Горны Империи - Олег Верещагин

– Что до Ветерка… – начала девчонка, но Дима прервал разговор:

– Ну так как, Денис – ты ведь Денис?

– Я… – Денис пожал плечами. – По-моему, когда люди живут плохо – это неправильно, – наконец выдал он.

– Свежая мысль, – кивнула девчонка.

– Может, и не свежая, – внезапно рассердился Денис, – но лично мне не нравится, когда люди живут в хибарах!

– Ага, мои слова! – злорадно сказал Дима и подмигнул Денису.

Девчонка спокойно подняла плечи:

– Это всего лишь доказывает, что и в Империи есть леваки.

– Ну, а что ты предлагаешь?! – в голос заорал Дима. – Дождаться, пока…

– …остынет шашлык и тогда сказать: «Ну, вот, шашлык остыл», – произнес Славка.

Денис огрызнулся – ему спор был интересен:

– Ну что ты шутишь все?!

– Ну что ты, – спокойно сказал Славка, – какие шутки. Шашлык и правда остыл…

…А по морям да по волнам, сегодня здесь,                     а завтра там,Я целый день плескаюсь в море голой жопой                        к рыбакам,Дурдома нет без дураков, рыбалки нет                   без рыбаков,А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов! —

распевал Славка, дергая струны, под хохот мальчишек и возмущенные окрики девчонок.

А рано-рано поутру я корчу рожи осетру,Его подруга всю неделю мечет красную икру,И у меня полно врагов среди пузатых осетров,А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов!

Видимо, песню знали хорошо, потому что последний куплет подхватили все мальчишки и даже некоторые из только что возмущавшихся девчонок:

А я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу,И шар земной не сам кружится, это я его верчу,А я рыба без трусов, а я рыба без трусов,А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов…

– И – еще раз! – махнул рукой Славка:

А я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу,И шар земной не сам кружится, это я его верчу,А я рыба без трусов, а я рыба без трусов,А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов!!!

– Слав, спой про нетрезвого пионера и шпиона! – крикнул кто-то из девчонок, едва гитара умолкла. Славка рассмеялся, махнул рукой:

– Охрипну я с вами! – но отказываться не стал.

Был с ребятами я в патруле,Было тихо на нашей земле.Чтоб не сдохнуть, не сгнить от простуды —Совершил аморальный поступок…

Славка щелкнул себя под общий смех по горлу и невозмутимо продолжал:

Участковый же наш, дядя Федя,Говорит: «Все, в колонию едешь».А меня он и слушать не хочет,Говорит: «Паразит ты!» – и прочее.

Изменилась тут вдруг обстановка —Хтось забег к нам в заморской обновке.Дядя Федя сидит тише мыши,Пионеры в патруль снова вышли.

Вот сижу я за малым кусточком.Вижу – прыгает, сволочь, по кочкам.На боку, присобаченный справа,Леворверт, а на левом – отрава.

Тут, я думаю, мне не до игр.Прыгнул я на него, будто тигр.Задышал на лицо и на ухо —Офигел дух от страшного духа.

И связал я его, как кутенка,Поволок до станицы в потемках,И подумал: портвейн мне простят,Да вдобавок еще наградят.

И приехал тут фрукт из газеты.Говорит: «Где же самый-то этот?Интервью я возьму у героя,Подавайте его…» – все такое.

Журналист, хоть и был он прыщавый,Но вцепился в меня, как клещами.«Заведись, пацан, с полоборота,Расскажи пару слов для народа!»

Говорю я: «И с моря и с сушиНе пролезут к нам сраные духи.Не пролезут к нам чуждые гады,Остановят их наши отряды!»[14]

Над дальним концом Медео из сползшей с гор отарой овец туч лился дождь. Денис жевал шашлык, слушал, как Славка поет, и думал:

«Все будет хорошо».

Сам не зная, что «все», но – именно так.

Глава 10

Неясыть

Если честно, Денис, обычно живо интересовавшийся делами отца, сейчас в них совершенно не вникал и не пытался узнать, что же, собственно, задержало Третьяковых в Верном. Нет, он видел, что отца – и мать – постоянно навещают самые разные люди и явно по работе. Видел и то, что у родителей далеко не радужное настроение. Но – хотя и становилось ему стыдно за это по вечерам, когда он, лежа в постели, в короткие минуты перед сном привычно оценивал прошедший день – Денис на это почти не обращал внимания.

