Прелюдия любви - Элизабет Ренье

Сара вырвала бумаги из рук Деборы, которая подняла их с пола. Ее палец дрожал, когда она водила им по первой странице.

«Рабов размещают между палубами на боковых нарах с проходом посередине. Мужчины-рабы лежат на этих нарах или прямо на полу, скованные попарно, так близко друг к другу, что зачастую даже не могут нормально лечь. Если погода неблагоприятная, они вынуждены весь путь проводить в полутьме, вдыхая отвратительный вонючий воздух. Кормят же их самой грубой пищей. В хорошую погоду их выводят на палубу и ради упражнения заставляют плясать прямо в цепях. Женщины отданы на милость самых грубых и самых бессердечных членов экипажа. На кораблях обычны дизентерия и прочие болезни. За малейшее неповиновение назначаются жестокие наказания. Почти четверть рабов умирает за время плавания. Некоторые бросаются за борт, предпочитая быструю смерть в море страданиям, которые ожидают их на плантациях».

Сара сделала паузу, чтобы набрать воздуха, и посмотрела на своих слушателей. Лицо Деборы было бесстрастным. В глазах мужчин она прочла жалость, сожаление. Она взмолилась в последний раз:

— Вы все еще утверждаете, что мой отец осведомлен об этих вещах и позволяет, чтобы все это происходило?

Ответом ей было молчание. В отчаянии она обратилась ко второму листку:

— Но этому… этому я никогда не поверю.

«Доверенные лица купцов меняют рабов на бусы, одежду, железные бруски, и тех хватают и силой вытаскивают из их домов. Мужчин, женщин и детей, связанных вместе кольями и лианами из джунглей или же скованных цепями в запястьях и лодыжках, тащат, словно животных, в бараки на побережье, где они ожидают кораблей. В пути часть из них умирает от истощения; других же бичуют до тех пор, пока их спины не лишаются кожи».

Сара закрыла лицо руками:

— Это невозможно. Никто не разрешит таких вещей.

— Но вы сами видели живое свидетельство не менее часа назад, — непреклонно отвечала Дебора. — Если с рабом могут так жестоко обойтись здесь, в Англии, вы можете легко представить себе, какие вещи творятся за морем. — Она поднялась и двинулась к буфету, стоявшему у обшитой деревом стены. — Может быть, вид инструментов, которые используются в таких случаях, — серебряное тавро, кнут, сделанный из кожи носорога, — развеют ваши сомнения.

— Нет, Дебора, — быстро сказал Криспин, — такие вещи не для женских глаз.

Она обернулась, подняв темные брови:

— Ты показывал их мне. И их применяли к женщинам, пусть даже эти женщины были черными. Не понимаю, почему ты должен беречь чувства дочери человека, для которого все эти предметы — всего лишь инструменты торговли.

Она поднесла руку к дверце буфета.

Криспин в одно мгновение пересек комнату. Его пальцы накрыли ее руку.

— Нет, я запрещаю это. Сара и так получила жестокий удар из-за твоей рассеянности. Я не позволю огорчить ее еще больше.

Тон Деборы был полон презрения.

— Не сомневаюсь, что ты предпочел бы держать ее в неведении относительно всех этих фактов! Ты не хотел, чтобы она узнала, что все платья, в которые она наряжается, все драгоценности, пища, которую она ест, даже заработок ее горничной — все это оплачено кровью и страданием тысяч рабов? Ты неожиданно стал мягкосердечен, Криспин, только выбрал не ту сторону. Неужели мы утратим твою поддержку из-за пары голубых глаз?

Сара услышала неодобрительный возглас Эдварда. Она видела, как краска отлила от щек Криспина и мускул снова задергался на щеке. Обернувшись через плечо, она встретила взгляд Деборы. Даже в доме леди Бретертон она не встретила такого оскорбительного презрения. Жестокое выражение этого лица привело ее в ужас, тем больший, чем сильнее оно контрастировало с разговорами о философии и благотворительности, уверениями Криспина и Мэри, что Дебора неустанно заботится о благополучии тех, кто слабее ее. И язвительные слова, произнесенные этим прекрасным музыкальным голосом, оскорбили Сару куда больше, чем отвратительные манеры ее будущей свекрови.

Дебора пожала плечами и холодно продолжила:

— Я полагаю, каждый из нас должен помнить, что мисс Торренс, во всяком случае, продемонстрировала крупицу совести, когда направила негра в здешние конюшни. — Она освободилась из рук Криспина, подошла к Саре и встала с ней рядом. — Или же вы намереваетесь сообщить о его присутствии властям? За его поимку конечно же назначена награда.

Даже стоя Сара вынуждена была смотреть на Дебору снизу вверх.

