Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Шествие было умилительное и трогательное. Они приближались к садовой калитке, где уже давно стояли дамы, ожидавшие к завтраку своих городских гостей. Незамужняя тетушка сияла самой радужной улыбкой и делала веселые знаки. Ясно, что она ничего не знала о случившейся беде. Невинное создание! Бывают времена, когда душевное неведение служит для нас залогом самого прочного блаженства.

Они подошли ближе.

— Что это у них сделалось с маленьким старичком? — сказала Изабелла Уардль.

Незамужняя тетушка не обратила никакого внимания на этот вопрос, относившийся, по ее мнению, к президенту Пикквикского клуба. Треси Топман был еще юношей в ее глазах, и она смотрела на его лета в уменьшительное стекло.

— Ничего, mesdames, будьте спокойны, — сказал пожилой джентльмен, желавший заранее предупредить суматоху в обществе женщин.

Дамы обступили мистера Топмана.

— Не бойтесь, mesdames, — повторил хозяин.

— Что ж такое случилось? — вскрикнули леди.

— Небольшое несчастье с мистером Топманом — ничего больше.

Незамужняя тетка испустила пронзительный крик, закатилась истерическим смехом и повалилась без чувств в объятия своих племянниц.

— Окатить ее холодной водой, — сказал пожилой джентльмен.

— Нет, нет, — пробормотала незамужняя тетка, — мне теперь лучше, гораздо лучше. Изабелла, Эмилия — доктора! Он ранен? Умер? О, боже мой. Ха, ха, ха!

Это был второй номер истерического хохота, сопровождаемый отчаянно диким визгом.

— Успокойтесь, — сказал мистер Топман, растроганный почти до слез этим умилительным выражением нежной симпатии, — успокойтесь, сударыня, сделайте милость.

— Его ли это голос? — воскликнула незамужняя тетка, дико вращая глазами.

Третий номер истерики принял опустошительно страшный характер.

— Не тревожьтесь, сударыня, умоляю вас именем неба, — проговорил мистер Топман нежным тоном. — Я немного ранен, и ничего больше.

— Так вы не умерли? — взвизгнула истерическая леди. — О, скажите, ради бога, что вы не умерли!

— Что за глупости, Рэчел? — перебил мистер Уардль довольно грубым тоном, совершенно противоречившим поэтическому характеру всей этой сцены. — За каким чертом он должен сказать, что не умер?

— О нет, нет, я не умер! — воскликнул мистер Топман. — Мне нужна только ваша помощь, сударыня. Позвольте облокотиться на вашу ручку, — прибавил он шепотом, — о, мисс Рэчел!

Незамужняя тетушка сделала два шага вперед и подала ему руку. Они благополучно пришли в столовую. Мистер Треси Топман, улучив удобную минуту, прижал ее пальчики к своим губам и опустился на софу.

— Вы слабы? — сказала сострадательная Рэчел.

— Нет, это ничего. Скоро я совсем оправлюсь. Благодарю вас.

И, проговорив последнюю фразу, мистер Топман закрыл глаза.

— Он спит, — пробормотала незамужняя тетушка. — Его органы зрения были сомкнуты только в продолжение двадцати секунд. — Милый, милый Треси!

Мистер Топман встрепенулся и вскочил.

— О, произнесите еще раз эти отрадные слова! — воскликнул он с трогательным умилением и самым убедительным тоном.

Незамужняя дева испугалась.

— Вы, конечно, их не слышали? — стыдливо проговорила она.

— О, да, я слышал их! — возразил мистер Топман. — Повторите ли вы их из сострадания к несчастливцу, который…

— Молчите! — прервала незамужняя леди. — Мой брат.

Мистер Треси Топман принял свою прежнюю позу, и через минуту в комнату вошел мистер Уардль, сопровождаемый хирургом.

Плечо было освидетельствовано, рана перевязана, и доктор, к общему благополучию, объявил, что опасности не было ни малейшей. Мало-помалу веселость водворилась снова, и завтрак начался своим чередом. Джентльмены и леди, по-видимому, совсем забыли неприятное приключение, грозившее оставить по себе такие печальные последствия. Один мистер Пикквик молчал и, казалось, был погружен в глубочайшую задумчивость. Его доверие к мистеру Винкелю поколебалось, расшаталось и едва совсем не исчезло.

— Играете ли вы в крикет2? — спросил мистер Уардль, обращаясь к несчастному стрелку.

В другое время и при других обстоятельствах мистер Винкель не задумался бы дать утвердительный ответ; но теперь он понимал и чувствовал деликатность своего положения, и скромно отвечал:

— Нет.

