Меч с камнем. Том 1 (СИ) - Гадышев Дмитрий

— А свет? Почему небо сияет, а никакого солнца нет? Да ещё и гаснет на ночь?

— Небо создали Создатели, извини за тавтологию. Два миллиона лет назад они провели эксперимент с нашей планетой, дав начало сразу двум цивилизациям, одной на Поверхности, для другой разыскав полость глубоко под землей, расширив её и снабдив всем необходимым — светом, водой, флорой и фауной, даже круговоротом воды и других веществ. Вода в море испаряется, поэтому вдоль стен грота всегда сильный туман — нижние ветры дуют в их сторону. Там формируются облака и движутся благодаря верхним ветрам в строго определённых направлениях, к горным вершинам, где выпадают осадки, и откуда берут начало две реки. Во всех остальных областях дождей никогда не бывает, поэтому изначально мы селились вдоль рек, путей облаков и моря, и только сравнительно недавно, после создания системы транспортировки воды, освоили нынешнюю территорию. Теоретически, мы можем заселить всю землю, что у нас есть. Практически, нам пока это не нужно. Жилой площади хватает и хватит ещё надолго, плантации обычные и гидропонные тоже занимают не так много места, промышленность резких рывков давно не требует.

— Мы нашли саркофаг Создателей около шести тысяч лет назад, что дало начало новому летоисчислению и привело к объединению наших четырёх государств в Империальный Союз, кроме гетов, они «пожелали» остаться «самобытными», — эти слова Рэм произнёс с какой-то… издёвкой, что ли. — Раньше на каждом крупном острове было отдельное государство. Создатели оставили записи, технологии, конечно, адаптировав до степени, понятной примитивной цивилизации вроде нас тогдашних. Вам они тоже оставили подобный саркофаг, но вы его не обнаружили до сих пор.

— Значит, наш мир создан… богами? А саркофаг может быть, уже найден, но просто чьё-то правительство его скрывает?

— Они не боги. Просто очень далеко шагнувшая в технологическом плане раса. Например, секрет нашего неба мы до сих пор постичь не в состоянии. Периодическое свечение с небольшим повышением уровня радиации на близком расстоянии пока выше нашего понимания, так работать с атомом могли только Создатели. Небо не сплошное, так кажется только с земли, в нём есть трещины, дыры, пока незначительные, и, по расчётам, незначительными они будут не меньше пятисот тысяч лет. Солидный срок, надеюсь, к тому моменту мы что-нибудь придумаем. А насчёт саркофага — нет, его не нашли. У нас есть наблюдатели и форпосты во всех странах и правительствах всего земного шара, есть доступ к «жутким тайнам», «секретным материалам», тщательно охраняемыми от широких масс населения, и я точно могу сказать — саркофаг пока никем не был найден. Мы сами можем только предполагать, где именно он находится, на территории прародины Внешнего Человечества, в СССР, на Украине.

— Но ведь прародиной считается Африка, или Месопотамия?..

— Считается, потому что пока именно там найдены древнейшие следы людей. На самом деле ваше человечество создавалось в землях восточной Украины, на тот момент самых благоприятных в климатическом плане. Там Создатели построили свои лаборатории и какие-то… ну типа фабрики. Следы строений они, конечно, убрали, мы им в этом подражаем, — Рэм усмехнулся, — Как точно всё было, я рассказать не могу, о древнейших народах у нас только смутные сведения, ведь регулярное наблюдение мы начали вести шесть… то есть, три тысячи ваших лет назад. Спустя несколько десятилетий после открытия саркофага.

— Не понял? Почему такая разница?

— Три и шесть тысяч? Наш суточный цикл не меняется два миллиона лет, он жёстко задан технологиями Создателей, а ваш изменился, стал длиннее, потому что зависит от вращения планеты вокруг своей оси и Солнца. Поэтому, ну и по нескольким другим причинам, у нас свой календарь, и два наших года примерно равны одному солнечному. Конечно, два миллиона лет не очень большой срок для такого астрономического события, как замедление вращения планеты на пару часов, но это не было естественным процессом. Произошла какая-то катастрофа планетарного масштаба, вернее, даже цепь катастроф, в результате чего облик Земли изменился, погибли некоторые древние народы, изменились очертания материков и так далее. Нам тоже досталось, но слегка. Наша литосферная плита большая и прочная, плюс, наверняка Создатели что-то предусмотрели на подобный случай. Ещё нужно учитывать, что наш час длиннее вашего, он составляет ровно одну двадцатую часть суточного цикла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я только зевнул в ответ (рассуждения о всякой глобальной всячине уже поднадоели), и мой взгляд случайно упал на панель управления перед Рэмом. Там стояла фотокарточка — регент в обнимку с некой особой, очень недурной на вид.

