Навола - Паоло Бачигалупи

— Чи, — сказал патро Сфона. — Он потерялся — и нашелся. На что еще может надеяться человек в своей жизни? Вери э веро, най?

Мрачно хмыкнув, Аган Хан пошел прочь.

Отец кивнул в сторону кастелло:

— Иди приведи себя в порядок, Давико, и в следующий раз постарайся поменьше хитрить. Не стоит беспричинно поднимать тревогу.

Но, несмотря на выговор, я видел, что он мной гордится, и это меня грело.

Вечером за столом, воодушевленный своим успешным возвращением, я рассказал о полуночной встрече с теневой пантерой.

— Она была не дальше от меня, чем вон тот дверной проем.

— Чи. Можешь не приукрашивать свое деяние, — хмыкнула Челия. — Ты уже одурачил великого Агана Хана. Хватит с тебя величия.

— Я не приукрашиваю, — возразил я. — Я ее видел.

— Он меня не одурачил, — проворчал Аган Хан.

— Най? — На лице Челии появилось лукавое выражение. — Так, значит, вы его потеряли? Наследника Регулаи? Потеряли его?

— Я его не терял. — Аган Хан метнул в нее тяжелый взгляд. — Он сам потерялся. Что до вас, Давико, то, если бы теневая пантера увидела вас, съела бы.

— Мы смотрели друг на друга, — повторил я. — Не знаю, почему она меня не съела.

— Быть может, ты видел свою тень, — предположила Челия. — Обернулся — и вот она, гонится за тобой! Ай! Тень!

— Моя тень размером не с пол-лошади.

— Она размером с пол-Пенька, примерно как ты...

— Хватит, — вмешался отец.

— Я не хочу оскорбить Пенька, он милый пони...

— Челия!

В голосе отца слышалось предупреждение, и Челия закрыла рот, но ее глаза по-прежнему искрились весельем. С каждым годом этого в ней становилось все больше: больше уверенности, больше жизнерадостности, больше непокорства — и мне следовало бы испытать облегчение оттого, что отец хотя бы угомонил ее, но это заступничество не означало, что он мне поверил. По выражению его лица я понял, что сам избежал выговора лишь потому, что отец слишком добр, чтобы отчитывать меня за столом. Я пожалел, что вообще заговорил о своем ночном приключении.

Патро Сфона проявил большую снисходительность.

— Мы часто говорим, что Ромилья видит нас лучше, чем мы ее, и что она открывается лишь чистому сердцу. Быть может, он действительно видел пантеру.

— Повезло, что вы не встретили фату, — заметил Мерио. — Так близко к воде она могла бы утопить вас в водопаде.

— Фат не существует, — фыркнул Каззетта.

— Здесь, в Ромилье? — Мерио широко распахнул глаза. — Сфай. Что вы знаете о подобных вещах? Ваши игрушки — кинжалы и яды. Вы не разбираетесь в покровах и шепотах старых богов.

— Старых богов больше нет, — вмешался отец, явно радуясь смене темы. — Амо изгнал их, а Скуро поглотил их кости.

— Даже Калибы и его подружек? — с улыбкой спросил патро Сфона.

— Ну, Калиба всегда был другом Скуро, — ответил отец.

— Ну вот, — сказал Мерио. — Калиба всегда был другом Скуро, а куда идет Калиба, туда следуют фаты. Особенно в подобных лесах.

Патро засмеялся.

— Вы правы, нумерари. Если какая-то земля еще дышит вместе со старыми богами, так это наша. Однако не все фаты коварны. Девушки Калибы многочисленны и разнообразны. Некоторые высоки и красивы, как тончайшие фарфоровые вазы Ксима. Их Калиба собирает и делает своими наложницами. Они добры и щедры. Другие шаловливы и умны, с ними он устраивает шалости. Эти девицы учат мальчишек подглядывать в замочные скважины. — Он подмигнул мне, словно проник в мои самые постыдные воспоминания о подглядывании за служанками, и я покраснел, но, к моему облегчению, патро не обратил на это внимания. — И конечно же, есть те, кому нравится вкус крови, боевые девицы Калибы, которые ведут человека к смерти. Один мой знакомый утверждает, будто встретил милую спутницу Калибы, которая купалась в ручье, и та лишь улыбнулась ему, нырнула в воду и исчезла. А племянница другого знакомого разделила бутылочку вина с одной из девиц Калибы на согретом солнцем камне в старой роще, и вино причинило ей не больше вреда, чем обычно, когда выпьешь слишком много.

