Отпусти народ мой... - Ирина Левитес

— Не грусти! Все нормально. Ну, я пошла. Пока! — и, подхватив чемодан, исчезла за дверью.

Нина бросилась ничком на кровать. Пропади все пропадом!

Поздно вечером, когда все уснули, ее потрясла за плечо Наташа:

— Спишь? А я слышала, что девчонки собрались тебя как следует ночью отлупить.

— Что? — в это трудно было поверить. Что значит «отлупить»? Да ее никто пальцем в жизни не тронул!

— За то, что ты придумала эту идиотскую затею с песней. Светка наверняка мамаше нажаловалась, вот ее и забрали из лагеря.

Нина лихорадочно натянула «техасы» и свитер. Где эти проклятые кеды? А, вот они! Она выбежала в темную моросящую мглу и, не разбирая дороги, помчалась вниз по склону, к палаткам геологов. Бежать! Бежать из этого вмиг опостылевшего лагеря, от этих жестоких и равнодушных людей!

Они так ничего и не поняли!

Бежать отсюда навсегда!

Глава восьмая

Когда уйдем со школьного двора…

К окончанию школы Нина четко определила линию своего поведения в отношении поступления в вуз. Без лишних сомнений она твердо объявила домашним: филфак МГУ. Выбор факультета в комментариях не нуждался, а вот вариант с университетом был заведомо провальным.

Причина такой целеустремленности была известна только ей: в этом году вообще не собиралась становиться студенткой, и если проваливаться с треском — так только в самом престижном учебном заведении страны. Знай, мол, наших!

Несмотря на то, что училась необыкновенно легко и даже, мобилизовавшись в последний момент, сдала все выпускные экзамены только на «отлично», заранее продумала свою неудачу на вступительных экзаменах. Сочинение, так и быть, напишет. Просто из интереса: хочется узнать, какие темы дают в элитном вузе, да и проверить заодно, чего стоят восторги учителя литературы в отношении ее способностей. А уж устный экзамен обязательно завалит. И для такого плана есть веские аргументы.

Во-первых, Гриша. В последний раз они виделись прошлым летом, когда Нина приезжала на школьные каникулы. И больше нет никаких сил терпеть эту невыносимую разлуку.

Во-вторых, Женя выходит замуж, а Нина еще ни разу в жизни не была на настоящей свадьбе, тем более собственной сестры, пусть даже и многоюродной.

В-третьих, учеба осточертела. Хочется годик поработать. Со средним баллом аттестата четыре целых и пять десятых ее с большим удовольствием куда-нибудь возьмут.

Этим самым баллом гордилась так, словно он был высшей правительственной наградой. У большинства одноклассников выше четырех не поднимался. В этом году впервые средний балл приплюсовывался к общему экзаменационному, поэтому каждая десятая могла оказаться решающей.

И, наконец, в-четвертых. Непоступление в Московский университет к позорному фиаско не имеет никакого отношения. Небрежно брошенное «поступала в МГУ, не добрала полбалла» должно вызывать уважение к ее героизму, мужеству, а также умственным способностям. Кроме того, всем ясно, что недостающие полбалла объясняются пресловутой пятой графой.

Правда, в тщательно выверенном плане было одно уязвимое место: провал на экзаменах гарантировал возвращение на опостылевший Сахалин, который за два года она так и не смогла принять. Когда становилось совсем невмоготу, садилась в сто восьмой автобус и ехала в аэропорт — смотреть на самолеты, уносившие счастливчиков на запад. Мысленно улетала с ними и бродила в мечтах вместе с Гришей по родному городу.

Сразу после выпускного Нина полетела в Москву, нагруженная тяжелой поклажей. В одном чемодане были наряды, сшитые собственными руками из недорогого шелка разных расцветок, но скроенные по одному лекалу стиля «принцесс». Рельефные линии выкройки создавали иллюзию якобы стройности, которой, по твердому убеждению Нины, ей катастрофически не хватало. Ее фигура была бы более уместна в каком-нибудь восточном гареме: гротескно-пышные грудь и бедра при тонкой талии не соответствовали модным стандартам подростковых фигур и были причиной постоянных терзаний. Кроме нарядов везла несколько учебников, придающих достоверность ее псевдонамерениям сесть на студенческую скамью.

