Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма

Ночью Ибрагим отправился в Бельбейс, столицу про­винции Шаркия, взяв с собой Сеида Абу-Бекра, пред­ставителя турецкого султана.

На следующий день французские торговцы явились в штаб-квартиру Бонапарта и сообщили ему эту новость. Он решил вступить в Каир в тот же вечер и отправил аджюдан-генерала Бове к генералу Бону, в Эмбабе, с приказом отрядить с генералом Дюпюи, назначенным губернатором Каира, гренадерские роты 32-й бригады. Собрав отборных воинов, которые должны были сопро­вождать его, Дюпюи немедленно приступил к выполне­нию операции по переправе и спокойно приготовился занять с двумя сотнями солдат город с населением в три­ста тысяч душ; согласно его инструкциям, следовало вос­пользоваться темнотой, чтобы проникнуть в квартал франков и укрепиться там; в восемь вечера была совер­шена переправа через Нил из Эмбабе в Булак.

Стояла глухая ночь, когда небольшой отряд подошел к стенам Каира; ворота оказались закрыты, но охраны у них не было; французам оставалось только толкнуть их, и они распахнулись, открыв взорам сумрачный и безмолвный город: казалось, то был вход в гробницы халифов.

Генерал Дюпюи приказал бить в барабан, чтобы те, кто замыкал колонну, не заблудились среди извилистых и негостеприимных улиц. Приказ был выполнен, и этот непривычный ночной шум, хотя и не пробудив арабов от оцепенения, вселил в них глубочайший ужас.

Однако отыскать квартал франков в незнакомом городе, где и днем едва можно было ориентироваться без проводника, оказалось для наших солдат нелегкой зада­чей, и они заблудились, правда, не поодиночке, а все вместе. В час ночи, после трехчасовых блужданий по уха­бистым и каменистым каирским улицам, уставший гене­рал Дюпюи велел устроить привал и приказал выломать двери огромного дома, возле которого они остановились; случаю было угодно, чтобы дом этот принадлежал одному из командиров мамлюков, последовавшему за Мурадом, и потому был пуст. Французы вошли в него, размести­лись там в ожидании рассвета и, выставив часовых, заснули так же безмятежно, как если бы находились в центре Парижа, в квартале Попенкур или в казарме Бабилон.

Так закончился первый акт подчинения нам Каира; в тот же день Бонапарт вместе со своим штабом вступил в столицу Египта.

Два года мы оставались властителями Каира и всей Дельты.

VIII. СУЛЕЙМАН ЭЛЬ-ХАЛЕБИ

Будучи французами, мы прежде всего воздали должное именно этим воспоминаниям и, когда наше любопытство было утолено прогулкой, о которой было рассказано выше, отправились осматривать площадь Эзбекия: на одной из террас этой площади был убит Клебер.

Осада, которой подвергся Каир после своего второго восстания, нанесла городу большой урон: многие улицы были сожжены, а другие, в еще большем количестве, разорены и стали непригодными для обитания: среди них была и та, на которой жил генерал Клебер. Клебер на время удалился в Гизу, в загородную резиденцию Мурада, и оттуда приезжал в Каир руководить восстановитель­ными работами. 25 прериаля VIII года он прогуливался по галерее, возвышавшейся над площадью, и отдавал последние распоряжения архитектору, г-ну Протену, как вдруг из стоявшего поблизости от них колодца, снабжен­ного подъемным колесом, выскочил молодой араб и, прежде чем генерал успел оказать сопротивление, нанес ему кинжалом четыре удара, один из которых пришелся прямо в сердце. Господин Протен, попытавшийся защи­тить своего спутника тростью, которая была у него в руке, получил, в свою очередь, шесть ранений и упал без сознания; когда он пришел в себя, убийца уже скрылся, а Клебер еще стоял, прислонившись к перилам, но уже не имея сил и голоса. Господин Протен поднялся и направился к генералу, пеняя ему, что выходить без охраны было крайне неосторожно, в ответ на что Клебер медленно протянул в его сторону руку и произнес:

— Друг мой, сейчас не время давать мне советы: я очень дурно себя чувствую ...

С этими словами он упал замертво.

В тот же день унтер-офицеры Перрен и Робер заме­тили в саду у французских бань, прилегавших к саду у генерального штаба, молодого араба, который прятался между невысокими полуразрушенными стенами, местами запятнанными кровью; у его ног нашли зарытый в песок кинжал, причем приставшие к лезвию частицы песка были темными от крови. Араб был смуглолиц, с живыми глазами, невысокого роста и хрупкого телосложения. Представ перед военным трибуналом, собравшимся для суда над ним, он заявил, что его зовут Сулейман эль- Халеби, что он уроженец Сирии, ему двадцать четыре года, он писец по роду занятий и живет в Алеппо; в отношении же остального он проявил полное запира­тельство.

Поскольку обвиняемый, как свидетельствует протокол, упорствовал в своем нежелании давать показания, гене­рал приказал, в соответствии с местными обычаями, под­вергнуть его палочным ударам; араба тотчас стали изби­вать палками и били до тех пор, пока он не заявил, что готов сказать всю правду. Обвиняемый вновь предстал перед трибуналом; ниже мы дословно воспроизводим обращенные к нему вопросы и его ответы на них.

Вопрос. Как давно ты находишься в Каире?

Ответ. Я нахожусь здесь тридцать один день, а при­ехал из Газы, на верблюде, потратив на дорогу шесть дней.

Вопрос. Для чего ты сюда приехал?

Ответ. Для того, чтобы убить главнокомандующего.

Вопрос. Кто послал тебя совершить это убийство?

Ответ. Меня послал ага янычар; по возвращении из Египта мусульманские войска искали в Алеппо человека, который взялся бы убить главнокомандующего; за это обещали денег и воинский чин, и я предложил свои услуги.

Вопрос. К кому ты обращался в Египте, делился ли с кем-нибудь своим замыслом и что делал после приезда в Каир?

О т в е т. Я ни к кому не обращался и поселился в глав­ной мечети.

Располагая подобными признаниями, суд не стал мед­лить; Сулейману, уличенному в убийстве главнокоман­дующего Клебера, был вынесен приговор: сжечь ему пра­вую руку, а затем посадить его на кол, где он испустит дух и где его труп будет находиться до тех пор, пока его не растерзают хищные птицы.

Эта казнь состоялась по возвращении похоронного кортежа генерала Клебера, на холме, где находился форт Института, в присутствии армии, погруженной в траур, и горожан, преисполненных страхом, ибо, привыкнув к правосудию пашей и беев, когда весь город отвечал за преступление одного человека, они никак не могли пове­рить, что наказан будет лишь виновник злодеяния. Впро­чем, Сулейман, этот убийца, считавший себя орудием рока, шел на казнь, не выказывая кичливости и не про­являя страха, спокойный и непоколебимый, как муче­ник. Когда он подошел к месту казни, с него сняли рубашку, прикрывавшую ему грудь, и опустили кисть его руки на горящие угли.