— Но вы когда-нибудь видели фату? — с вызовом спросил Каззетта. — Вы сами?

— Не видел. — Патриномо помолчал. — Однако слона я тоже никогда не видел, но знаю, что слоны существуют.

Я вспомнил драконий глаз на отцовском столе и крывшуюся внутри его силу.

— Что насчет драконов? — спросил я.

— А что насчет них? — резко отозвался Каззетта.

— Они тоже ушли в легенды, но мы знаем, что они существовали, — сказал я. — И знаем, что они обладали великими и необъяснимыми силами.

— Даже после смерти, — согласился Каззетта. — И все же они не боги и не подружки или наложницы богов. Мы находим их глаза. — Он многозначительно посмотрел на меня. — Это не доказательство правдивости мифов и легенд, когда лучшим доказательством является само отсутствие доказательств.

Аган Хан покачал головой:

— В Зуроме есть эфриты и джинны. Почему бы им не жить и здесь? Хотя, быть может, их пугает вода. Эфриты и джинны любят сухие земли, а не мокрые.

— Значит, вам доводилось встречать этих эфритов и джиннов? — спросил Каззетта.

Аган Хан сдвинул брови:

— Мое невезение не столь велико, но...

— Да-да, — нетерпеливо перебил Каззетта. — Мы все слышали истории. Слышали легенды. Слышали о человеке, который знал женщину, у которой был дядя, который видел что-то этакое. Я поверю в фат Калибы или зуромских джиннов, когда кто-нибудь принесет их глаз, который можно положить на стол Девоначи, рядом с символом калларино. Вот тогда я поверю.

Все рассмеялись.

— И все же я верю, — сказал патро Сфона. — Я не могу отмахнуться от них лишь потому, что мне не выпала честь встретиться с ними лично. Ромилья не похожа на земли вокруг Наволы, где каждый дюйм грязи занят, или возделан, или замощен человеком. Когда Амо вознесся и возвысился над другими богами, те бежали в Глубокую Ромилью, чтобы спастись от яростных огней Амо. Их укрыли темные пещеры и прохладные озера, далекие, уединенные места, до которых недели пути. — Он кивнул мне. — В таких местах они могли сбить со следа пылающих гончих Амо, так же, как вы сбили со следа вашего защитника Агана Хана, и потому здесь в большей степени, чем где-либо еще, старые боги живы, и мы их почитаем. В Глубокой Ромилье, истинной Ромилье... Что ж, мы живем на ее краю и даже здесь иногда видим странности, но я знаю людей, которые осмеливаются добывать в Глубокой Ромилье шкуры каменных медведей, мех туманных волков и когти теневых пантер, и они говорят, что там по-прежнему творятся загадочные вещи. Я сам ничего такого не видел, но эти люди не из любителей сельской магии и суеверий. Может, они неграмотны, но... — Он умолк, подбирая слова. — Они чувствуют, понимаете? Чувствуют то, что их окружает. Чувствуют Ромилью так, как, возможно, в некоторой степени почувствовал ее наш молодой Бык с его знанием леса. Как бы то ни было, я в них не сомневаюсь.

— Чи. — Каззетта покачал головой. — Я повидал немало вещей, которые люди считали волшебными, и существ, которых принимали за богов, но, приглядевшись, я видел лишь обман, лживые речи жрецов и суеверия. Меня нельзя убедить. В моих глазах все это — целование амулетов Амо.

— Правда? — спросил Мерио, разливая вино. — Даже в Парди мы знаем: если хочешь, чтобы сыр состарился как надо, отдай немного Калибе, ведь он любит коз и позаботится о том, чтобы с молоком все прошло как надо.

— Сыр? Вы используете сыр в качестве доказательства существования Калибы?

— А что вы имеете против сыра?

Беседа текла дальше, а я погрузился в уныние, жалея, что рядом нет Деллакавалло, который поверил бы мне. Деллакавалло спросил бы, какого размера был отпечаток лапы или ощутил ли я в тот момент Фирмос. А потом я задумался, было ли все правдой или самообманом, и снова пожалел, что вообще заговорил об этом.

Вокруг вино текло рекой, но, хотя я и сидел за столом, казалось, что я очень далеко от этих людей и от этого вечера.