— A вы, сэр? — спросил мистер Снодграс.

— Игрывал в старину, — отвечал хозяин, — но теперь отвык. Я член здешнего клуба крикетистов, но сам уже давно не играю.

— Сегодня, я полагаю, будет большое собрание, — сказал мистер Пикквик.

— Да, говорят, игра завязывается на славу, — отвечал хозяин. — Хотите посмотреть?

— Я люблю видеть игры всякого рода, — отвечал мистер Пикквик, — если только в них, от неопытности какого-нибудь хвастуна, не подвергается опасности человеческая жизнь.

Мистер Пикквик приостановился и строго взглянул на мистера Винкеля, который обомлел под испытующим взглядом президента. Через несколько секунд великий муж отвел от него свои глаза и прибавил:

— Можем ли мы поручить нашего раненого друга заботливости ваших леди?

— Совершенно можете, — пробормотал мистер Топман.

— Разумеется, — подтвердил мистер Снодграс.

Поразмыслили и решили, что мистер Топман останется дома под благодатным надзором женского комитета, а все остальные джентльмены, под предводительством мистера Уардля, отправятся в город Моггльтон, куда поголовно выступит весь Дингли-Делль, чтоб принять участие в национальной игре, занимавшей теперь умы всех горожан и поселян.

Они пошли веселой и стройной толпой, и через несколько часов мистер Пикквик, почти сам не зная как, очутился в главной улице Моггльтона.

Всем, а может быть не всем известно, статься может даже, что и никому не известно, что Моггльтон — весьма древний и почтенный город, имеющий все признаки настоящего корпоративного города: в нем есть мэр, буржуа и фримэны, он владеет с незапамятных времен неоспоримым правом представлять из своей среды одного депутата в английский парламент, где, тоже с незапамятных времен, насчитывают в деловом архиве три тысячи триста тридцать три документа относительно города Моггльтона. Этот старинный город отличается своей приверженностью к религии и консерватизмом в торговой политике. Одних просьб относительно уничтожения торговли в праздничные дни поступило от него в парламент пятьсот тридцать семь, и вслед за тем таковое же число прошений последовало против торговли неграми за границей; шестьдесят восемь в пользу удержания и распространения привилегий церкви.

Проникнутый глубоким уважением к знаменитому городу, мистер Пикквик стоял на главной его улице и смотрел с видом ученой любознательности на окружающие предметы. Перед ним во всей красоте расстилалась торговая площадь, и в центре ее — огромный трактир с блестящей вывеской весьма замысловатого вида: то был на мраморной колонне сизо-бирюзовый лев с высунутым языком и тремя низенькими ножками, поднятыми на воздух, между тем как четвертая лапа неистово опиралась на колонну. Тут были также пожарный двор и страховая от огня контора, хлебные амбары, водочный завод, булочная, пивная и башмачная лавка, принимавшая также на себя обязанность доставлять честным гражданам потребное количество шляп, фуражек, колпаков, зонтиков, чепчиков и учебных книг по всем отраслям наук. Был тут красный кирпичный домик с небольшим вымощенным двором, принадлежавший, как всем было известно, городскому адвокату, и был тут, сверх того, другой красный кирпичный домик с венецианскими ставнями и огромной вывеской над воротами, где явственно обозначалось золотыми буквами жилище городского врача. Две-три дюжины мальчишек бежали через площадь на поле крикетистов, и два-три лавочника стояли у своих дверей, увлекаемые очевидным желанием быть свидетелями национальной игры. Все это заметил мистер Пикквик отчетливо и ясно, и уже в душе его заранее обрисовался план красноречивейшей страницы путевых впечатлений. Рассчитывая написать ее при первом удобном случае, он поспешил присоединиться к своим друзьям, которые уже поворотили из главной улицы и созерцали на краю города широкое поле битвы.

Уиккеты были уже совсем готовы, и неподалеку от них красовались две палатки обширного размера, снабженные всеми принадлежностями для отдыха и прохлады состязающихся крикетистов. Но игра еще не начиналась. Два или три героя из Дингли-Делля и столько же городских богатырей забавлялись на чистом воздухе, с величественным видом перекидывая с руки на руку массивные шары. Другие крикетисты в соломенных шляпах, фланелевых куртках и белых штанах бродили около палаток, куда и мистер Уардль повел своих гостей.

Полдюжины приветствий, громких и радушных, встретили прибытие пожилого джентльмена. Все фланелевые куртки выступили вперед, когда он начал рекомендовать своих гостей, джентльменов из Лондона, желавших с нетерпением видеть собственными глазами национальное игрище, которое, нет сомнения, доставит им одно из величайших наслаждений.