъ проводниковъ, зналъ шейха этого селенія, который далъ ему напиться и поужинать; вода была очень хороша, и мы не шутя стали подумывать: не переночевать ли намъ здѣсь, и не отложить ли въѣзда въ Іерусалимъ до слѣдующаго дня?

Тутъ подскакалъ къ намъ всадникъ на прекрасной лошади, сурово заглянулъ въ носилки, на нашихъ леди, и поѣхалъ далѣе. Вслѣдъ за нимъ явились еще два всадника; одинъ изъ нихъ былъ очень хорошій мужчина, весь въ красномъ. Этотъ уже безъ церемоніи подъѣхалъ къ дамамъ, сталъ играть съ маленькой собачкою, которая лежала въ паланкинъ, и спросилъ, не Инглисы ли мы, на что я отвѣчалъ ему утвердительно. Паоло принесъ воды: сладостнѣе этихъ помой, казалось, ничего нельзя было найдти въ мірѣ. Мы пили, а бѣдные погоньщики муловъ завидовали намъ. Француженка, неустрашимая Виктуаръ, милѣе и доблестнѣе которой, конечно, не было дѣвушки во Франціи со временъ Іоанны д'Аркъ, отказалась отъ воды. Вдругъ одинъ изъ проводниковъ подбѣгаетъ къ своему хозяину и говоритъ: «Абу Гошъ приказываетъ барышнямъ выдти изъ носилокъ и показаться женщинамъ этой деревни.»

И такъ это былъ самъ Абу Гошъ, страшный разбойникъ, котораго въ насмѣшку прозвали мы волкомъ. Какъ же всѣ перетрусилисъ! Маршъ! закричали мы въ ту же минуту. Поглядѣли бы вы, какъ измѣнилось личико отважной Виктуаръ, когда узнала она, кто былъ этотъ Арабъ и уразумѣла смыслъ его посланія. «Un verre d'eau pour l'amour de Dieu!» простонала она, готовая безъ чувствъ упасть съ лошади: такъ страшно было ей попасться въ когти Гоша. «Ne buvez plus, Victoire!» воскликнулъ маленькій джентльменъ изъ нашей партіи. «Впередъ, вошелъ впередъ!» кричали всѣ въ одинъ голосъ. «Что это значитъ?» спрашивали насъ леди, чувствуя, что носилки стали снова потряхиваться. Но мы позаботились скрыть отъ нихъ намѣренія ужаснаго Абу Гоша. Караванъ двинулся въ путь, mademoiselle Victoire была спасена, и ея мистриссы узнали объ угрожавшей имъ опасности, когда мы были уже далеко отъ деревни.

Доброе или злое намѣреніе склонило на этотъ поступокъ воинственнаго Араба? Дѣйствительно ли mademoiselle Victoire избѣжала незавидной участи превратиться въ madame Abou Goche, или предводитель горцевъ хотѣлъ просто оказать намъ гостепріимство? Послѣднее кажется мнѣ вѣроятнѣе. Еслибы въ головѣ у него былъ злой умыселъ, тогда полдюжина винтовокъ покончила бы съ нами дѣло въ одну минуту, и вся наша партія находилась бы въ полной власти разбойника. Но теперь простота развязки сдѣлала это происшествіе скорѣе забавнымъ, нежели романическимъ, особенно для путешественника, который находился въ такомъ счастливомъ расположеніи духа, что былъ въ состояніи напѣвать пѣсни передъ лицомъ разбойниковъ, какъ, напримѣръ, человѣкъ, пишущій эти строчки.

Отъѣхавъ недалеко отъ земли Гошень, мы очутились посреди садовъ и виноградниковъ; лучи заходящаго солнца освѣщали безчисленные золотые грозды удивительно вкуснаго винограда. Мы остановились и попробовали его. Никогда не случалось намъ ѣсть ничего лучше этихъ ягодъ, никогда вода свѣжѣе той, которую принесъ вамъ Арабъ, не лилась въ пересохшее горло человѣка. ѣзда, солнце и болѣе всего Абу Гошъ сдѣлали ее такой вкусною: за эту услугу обязанъ я ему особенной благодарностью. Наконецъ, посреди самой ужасной рытвины, по которой, скользя, спускались наши лошади, услыхали мы пушечный выстрѣлъ; звукъ его долетѣлъ до насъ изъ Іерусалима. Сумерки здѣсь очень кратки; въ нѣсколько минутъ на природу, окружавшую насъ, легла густая тѣнь, и небо блеснуло тысячами звѣздъ.