С утра до вечера вместе со Славкой они пропадали в Верном и его окрестностях. Даже обедали чаще всего в городе, в небольшом кафе около школы. В школе располагался пионерский отряд «Охотники», с которым у Славки был постоянный контакт. А в кафе Денис наконец узнал, что же такое манты – это оказались здоровенные пельмени с начинкой все из той же баранины. На взгляд Дениса – слишком уж жирные.

Гораздо сильней Денис раскаивался в том, что почти не вспоминал Войко, хотя и написал ему письмо, предупреждая, чтобы в ответ не писал – подождал постоянного адреса. Но и это раскаяние было «вечерним», коротким. Днем на рефлексии просто не хватало времени.

Денис близко познакомился с теми, кто живет в рабочих кварталах и трущобах, где ютятся – точнее этого избитого слова не найти – полубезработные и вовсе безработные жители Верного. Помогая старшим, пионеры вели в этих местах большую разъяснительную и агитационную работу – среди разливанных морей самогонки, враждебного непонимания, а то и открытых угроз. Да, те самые мальчишки и девчонки, которые лопали на Медео шашлыки и слушали глупую песенку про рыбу без трусов, почти ежедневно рисковали головой, ходили по лезвию бритвы… Да и так ли уж глупа была эта песня, если вспомнить строчки «а я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу, и шар земной не сам кружится, это я его верчу…»?

Какое до этого дело было Денису? Если так подумать – то никакого. Но это была не пионерская… да и вообще не человеческая думка, и мальчишка включился в полупонятные дела без оглядки и с полной отдачей. Вскоре он убедился, что сам тот факт, что он из Империи, нередко действовал на самых злобных и недоверчивых, как смирительная рубашка. Начинались расспросы, иногда похожие на перекрестный допрос, иногда на обстрел, а иногда – искренне-любопытные. И Денис отвечал взрослым обстоятельно и ровно, не злясь и не вспыхивая, даже если его явно старались уколоть или вывести из себя. Мальчишка говорил, понимая, что он не просто говорит – он воюет. За то, чтобы хотя бы дети этих людей могли выбраться из пропахших спиртным и нищетой каморок. Это было совершенно новое ощущение. При первой же возможности мальчишка заносил в «Блокнот пионера» короткие строчки своих мыслей и ощущений…

« …У них у всех та же болезнь, что у того капиталиста в поезде. Они просто боятся верить…

…Я раньше думал, что такое все-таки бывает только в книжках, что так сейчас уже никто не живет…

…Пьяная женщина – это так мерзко, что я просто не знаю. Я не могу себе представить маму хотя бы немного выпившей. А тут она была совсем пьяная, и в этой же комнате за столом сидела ее дочь…

…Доставляет почему-то удовольствие про все хорошее говорить, что так не бывает, что это неправда, что я вру. Почему?!?!?!?!

…Уцепился за Нинку и не выпускает. Она говорит: «Но тут же твои родители». А он шепчет ей: «Я их боюсь, забери меня…» Мы вынесли его, а следом выскочил его отец, с топором. Я порадовался, что со Славкой мы спарринговались в шутку. Он просто уделал этого придурка, как манекен…

…Стыдно, но мне жалко их до слез…

…«Да верить-то хочется, только сказки все это», – так и сказал…

…Форточник – вор, который забирается в комнаты через форточку. Хипесник – вор, обкрадывающий посетителей проститутки при ее участии. Карманник – это тот, кто лазит по карманам. Глупые слова…

…И взялся за галстук. Я только тут не выдержал. До этого терпел. Но галстук лапать?!.

…Как вообще можно так существовать?!»

Лерка – та девчонка, которая сидела в колонии, – наконец-то добилась закрытия социальной столовки. О том, что это такое, Денис узнал только здесь – это было место, где бесплатно кормили детей из совсем уж нищих семей. Естественно, обкрадывая нещадно. Теперь столовка перешла под контроль отряда «Охотники» и стала называться «Третья пионерская столовая» (подобные вообще-то уже были в других местах города). В ней заправляла все та же Лерка, подавальщицами работали ее девчата, а на кухню Лерка через каких-то знакомых выцепила двух молодых мужиков, отбухавших по восемь лет в армии именно на должностях поваров. Здоровенные ребята на поваров ничуть не походили, и Денис искренне думал, что под такой маркой Лерка нашла охрану – пока как-то не сунулся на кухню, где был поражен почти сказочным зрелищем работы Мишки Загряжского, младшего из новеньких.