Своей дорогой - Эльза Вернер

— Сегодня не будет урока английского языка! Фрейлейн Фридберг только что объявила, что «ее нервы донельзя расстроены», а нервное расстройство и английская грамматика несовместимы.

Вероятно, молодой человек чувствовал большое влечение к изучению языков, потому что это известие совсем расстроило его. Леони решительно возразила:

— Прошу вас, останьтесь, милый Дагоберт! Наши уроки не должны страдать от этого. Я сейчас принесу книги.

Она встала и вышла в соседнюю комнату. Доктор с Досадой посмотрел ей вслед.

— Никогда еще у меня не было такой несговорчивой пациентки! Вечное олицетворение противоречия! Послушай, Дагоберт, ты, кажется, знаешь здесь многое; что это за человек там висит?

— Висит? Где? — с ужасом спросил Дагоберт.

— Ну, к чему сразу же думать о петле? Я говорю о том портрете над письменным столом в этой проклятой раме из крепа и фиалок.

— Это родственник фрейлейн, кузен…

— Ну да, «очень дальний родственник»! Это она и мне сказала. Только мне что-то не верится! Это, наверняка, ее умерший жених. Не знаешь ли ты его имени?

— Фрейлейн раз назвала его при мне… Энгельберт.

— Ну, вот видишь — Энгельберт! — серьезно произнес доктор. — Это имя по своей сентиментальности как раз под стать его неприятной физиономии. Энгельберт и Леони — превосходное сочетание! Наверно, они ворковали друг другу о своей тоске в разлуке и изливали свою скорбь в слезах, как две плакучие ивы!

— Да ведь бедняга уже умер, — вставил Дагоберт.

— Не много умного сделал бы он, если бы и остался в живых, — проворчал Гагенбах. — Этакая жалкая фигура! Однако мне пора; передай мой поклон фрейлейн. Желаю вам найти удовольствие в нервном уроке английского языка! — Доктор вышел. Сильно не в духе спускался он с лестницы; «сентиментальный кузен из песчаных пустынь», казалось, вконец испортил его настроение. Вдруг он остановился. — Я где-то видел это лицо, это, как дважды два — четыре. Только странно, оно выглядело совершенно по-другому!

Произнеся это загадочное замечание, доктор сердито потряс головой и вышел из дома.

Погода не располагала к прогулке; был один из тех холодных, ветреных весенних дней, которые так часты в горах. Правда, природа уже ожила, деревья оделись в свежую зелень, но из-за недостатка солнца и тепла растительность почти не развивалась.

Темные облака мчались по небу, вершины деревьев гнулись от ветра, но это ничуть не беспокоило молодой девушки, легкой поступью быстро шедшей по узкой лесной тропинке. Майя знала, что отец не любил, когда она одна предпринимала такие далекие прогулки пешком, но Пук сломя голову перебежал через луг, она последовала за ним, потом они забрались в лес; там под шумящими соснами было очень хорошо, густые зеленые чащи манили все вперед и вперед. Какое удовольствие бродить совсем одной, бегать наперегонки с Пуком! Увлекшись этим удовольствием, Майя совсем забыла о возвращении, пока наконец сама судьба не напомнила ей об этом самым неделикатным образом: пошел дождь, сначала маленький, потом все сильнее и сильнее, и наконец с неба хлынули целые потоки воды.

Майя спряталась под сосну, но нашла там убежище лишь на несколько мгновений; не успела она опомниться, как с ветвей закапала вода, а по стволу заструились целые ручьи. А небо становилось все черней и черней. Это не был кратковременный порыв дождя, и девушке не оставалось ничего другого, как бежать со всех ног в лесной домик, находившийся в десяти минутах ходьбы оттуда. Задумано — сделано! Девушка бросилась вперед, перескакивая через пни и камни, по мокрой мшистой почве, достигла полянки, но тут попала совершенно во власть дождя и ветра и наконец, измокшая и задыхающаяся, прибежала к домику вместе со своим маленьким четвероногим спутником.

Домик принадлежал оденсбергскому лесничеству, но был расположен на расстоянии получаса ходьбы от него, среди леса. В зимнее время здесь кормили проголодавшуюся дичь, а потому здесь же хранились запасы корма. Это был маленький домик с крепкой крышей и двумя низенькими окнами; теперь, ранней весной, он был совершенно пуст. Он стал желанным убежищем для двух беглецов.

Майя стряхнула одежду. Плащ предохранил ее платье, но шляпке пришлось совсем худо; эта хорошенькая вещица из кружева и перьев представляла какую-то бесформенную массу. Не лучше выглядел и Пук; его шелковистая белая шерстка была насквозь пропитана водой и висела на боках тяжелыми мокрыми прядями; он имел такой жалкий вид, что Майя громко расхохоталась.

— Видишь, Пук, вот мы и поплатились! — сказала она с комическим отчаянием. — Почему мы были так глупы и не остались в парке! Боже, в каком виде мы вернемся и как будет бранить нас папа! А во всем виноват ты, ведь ты первый побежал в лес. Слава Богу, что нам повезло, иначе нас обоих смыло бы, и Эгберту пришлось бы выуживать нас из воды.

Она бросила испорченную шляпку на низенькую скамейку, села и стала смотреть в окно. Дождь лил с прежней силой, а ветер свистел вокруг домика, словно хотел сорвать его с места. О возвращении домой пока еще нечего было и думать. Майя покорилась неизбежному, натянула капюшон плаща на голову и стала наблюдать за Пуком, который, выставив нос в щелку не совсем притворенной двери, сердито следил за пролетающими мимо каплями.

Вдруг на опушке леса появилась фигура человека. Несколько секунд он стоял, озираясь вокруг, потом бегом направился через полянку прямо к домику; незнакомец, очевидно, тоже убегающий от непогоды, смелым прыжком перелетел через маленькое озерко, образовавшееся как раз перед дверью, и так сильно толкнул ее, что Пук с ужасом отскочил, а затем с отчаянным лаем бросился на нахала, осмелившегося оспаривать у него и его госпожи право на безраздельное владение домом.

— Ну-ну, не злись, забияка! — смеясь воскликнул незнакомец. — Разве ты здесь хозяин? Или, может быть, хозяин — тот серый гном, что притаился там, на скамье?

Он нагнулся, чтобы схватить собачонку, но она ловко увернулась от его рук и поспешно бросилась в угол, откуда послышались подавленный смех и тонкий голосок, произнесший:

— Серый гном благодарит вас за лестное мнение.

Ответ показал незнакомцу, что там, в полутемном углу сумрачной комнаты, сидит вовсе не дитя угольщика или крестьянина, как он подумал с первого взгляда. Он присмотрелся пристальнее, но из-под низко надвинутого на лоб капюшона только и были видны маленький розовый ротик, хорошенький носик и большие темные глаза, которые тоже с любопытством и удивлением смотрели на незнакомца, вторгшегося в дом.

Это был молодой человек лет двадцати четырех с красивым, открытым лицом, темными, слегка вьющимися волосами и веселыми светлыми глазами. Погода нелюбезно обошлась с ним; с его серого дорожного костюма текла вода, а с полей шляпы на пол брызнуло несколько маленьких водопадиков.