Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова

Именно возник.

Вот только что его не было — и вдруг он появился, словно материализовался из серебристых, мерцающих петербургских сумерек, проступил из них, как проступает изображение на фотографии, погруженной в проявитель.

Или нет — он как будто вышел из портрета, из парадного мужского портрета, который висел на стене слева от напольных часов. Потому что этот незнакомец был удивительно похож на мужчину на портрете.

То же длинное породистое лицо, тот же высокомерный взгляд глубоко посаженных глаз…

Конечно, он был одет не в камзол по моде восемнадцатого века, а в современный костюм, но костюм был сшит из ткани того же неуловимого жемчужно-серебристого оттенка и сидел на нем с тем же поразительным изяществом.

Он что-то сказал, но мы были далеко и не расслышали его слов.

Только было я хотела огорчиться по этому поводу, как Леокадия Львовна протянула мне железную воронку, которую вытащила из углубления в стене. Себе она взяла вторую такую же.

Я приложила воронку к уху, и тут же услышала все звуки, раздававшиеся в гостиной, словно перенеслась туда.

Я слышала потрескивание паркета, тиканье часов-пагоды, какой-то едва уловимый шорох, доносившийся из-за шелковой ширмы… мыши там, что ли?

Надо же, уже двести с лишним лет назад были придуманы устройства для подслушивания, вроде современных «жучков», только без всякой электроники! Так вот что имела в виду Леокадия Львовна, когда говорила, что в этом замке и стены имеют уши!

Я слышала все звуки, доносившиеся из гостиной, и, разумеется, слышала разговор Попеляева с элегантным незнакомцем.

Попеляев, видимо так же, как и я, был удивлен неожиданным появлением незнакомца и недовольно проговорил:

— Вы всегда так внезапно появляетесь? Это неприятно, в конце концов… это действует на нервы.

— Ничего, господин Попеляев! Пора бы уже и привыкнуть. Нам с вами еще долго придется иметь дело. И вы, в конце концов, не кисейная барышня. И еще, хочу вам напомнить — меня следует именовать «ваша светлость». По-моему, это не так уж трудно запомнить.

— Хорошо, хорошо… пусть будет «ваша светлость». Называйте себя как угодно, только оставьте меня в покое!

— Оставлю, как только получу то, что мне нужно! Кажется, я вам это объяснил в доступной форме… в ваших интересах найти это как можно быстрее…

— Я делаю все, что в моих силах! — воскликнул Попеляев.

— Но где же результат?

— А что, если этого здесь нет и никогда не было? Что, если это всего лишь легенда?

На этот раз его собеседник утратил свою невозмутимость. Он вспыхнул и выкрикнул:

— Не смейте так думать! Это здесь, здесь, не может быть никаких сомнений! И вы это найдете, если не хотите, чтобы всплыла та давняя история…

— Сколько можно… — перебил его Попеляев. — Вы меня уже достали…

— Ваша светлость, — машинально добавил его собеседник.

— Вы меня достали, ваша светлость! Идите вы к черту… ваша светлость!

— Вот как вы заговорили? — Мужчина с портрета неожиданно успокоился и проговорил ледяным тоном: — Значит, вы хотите, чтобы история в Нечволодове стала общим достоянием?

Попеляев переменился в лице, попятился.

— Я же просил вас не произносить это название! Разве это так трудно?

— Я тоже много о чем вас просил. Например, просил помочь мне в поисках.

— Но я не мешаю вам искать ту вещь… вы чувствуете себя в замке как дома…

— Но вы не дали мне старые планы!

— Это не так просто. Они хранятся в кабинете старухи, а ключ от кабинета она увезла с собой в Торонто…

— Что вы как младенец! Неужели так трудно открыть кабинет без ключа? Наверняка замок там самый примитивный!

— Да что вы такое говорите? Я же не взломщик!

— Нет, вы не взломщик, вы убийца.

— О господи… как вы меня мучаете!

— Вы сами виноваты!

— Кстати, об убийстве… что вы натворили в спальне императора?

— О чем это вы?

— Только не делайте вид, что вы ни при чем и ничего не знаете! Это ведь вы убили Верещагина.

— Да что вы такое говорите? Как вы могли подумать! Я — и убийство… это две вещи несовместные!

— Это убийство привлекло внимание полиции, а это последнее, что нам нужно!

— Вот именно! Вы же сами понимаете, что это совершенно не в моих интересах!

— Если не вы — то кто же? Это вы ходите по замку, когда хотите, чувствуете себя здесь как дома…

— Но я и правда больше кого-либо другого имею право здесь находиться!

— Расскажите это полиции! Они очень заинтересуются вашей особой… ваша светлость!

— Еще раз заверяю вас, что не имею к этому убийству никакого отношения!

Я внимательно слушала увлекательный разговор в гостиной, но тут до меня донесся еще какой-то звук — негромкий шорох и крайне неприятный писк…

Я скосила глаза на этот звук — и увидела посреди комнаты, где мы находились, большую наглую крысу.

Она поводила жесткими усами и смотрела на нас с Леокадией маленькими красными глазками — мол, кто это здесь хозяйничает без моего разрешения.

Леокадия Львовна тоже заметила крысу, и на ее лице проступил самый настоящий ужас.

А крыса без колебаний подошла к лесенке, на верхней площадке которой мы с Леокадией с трудом умещались, и начала подниматься по ней…

Леокадия Львовна в панике запрыгала, поджимая то одну ногу, то другую. При этом она, конечно, выронила слуховую воронку, и та с грохотом покатилась по полу.

Не могу сказать, что не боюсь крыс. Я их боюсь, как всякий нормальный человек, но сейчас, как ни странно, я не впала в панику, умудрилась сохранить ясность мысли. С другой стороны, не хватало еще впадать в панику из-за обычной, хоть и очень большой, крысы. Мне и так хватает моих проблем…

Или может, так подействовала на меня новая прическа, или я просто стала другим человеком? Во всяком случае, я сумела сохранить спокойствие, держала себя в руках. Одним глазом следя за приближающейся крысой, вторым глазом я следила за беседой в гостиной, и увидела, как мужчина с портрета насторожился, прислушиваясь, и проговорил:

— Здесь еще кто-то есть! За нами следят!

— Кто здесь может быть… ваше высочество?

Но его уже никто не слышал.

Длиннолицый мужчина исчез так же внезапно, как появился. То ли он растворился в вечернем воздухе, то ли вернулся в парадный портрет, из которого вышел — но в гостиной не было никого, кроме самого господина Попеляева.

А вот в нашей комнате события развивались.

Наглая крыса решительно поднималась по лесенке, Леокадия Львовна была уже на грани истерики. Удивительно, как она до