Подъ этимъ-то великолѣпнымъ пологомъ проѣхали мы еще два часа. Вокругъ васъ тѣснились мрачныя горы; пейзажъ этотъ, нисколько не интересный днемъ, принималъ такой торжественный характеръ ночью, какого я нигдѣ, никогда не видывалъ. Робко, почти съ ужасомъ, приближались мы къ грозному мѣсту, средоточію былой и будущей исторіи человѣчества. Воспоминаніе объ этихъ чувствахъ не покинетъ человѣка до той поры, пока не притупѣетъ въ немъ память, и, можетъ быть, онъ такъ же часто и много будетъ думать, какъ рѣдко и мало говорить о нихъ.

XII

Квартиры въ Іерусалимѣ. — Еврейскіе пилигримы.- Іерусалимскіе Жиды. — Англійская церковь. — Церковь Гроба Господня. — Виѳлеемъ. — Латинскій монастырь. — Американскій консулъ. — Предметы для эскизовъ. — Отъѣздъ. — Рамле

По пріѣздѣ въ Іерусалимъ, леди нашей партіи скоро нашли для себя прекрасную квартиру въ греческомъ монастырѣ, гдѣ чистый воздухъ комнатъ и богатый кушаньями, виномъ и десертомъ столъ нимало способствовали къ возстановленію ихъ силъ, ослабѣвшихъ отъ утомительнаго путешествія. Не знаю, пользуются ли сами почтенные отцы монастыря хорошими снадобьями, которыми подчуютъ они гостей своихъ; но судя по ихъ наружности, надобно полагать, что они не прочь отъ этого. Монахи, которыхъ мы видѣли здѣсь, носятъ на лицахъ своихъ ясный отпечатокъ совершенно покойной совѣсти и привольнаго житья-бытья. Двое толстыхъ, краснощекихъ и неопрятно-одѣтыхъ служекъ безпечно сидѣли на солнышкѣ, поглядывая съ монастырской террасы на улицу: глаза ихъ выражали чувства, нисколько не сходныя съ понятіемъ объ аскетизмѣ.

Для путешественниковъ, не принадлежащихъ къ духовному званію, построенъ особый страннопріимный домъ. Снаружи и внутри, въ главной залѣ этого зданія выставленъ двухглавый орелъ: монастырь находится подъ покровительствомъ русскаго Императора, который ежегодно высылаетъ сюда значительную сумму денегъ на поддержаніе внѣшняго благолѣпія іерусалимской святыни, потому-то большая часовня въ храмъ Гроба Господня далеко превосходитъ богатствомъ украшенія всѣ другіе его придѣлы.

Съ нами пріѣхало сюда нисколько Поляковъ; они остановились въ латинскомъ монастырь, и мы нѣсколько разъ видѣли ихъ въ католической церкви колѣнопреклоненныхъ передъ иконами, или торжественно идущихъ съ зажженными свѣчами въ процесіяхъ, или благоговѣйно лобызающихъ мѣста, освященныя по преданію страданіемъ Спасителя.

Хотя латинскій монастырь и гостинница для путешественниковъ обширны и весьма удобны для житья, но все же они далеко отстали по чистотѣ и отдѣлкѣ отъ обители и страннопріимнаго дома греческихъ монаховъ. И тамъ, и здѣсь, судя по словамъ, не берутъ денегъ; однако же путешественникамъ приходятся поплатиться въ обоихъ. Католики торгуютъ четками, крестиками и перламутромъ, на которомъ вырѣзаны образа. Эти вещи покупаютъ они у ремесленниковъ и перепродаютъ ихъ съ небольшой выгодою. Англичане останавливались до-сихъ-поръ въ негодныхъ гостинницахъ, и только въ прошломъ году два или три человѣка изъ жителей Мальты догадались нанять нѣсколько домовъ для пріема туристовъ, гдѣ Англичане могутъ теперь найдти для себя приличное помѣщеніе за цѣну, которая для людей съ порядочнымъ состояніемъ не покажется очень выосокою.