— Что я вам сделала? — спросила она и поняла, что ей трудно совладать с голосом. — В том, что я не знала обо всем этом, нет моей вины. Невежество в ваших глазах может считаться слабостью, но ведь это не преступление.

— Это совершеннейшая правда, Дебора, — неловко вставил Эдвард. — Мисс Торренс перенесла сегодня достаточно потрясений. Думаю, тебе не стоит продолжать.

Дебора взглянула на него, затем перевела взгляд на Криспина. И наконец, холодно произнесла:

— Похоже, у вас теперь целых два защитника, сударыня. Как вам повезло, что вы созданы такой маленькой и изящной. Оставляю вас на их попечение и поднимусь к Мэри, которой слишком долго пренебрегали.

— Нет! — Сара сама удивилась тому, какая горячность прозвучала в ее голосе. И не обращая внимания на злость, вспыхнувшую в глазах Деборы, она торопливо продолжила: — Умоляю вас оставить ее в покое. Когда я спускалась вниз, она спала, но даже если нет, вы станете… станете…

— Очень хорошо! Я стану — что?

Сара беспомощно огляделась вокруг.

— Думаю, Сара права, — тихо сказал Криспин. — Нынешнее состояние здоровья Мэри не позволяет ей пускаться в интеллектуальные споры. Не сомневаюсь, ты желаешь добра, но ты нагружаешь ее не по силам.

Реакцию Деборы выдали лишь сцепленные руки и поджатые губы. Ответила она спокойно:

— В таком случае, я думаю, нам нет причины оставаться здесь дольше. Эдвард…

— Нас пригласили к ужину, — напомнил он.

— Я нисколько не голодна. И меня всегда удивляло, как это люди могут хотя бы смотреть на еду после того, как прочтут все те ужасы, о которых нам только что напомнила мисс Торренс.

— Я придерживаюсь того же мнения, — быстро сказала Сара. — Однако мне бы хотелось сейчас побыть одной. Я желаю вам всем спокойной ночи.

Она поспешила к двери, но потом повернулась и гордо подняла голову:

— Я также хотела бы воспользоваться возможностью попрощаться с вами, доктор Трехерн, мисс Трехерн. Разумеется, оставаться в Клэверинге для меня теперь совершенно невозможно.

Криспин сделал шаг вперед:

— Сара, вы не можете уехать…

Она отмахнулась от его возражений:

— Мой отец ясно дал понять, что вы — нежеланный гость в нашем доме. Он противился моему визиту сюда и дал разрешение лишь после того, как получил сведения о том, что вы будете в отъезде. Теперь я понимаю почему. Но каково бы ни было мое личное отношение к этому вопросу, моя главная обязанность — повиноваться отцу. Я прикажу горничной собрать вещи и скажу, что мы уезжаем утром — настолько рано, насколько это возможно.

— Сара. — Голос Криспина был настойчив. — Сара, умоляю вас…

Эдвард прибавил к его словам свою мольбу.

— Мисс Торренс, я прошу вас не лишать нас вашего общества так скоро.

На лице его сестры появилось выражение полнейшего удовлетворения.

Сара повернулась и через секунду была за дверью. Она бежала через холл, путаясь в складках голубого платья, чтобы успеть прежде, чем кто-либо из мужчин сумеет задержать ее. Криспин, бегущий следом, догнал ее уже у самой лестницы.

— Сара, пожалуйста. После того как они уйдут, спуститесь вниз снова. Позвольте мне поговорить с вами, объяснить.

— Что здесь объяснять? Я все поняла — яснее изложить факты было нельзя. Вы обвинили меня в бегстве, в том, что я прячусь от проблем. Вы были правы. Я всю жизнь делала это. Но завтра, когда я уеду, это будет не потому, что я убегаю. В самом деле, я должна вернуться домой, где меня встретят две проблемы вместо одной. И вы были правы, когда говорили, что с Энтони мне никто помочь не может. И это еще более справедливо в отношении… в отношении нового затруднения. Во всем мире нет человека, который мог бы подсказать, что мне теперь делать.

Костяшки его пальцев, сжимающих перила, побелели. Криспин заговорил очень тихо, казалось, каждое слово дается ему с трудом.

— Клянусь небом, я — тот человек, что причинил вам эту боль. Я — и никто другой.

— Похоже, я не слишком удачлива в отношениях с мужчинами, не правда ли? Энтони, папа, доктор Трехерн, вы сами. Каждый из вас причинил мне боль — тем или иным способом. Но и женщины тоже были не слишком добры. Леди Бретертон только о том и беспокоилась, чтобы сообщить мне правду. То же и Дебора. Сегодня утром вы сказали мне, Криспин, что я похожа на ребенка, который не желает становиться взрослым. Думаю, я никогда уже не буду такой. Никогда больше не буду смеяться, не буду петь. Моей беспечности пришел конец.