— А это кто? — спросил я, указывая на портрет.

Рэм смутился и покраснел:

— Моя невеста, Ева Лестервиль. Дочь тулузского вице-императора.

— А чего ты краснеешь? Между прочим, очень симпатичная, как мне кажется.

Регент перевел дух и коротко рассмеялся.

— Да, она красивая. Как и все остальные.

— Другие девушки тоже красивые? Все? Так не бывает!

— Бывает. Мы отличаемся от вас, хотя и не сильно. Учёные головы до сих пор спорят, являемся ли мы отдельной расой или вообще отдельным видом, родственным Homo Sapiens. Для расы у нас слишком много отличий, а для вида — слишком мало. Например, у нас очень красивые на лицо женщины. Все. И умные притом, но тут уже, конечно, есть разнообразие. Красота, как её понимают в славянской части земного шара, а не в, скажем, турецкой. Кожа плохо загорает даже в случае длительного пребывания на солнце, это ты сам мог видеть, когда находился среди дружинников Роб-Роя. Мы не болеем раком, хотя знаем, как его лечить, и лечим у тех, кто попадает к нам с Поверхности. Это всё достоинства, а недостатки такие — плохая восприимчивость к алкоголю, ну, то есть, похмелья утром не бывает, зато до самого острого отравления мы почти не пьянеем. Поэтому крепкие напитки у нас не в чести, а вот «серви» чрезвычайно популярен. Он нечто среднее между вином или пивом с подмешанным слабым наркотиком, который вызывает лёгкую эйфорию. Американские фантасты, бывало, употребляли в своих произведениях слово и понятие «эйфориак», вот оно довольно точно характеризует «серви». Мы весьма ленивы, хотя это компенсируется фантастической работоспособностью, если снизошло вдохновение. Вдохновение может снисходить крайне редко, у каждого индивидуума по-разному, — он улыбнулся.

— Интересно. А чем вы занимаетесь в свободное время, как отдыхаете?

— По-разному, у каждого свои увлечения. Высший свет обычно проводит балы и приёмы, обычный народ предпочитает отдых на природе, молодёжь любого происхождения — дискотеки, клубы и тусовки. Сам увидишь. Бал — почти то же самое, что дискотека, только музыка классическая, правила приличия чуть чопорнее, да официоза поболее. У нас здесь нет такого расслоения, как в разных странах наверху, все равны, с небольшим разбросом. Название «высший свет» скорее дань традиции, чем обозначение элитарности.

— А ты туда ходишь? На приёмы в высшем свете?

— Нет, мы с Евой не любим там бывать. Не знаю, почему, просто не хочется, ни мне, ни ей. Если бы она попросила, тогда, конечно, пошли бы.

Надо сказать, регент меня заинтриговал. Только вот в высший свет мне путь заказан — я никто, даже меньше, чем никто. И всё же…

— А где собирается ваш высший свет? Во дворце?

— Нет, что бы им делать во дворце? Это чисто управленческое здание, построенное Роб-Роем для своих грандиозных планов. Есть немало роскошных заведений на Логноре, на Улице Развлечений, в Феллере. Это районы столицы, респектабельные и очень дорогие. К тому же до дворца на обычной машине не доберёшься, только на флаере, потому что он расположен в четырёх километрах юго-восточнее Капуа, и к нему даже дороги нормальной нет. Кстати, вот и он.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На этом наш разговор прервался, потому что флаер завис над крышей гигантского здания посреди пустынной равнины, тянущегося в длину и ширину не меньше километра и окруженного стеной, вернее, встроенного в стену изнутри. Рэм о чём-то поговорил с охраной по коммуникатору, и мы начали снижаться. На крыше нас уже ждали несколько человек в чёрном, с мечами за спиной, во главе с таким же чёрным, но со значком на груди — три серебристых квадратика, расположенных в виде буквы V на синем фоне. Рэм достал из бардачка свой значок — в полтора раза шире, с четырьмя отливающими золотом квадратиками, расположенными в ряд на нижней половине, — и прицепил его к куртке. Как только он вышел из флаера, «чёрные» как один замерли в строевой стойке, но регент махнул рукой и прошёл к лифту, а я последовал за ним. С нами остался только человек со значком. Мы спустились на лифте в выложенный мрамором и освещённый зелёным светом зал, и направились куда-то по таким же зелёным извилистым прохладным коридорам. Свет лился прямо с потолка, не было заметно ни ламп, ни чего-либо подобного. Через каждые три-четыре метра попадались двери в стенах коридора. Просто поражало бесконечное их количество, и в то же время мы не встретили ни одного человека, за исключением двух патрульных «чёрных», отошедших в сторону и поприветствовавших Рэма.