Весы Фемиды - Найо Марш

Взгляд Аллейна скользнул по столу и остановился на ящиках, которые он попробовал выдвинуть. В верхних ящиках лежали письменная бумага, конверты и несколько листков, исписанных четким, ровным почерком, видимо, самого полковника. Средние ящики были заперты, а вот нижний ящик левой тумбочки удалось выдвинуть, правда, он оказался пустым. Аллейн наклонился, чтобы разглядеть получше, но, услышав в коридоре голос Фокса, задвинул ящик обратно и отошел от стола.

В кабинет вошли Марк Лакландер и Фокс.

— Я вас не задержу, — сказал Аллейн. — Вообще-то я пригласил вас только для того, чтобы уточнить одну маленькую деталь и, возможно, кое-что для нас прояснить. Первый вопрос такой: когда в четверть девятого вы шли домой, вы слышали, как на Нижнем лугу воет собака?

— Нет, — ответил Марк. — Уверен, что не слышал.

— А Скип всегда находился рядом с хозяином?

— Только не во время рыбалки, — не раздумывая ответил тот. — Полковник приучил его держаться на почтительном расстоянии.

— И Скипа вы сами не видели?

— Я не видел и не слышал собаки, но зато встретил муаровую кошку. Полагаю, одна из тех, кого содержит Окки Финн, решила перед сном прогуляться.

— А где это было?

— По эту сторону моста. — Марка явно начинали тяготить эти расспросы.

— Хорошо. Значит, поиграв в теннис с мисс Картаретт, вы возвращались домой через Нижний мост по Речной тропинке. И по дороге подобрали вещи, оставленные бабушкой, верно?

— Да.

— А у вас в руках было что-нибудь еще?

— Только принадлежности для тенниса. А что?

— Я просто восстанавливаю картину. Чтобы собрать оставленные вещи, вам пришлось задержаться. Может, вы слышали или видели что-нибудь необычное?

— Ничего. Мне кажется, я вообще не смотрел в сторону реки.

— Понятно. А теперь вы не поделитесь с нами своими соображениями относительно раны на голове полковника?

— Да, конечно, — с готовностью отозвался Марк. — Правда, я осмотрел его довольно поверхностно, так что полностью полагаться на мои наблюдения вряд ли стоит.

— Насколько я понял, — продолжал расспрашивать Аллейн, — вы пришли туда вместе с сестрой Кеттл, которая подняла тревогу, осторожно приподняли с лица покойного шляпу и, убедившись, что полковник мертв, вернули шляпу на место и стали дожидаться полиции. Верно?

— Да. У меня с собой был фонарь, и я осмотрел раны, не трогая тела. Вообще-то у меня была хорошая возможность их разглядеть.

— Вы сказали «раны», — повторил Аллейн, делая упор на последнем слове. — Выходит, что полковнику нанесли не один удар, а несколько?

— Чтобы сказать наверняка, мне нужно еще раз осмотреть тело. Мне показалось, что сначала ему нанесли удар одним предметом, а потом уже пробили череп другим. Правда, удар, нанесенный острым предметом в висок, может вызвать различные внешние повреждения. Гадать не имеет смысла. Ваш судебный врач наверняка во всем разберется и сумеет объяснить некоторые странности, которые бросились мне в глаза.

— Но при осмотре вам сразу показалось, что сначала полковника оглушили и только потом нанесли удар в висок колющим предметом? Верно?

— Да, — не задумываясь подтвердил Марк. — Это так.

— Насколько я запомнил, — продолжил Аллейн, — след от раны был примерно два на три дюйма с неровными краями, будто удар нанесли большим молотком с вогнутой ударной поверхностью, хотя таких и не существует в природе. А посередине раны находилось отверстие, которое могло образоваться от удара острым предметом.

— Верно, — подтвердил Марк. — Вы очень точно описали внешние повреждения. Но повторяю, черепные травмы могут иметь самый причудливый вид.

— Надеюсь, вскрытие внесет окончательную ясность и все объяснит, — сказал Аллейн и, взглянув на умное и благородное лицо Марка, решил рискнуть: — Послушайте, давайте не будем притворяться, будто мистера Данберри-Финна не существует. Они с полковником Картареттом сильно повздорили меньше чем за час до убийства. Что вы об этом думаете? Излишне говорить, что это останется между нами. Что за человек этот мистер Финн? Вы наверняка его хорошо знаете.

Марк сунул руки в карманы и, помрачнев, уставился в пол.

— Я вовсе не так хорошо его знаю, — ответил он. — В смысле я знаю его всю жизнь, но по возрасту он годится мне в отцы и никогда не проявлял ко мне особого интереса ни во время учебы, ни во время практики.

— Полагаю, ваш отец знает его гораздо лучше.

— Как соседа и ровесника — безусловно, но у них мало общего.

— А вы, конечно, знали его сына Людовика?

