Седьмое небо - Луанна Райс

— Что с тобой, дед?

— Порядок, — мрачно пробормотал старик, вновь поднимаясь на ноги. Он подобрал топор, присматривая гуся.

Всю неделю шел снег, поэтому белые птицы сливались с белоснежным фоном земли. Майк смотрел, как гуси топтались у залива, вытягивая шеи в поисках еды. Хотя он жил на ферме уже довольно долго, его не покидало желание защитить этих глупых птиц. Бежали бы поскорее к воде да плыли прочь. Волны набегали на каменистый берег. Майк насчитал восемь лодок; словно бананы, они покачивались на волнах, греясь на солнце у холодных скал.

Майк помнил все детские истории, которые мать рассказывала ему когда-то. Он лежал в постели, проснувшись от страшного сна, а она сидела рядом, гладила его по волосам и рассказывала ему о том, как «причесывают» гусей ради их перышек. Ферма в ее рассказах выглядела просто сказкой, и гусей ощипывали ради их же удовольствия. Он воображал, что это так же приятно птицам, как приятно ему, когда мягкая рука матери касается его волос. Господи, какая ложь!

— Я поймаю их, дед, — предложил он и, оттолкнувшись, заскользил вниз к заливу. Гуси громко загоготали. Майк подобрался сзади и погнал их вверх по тропинке. — А ну пошли, — прошипел он, чтобы дед не мог слышать. — Пошли, глупые птицы, улетайте прочь!

Конечно, они не улетели — они никогда не улетали. Они доверчиво шли к сараю. Их маленькие черные глазки смотрели на Майка. Он видел этих гусей, когда они только вылупились из яиц. Это было весной. Потом он наблюдал, как они подрастали, пока их откармливали летом, и время от времени говорил им, чтобы они уплыли или улетали прочь. Видит Бог, он делал все, что было в его силах.

— Нам придется еще поработать, — хрипло сказал дед. — Парни из Уэйпорта специально заедут за ними, когда будут проплывать мимо на своих моторках.

Деда донимал артрит. Он с трудом передвигался по обледенелой тропе, и Майк поддерживал его. Дед стеснялся своей беспомощности. Он никогда не благодарил Майка и не смотрел ему в глаза. Фотографии свидетельствовали о том, что когда-то в Джордже Толботе было почти шесть футов росту, но старость пригнула его к земле. Он был маленький и слабый, с волосами белыми, как пух, и кожей темной, как кора дерева.

И все-таки старик двигался довольно проворно. Он схватил гуся, положил его шею на пень, и одним сильным ударом отрубил голову. Со вторым гусем получилось хуже, потому что, и Майк верил в это, бедолага понял, что его ждет. Но дед был проворнее, и все кончилось, едва он успел моргнуть.

— Ну, теперь ты не жалеешь, что поторопился убраться в сарае? — спросил дед. У него не хватало зубов, и губы были почти невидимы, но Майк был рад, когда дед улыбался. Дед любил, когда он оказывался прав.

— Все хорошо, — сказал Майк.

Они понесли забитых птиц в сарай. Он был маленьким и квадратным, без окон, с одной дырой в стене. Это были владения старого охотника: убитые ондатры покрывали стены. Их мех продавали на материк, а распластанные тушки, прибитые гвоздями, вялились на стене. Майку эти маленькие существа напоминали летающих белок, которые прыгали высоко над полем.

Майк включил генератор, и машина для ощипывания перьев заработала. Дед натянул высокие грубые ботинки, оба надели перчатки. Дед работал быстро, так что Майк едва поспевал за ним. Обрабатывая гуся, машина работала, как волшебные пальцы, выдергивая перья из кожи. Ослабленные машиной перья легко выдергивались рукой.

Майк пробегал пальцами по перьям и, собрав их, бросал в дыру в стене. Наилучший, самый густой пух рос на грудке гуся, и Майк с особым тщанием собирал его. Его пальцы легко касались мертвой птицы, стараясь сохранить перья чистыми. Он слышал, как дед выругался. Приезд матери Майка приводил старика в мрачное настроение.

— У этого бедолаги много пуха, дед, — окликнул его Майк.

— Да уж.

— Больше пуха для маминых одеял.

— Да…

— Она уже летит сюда, — напомнил Майк. — И будет с минуты на минуту.

— Удивительно, как это она вообще собралась, — ворчал дед.

— Но она летит.

— В котором часу она здесь появится?

— До того, как стемнеет… Это все, что она сказала.

— Она всегда такая, — сказал дед. — Ничто не заставит ее выполнить обещание. Она может тебе пообещать что угодно, но если у нее что-то приключится, забудет обо всем и займется другим.

— Ну… Я не знаю, — уклончиво произнес Майк, стараясь остаться вежливым, но не соглашаясь с дедом. — Если мама сказала, что прилетит, она будет здесь, — повторил Майк, вставая на защиту матери. Что было само по себе странно, так как он обычно первым нападал на нее.

— Мало ли кто что говорит, слова — это всего лишь слова, Майк, — проворчал дед, собираясь выпотрошить гусей.

Майк пожал плечами.

— Она могла бы не покидать так быстро остров после смерти ее матери, — сдавленным голосом проговорил дед.

Майк отвернулся. Почти всякий раз, когда дед упоминал имя своей жены, у него перехватывало дыхание. А если тетя Бесс садилась за пианино и начинала играть одну из любимых песен Роуз, то он и вовсе выходил из комнаты. Майк знал, дед ездит на могилу жены, он не раз видел его на старом погосте.

— С тобой все хорошо, дед? — спросил Майк.

Старик кивнул. Нахмурившись, он потянул носом, словно ему было невыносимо то, что его заставили замолчать. Майк не знал, чего ему ждать от приезда матери. Их разногласия начались с восьмого класса. А с дедом они не ладили еще дольше, еще до того, как Майк родился. И с годами Майк понял, что сам был причиной раздора. Его родители не были официально женаты. Майк был незаконнорожденным. И то, что он все-таки появился на свет, сделало его мать скандальной фигурой на острове. Может, именно это рассорило ее с дедом. Но со временем он узнал, что неприятности начались раньше и были связаны с болезнью Роуз, его бабки.

— Ну-ну… — проворчал дед, разглядывая вяленые тушки ондатр, висевшие на стене.

— Что? — спросил Майк.

— Дай мне вон те две, — указал дед.

Майк потянулся и снял две тушки с гвоздей, преодолевая тошноту.

— Мы на славу ее накормим, пока она будет здесь, — приговаривал дед. — Жаркое из ондатры именно то, что ей сейчас нужно. Оно придаст ей силы, если и не вернет здоровье.

— Она здорова, — возразил Майк.

Дед внимательно взглянул на внука. Ой хмурился, шевеля беззубым ртом, а его брови под углом сошлись на переносице. Он бросил в лохань ощипанных гусей и поставил ее у двери, чтобы забрать позже. Потом взял пластиковый мешок с перьями и пухом, чтобы отнести его тетушке Бесс.

— Она здорова, — снова сказал Майк, потому что от молчания деда ему стало не по себе.