Во втором чемодане, надежно стянутом ремнями, ехали подарки для московской тети Фиры. Точнее, Фиры Эммануиловны Гершман, и не совсем даже тети, а гимназической подруги бабушки Лизы (той самой, с которой они готовились к выпускным экзаменам, сидя на подоконнике в доме на Верхнем Валу, над цветущими кустами сирени, а затем учились в фельдшерско-акушерской школе). В число подарков входили соленая горбуша, балык из кеты, огромная металлическая банка с селедкой и множество маленьких жестяных баночек с красной икрой. Этими сувенирами можно было накормить Москву в пределах Садового кольца, и тетя Фира только руками всплеснула, увидев на пороге растрепанную Нину, еле дотащившую свою родственную передачку, не желавшую влезать в лифт.

Долгий перелет с четырьмя посадками так измотал Нину, что она не в силах была даже разговаривать и, наскоро ополоснувшись под душем, уснула на узком твердом диване, вполне бы удовлетворившем при необходимости Рахметова. (О! Как повезло москвичам: прямо в квартире душ, из которого льется горячая вода! Не то что на Сахалине — там, чтобы вымыться, нужно было топить титан дровами или углем. Не то что в старой киевской квартире с единственной раковиной на кухне и отсутствием горячей воды. Поэтому банные процедуры осуществлялись в цинковом корыте, для которого вода грелась в огромной выварке на газе. Тетя Леля, не выдержав еженедельных поездок на фуникулере в баню, победила: заставила дядю Мишу нанять рабочих и установить прямо в кухне ванну с душем, вода для которого грелась в газовой колонке. Это новшество было введено совсем недавно, прошлым летом, и с тех пор в ванной, задернутой полиэтиленовой занавеской, постоянно кто-нибудь плескался, не обращая внимания на обычное столпотворение в кухне.)

Только на следующий день, придя в себя после утомительной дороги, Нина обнаружила кое-что поинтереснее ванной. Библиотека! Вся комната была заставлена книжными шкафами. В ночной рубашке, босиком, она начала исследование томов. Такого богатства даже не могла себе представить. Наряду с обязательными классиками русской, советской и зарубежной литературы здесь были издания, которые и не мечтала когда-нибудь увидеть, в том числе и дореволюционные, с «ерами» и «ятями». Она даже не решалась взять в руки хоть один драгоценный том, а только разглядывала корешки сквозь стеклянные дверцы.

Фира Эммануиловна, услышав Нинкино шебуршание, вошла в комнату и, улыбнувшись, сказала:

— Я вижу, тебе интересно. Можешь брать, читай себе на здоровье.

— Никогда не видела ничего подобного в обычном доме, — стала оправдываться застигнутая врасплох Нина. — Только в городской библиотеке. Как вам удалось все это собрать?

Вопрос был отнюдь не праздным. Хорошие книги были редкостью, и, для того чтобы купить что-нибудь стоящее, нужно было обладать солидными связями с нужными людьми, имеющими доступ к дефициту, или сдавать тонны макулатуры в обмен на двухтомник «Королевы Марго», или добиваться благосклонности членов месткома, распределявших блага, в том числе и книжные, или покупать книги за бешеные деньги у букинистов. Поэтому Фира Эммануиловна не удивилась восторгам своей гостьи, а попросту объяснила:

— Муж покойный собирал всю жизнь. Правда, ему еще от родителей неплохая библиотека осталась. Он всегда считал, что траты на книги оправданны. Если, не дай Бог, что-нибудь случится, можно продать несколько томов. Уж что-что, а книги всегда будут в цене. Люди могут отказаться от чего угодно, но читать не перестанут никогда!

— Будете продавать? — с разочарованием спросила Нина.

— Да что ты! Не могу. Это для меня память о муже, и сама я много читаю. И, в конце концов, у меня сын есть, невестка, две внучки. Они хоть и живут отдельно, но библиотекой с удовольствием пользуются. И будет им от нас с папой наследство…

Фира Эммануиловна помолчала. Потом спохватилась:

— Что же мы время теряем? Давай-ка быстренько умывайся, завтракай и — в университет. Документы нужно подать и на подготовительные курсы записаться. Они послезавтра начинаются, я уже узнавала. И вот что! Я поеду с тобой. А то ты города не знаешь, еще в метро заблудишься. Нет-нет-нет, и не уговаривай! Одну я тебя не отпущу.

Нина и не собиралась сопротивляться, но Фира Эммануиловна продолжала свой монолог:

— Я хочу, чтобы ты знала, Ниночка, что твоя бабушка и вся ваша семья для меня очень близкие и родные люди. И ты, и твоя мама всегда можете ко мне приезжать. Вы для меня — подарок из моего любимого Киева. Знаешь, Ниночка, ведь когда я замуж вышла и в Москву переехала, мне всего двадцать лет было. А Киев забыть не могу. Все он мне ночами снится. Так что ты мне все-все расскажешь, и про Киев, и про моих дорогих киевлян.