— Разумеется, — спокойно ответил Марк, — правда, не очень близко. Я учился в Итоне, а он — в Винчестерском колледже. Он готовился к дипломатической карьере, а я оставил Оксфорд ради анатомического театра. Стал, по выражению деда, «деклассированным элементом». — Марк взглянул на Аллейна и добавил с усмешкой: — Как, впрочем, и вы, сэр, по мнению деда. Разве вы не ушли от него к лорду Тренчарду, поменяв дипломатическую службу на полицию?

— Можно выразиться и так, хотя для меня это звучит гораздо более лестно, чем для обоих начальников. А молодой Финн, кстати, работал под началом вашего деда в Зломце, верно?

— Да, — ответил Марк и, чувствуя, что надо что-то добавить, продолжил: — Мой дед был истинным «патриотом Долины», как здесь говорят. Как человек старой закалки, он предпочитал окружать себя уроженцами здешних мест и доверял только им. Когда Викки Финн поступил на дипломатическую службу, дед добился его перевода в Зломце, чтобы устроить там некое подобие Суивнингса. Господи Боже! — воскликнул Марк. — Я вовсе не имел в виду, что…

— Вы, наверное, вспомнили, что молодой Финн пустил там себе пулю в лоб.

— Вы знали об этом?

— Наверное, для вашего деда это было ужасным ударом.

Марк поджал губы и отвернулся.

— Разумеется, — сказал он и, вытащив портсигар, достал сигарету, продолжая стоять спиной к Аллейну. Чиркнула спичка, и Фокс откашлялся.

— Мне кажется, что мемуары сэра Гарольда следует опубликовать, — сказал Аллейн.

— Это мистер Финн вам сказал? — спросил Марк.

— А с чего вдруг мне должен об этом говорить мистер Октавиус Финн? — удивился Аллейн.

После долгого молчания Марк наконец произнес:

— Прошу меня извинить, но я категорически отказываюсь отвечать на дальнейшие вопросы.

— Это — ваше право, однако вряд ли это разумно.

— В конце концов, — заявил Марк, — это мне решать. Вы не станете возражать, если я съезжу за лекарствами?

Аллейн секунду помедлил.

— Конечно, нет! — заверил он. — Всего хорошего, доктор Лакландер.

Марк еще раз извинился и, бросив на детективов встревоженный взгляд, удалился.

— Дружище Фокс, — обратился Аллейн к напарнику, — мы еще успеем поспать пару часов в «Мальчишке и осле», но прежде я хочу, чтобы ты отвлекся от мыслей о местной медсестре и взглянул на нижний левый ящик стола полковника Картаретта.

Фокс удивленно поднял брови, подошел к столу и, надев очки, опустился на колени перед ящиком.

— Замок взломан, — сообщил он. — Причем совсем недавно.

— Совершенно верно. На полу валяются щепки. А в самом ящике лежит отломившийся кончик ножа для разрезания бумаг. Замок взламывали второпях и непрофессионально. Мы опечатаем кабинет и пришлем сюда завтра экспертов сделать снимки и снять отпечатки. Образцы для сравнения сестры Кеттл, мистера Финна и доктора Лакландера будут на подписанных ими показаниях. Нужно срочно забрать бокалы, которыми пользовались Лакландеры и миссис Картаретт, и запереть их здесь. Если понадобятся еще чьи-то отпечатки, мы раздобудем их утром. — Он вытащил из кармана платок и развернул его, вытаскивая дешевые очки. — А перед тем как отправиться спать, мы выясним, не оставил ли своих отпечатков на этих непрезентабельных очках мистер Данберри-Финн. А утром, если ты будешь себя хорошо вести, я расскажу тебе печальную и поучительную историю о молодом Людовике Финне.

3

Китти Картаретт лежала в большой старинной кровати. Выйдя замуж, она сначала пожелала, чтобы ее обили стеганым бархатом персикового цвета, но быстро сообразила, что это расценят как безвкусицу. Желая зарекомендовать себя среди окружения с наилучшей стороны, она отказалась от этой идеи, но туалетный столик, стулья и светильники все-таки выбрала на свой вкус. Теперь она с печалью разглядывала обстановку, и со стороны этот взгляд можно было вполне принять за прощальный. Повернувшись на кровати, Китти увидела свое отражение в длинном зеркале. Из-под шелковой розовой простыни выглядывало опухшее от слез лицо.

— Как же ужасно я выгляжу! — пробормотала она и сообразила, что лежит на месте, где обычно спал ее муж. Она зябко поежилась, но среди соседей вряд ли бы кто расценил это как проявление скорби по любимому мужу. В свое время леди Лакландер даже заметила, что Китти Картаретт относилась к той редкой породе женщин, которым на протяжении всей жизни не доводилось испытывать особой привязанности ни к кому на свете. Даже сейчас леди Лакландер вряд ли бы смогла объяснить, почему Китти плакала. Она бы скорее предположила, что это результат нервного потрясения, а вовсе не ощущение одиночества, которое Китти вдруг почувствовала особенно остро.