Обыкновенные девчонки (сборник) - Елена Ильина

— Ну, значит, новых и лучших предложений у нас нет. Садись, Кузьминская. Газета нашего отряда будет называться: «Пионерская дружба».

Анна Сергеевна

— Здравствуйте, девочки, я — ваша новая учительница. Зовут меня Анна Сергеевна.

Так сказала новая учительница, войдя в класс.

Все встали.

— Садитесь, девочки, — сказала Анна Сергеевна.

Новая учительница была намного старше Людмилы Федоровны. Высокая, худая, в больших очках, с двумя резкими, глубокими морщинами между бровями, она казалась хмурой и суровой. Здороваясь с классом, она слегка улыбнулась, и от этого возле губ у нее тоже появились две морщинки, а глаза остались такими же строгими и суровыми. Держалась она как-то чересчур прямо. Гладкие темные волосы с проседью были крепко-накрепко стянуты на затылке в тугой маленький узелок.

Новая учительница положила на стол классный журнал и большой, туго набитый портфель и пошла по рядам. Внимательно всматриваясь в лица и спрашивая у девочек их имена и фамилии, Анна Сергеевна что-то отмечала в своей записной книжечке.

— Та-ак, та-ак, — говорила она протяжно, переходя от парты к парте. — Егорова Анастасия, Ёлкина Валентина. Киселева Клавдия…

Людмила Федоровна никогда не называла девочек полными именами, а всегда уменьшительными, по-домашнему: Клава, Валя, Настя.

И, должно быть, от непривычки, называя свое полное имя, девочки смущались и опускали глаза.

Дойдя до Лебедевой Анны, Анна Сергеевна на минутку задержалась и, поглядев на стриженые Анины волосы и на ее похудевшее лицо, спросила:

— Ты болела недавно?

— Да, — чуть слышно ответила Аня. — Скарлатиной.

— Значит, много пропустила?

— Да.

— Придется догонять, — сказала Анна Сергеевна и пошла дальше.

Ах, совсем, совсем по-другому встретила бы вернувшуюся после болезни Аню милая Людмила Федоровна!

Девочки невольно переглянулись. Анна Сергеевна заметила это. Она чуть-чуть улыбнулась и спокойно продолжала свой обход, терпеливо переспрашивая, если сразу не могла расслышать имя или фамилию.

Обойдя все парты, Анна Сергеевна сказала ровным и твердым голосом:

— Девочки! Нам с вами придется в этом году очень серьезно поработать. Мы должны помнить, что весной у нас — экзамены.

Класс встрепенулся. Поднялось несколько рук.

— А разве Людмила Федоровна не вернется к нам до экзаменов? — спросила Ира Ладыгина, встав с места.

— К сожалению, в этом году, скорее всего, нет, — все так же спокойно ответила Анна Сергеевна.

«В этом году»! — с ужасом подумала Катя. — А ведь в будущем году и наверно уже ее у нас не будет. Мы перейдем в пятый класс, а там все учителя будут другие. По всем предметам!»

И Катя с такой нескрываемой обидой посмотрела на Анну Сергеевну, как будто новая учительница была виновата и в болезни Людмилы Федоровны, и в том, что в пятом классе все учителя будут другие.

Анна Сергеевна поняла, что тревожит девочек.

— Ничего не поделаешь, — разводя руками, сказала она. — Если вы любите вашу учительницу, вы должны хотеть, чтобы она совсем выздоровела, а для этого ей нужно как следует отдохнуть. Вы же не маленькие и должны это понимать.

Анна Сергеевна села у стола, раскрыла свой толстый портфель и, достав учебную книгу, принялась ее перелистывать.

А тем временем девочки смотрели на нее, приглядывались и невольно сравнивали ее с Людмилой Федоровной.

Новая учительница ничем, ну решительно ничем не походила на их молодую, красивую и ласковую Людмилу Федоровну.

«Строгая, сердитая», — думали девочки.

А между тем, поворачивая концами пальцев страницы, Анна Сергеевна тоже всматривалась в лица своих новых учениц, всматривалась так, словно хотела каждую из них тут же, сразу, понять и запомнить. Ее чуть прищуренные, близорукие глаза казались при этом недоверчивыми, даже сердитыми.

Но девочки и не догадывались о том, что думала и чувствовала в это время высокая пожилая женщина, поневоле занявшая место Людмилы Федоровны. Они не знали, что она отлично поняла или, вернее, почувствовала, как ее встречает класс. По выражению лиц, по шороху, по топоту она сразу же заметила, что все они сравнивают ее мысленно с их прежней учительницей.

Да, у нее не было счастливого уменья расположить к себе с первой встречи одной только улыбкой, звонким голосом, живостью, молодостью.

Это не смущало ее. Она знала, что постепенно, изо дня в день, — трудом, заботой, вниманием, умением — завоюет свой класс.

И все-таки ей было чуть-чуть грустно. Грустно чувствовать эту ничем не заслуженную, чуть ли не враждебную настороженность.

«Ну, ничего! — подумала Анна Сергеевна. — Надо начинать».

Она заглянула в свою записную книжечку и спокойно, как будто ничего особенного не заметила, сказала:

— Сегодня у нас по расписанию первый урок — грамматика. Повторим то, что вы уже учили. Ну-ка, скажи мне ты — твоя фамилия, кажется, Ипполитова? Что вы прошли по грамматике?

Лена тихонько откинула крышку парты и встала.

— Мы прошли, — начала она совсем не так смело и уверенно, как отвечала обычно Людмиле Федоровне, — корни, приставки, суффиксы и окончания. А также ударные и безударные гласные.

— Так, — сказала Анна Сергеевна. — Иди к доске.

Лена подошла. Все притихли в ожидании.

«Хорошо, что Лену вызвали первую, — подумала Катя. — Она-то все знает назубок!»

Но Лена, всегда такая спокойная и уверенная, сейчас робко переступала с ноги на ногу и оглядывалась на подруг.

— Напиши, — сказала Анна Сергеевна, — такое предложение: «Журавли летели над морем и видели на нем большие корабли и маленькие лодочки с белыми парусами».

Лена принялась писать, постукивая мелом, но строчки у нее пошли вкривь и вкось и на концах так высоко забрались вверх, словно это были не буквы, а те самые журавли, которые летели над морем. И когда Анна Сергеевна попросила Лену подчеркнуть безударные гласные в корнях слов и объяснить их правописание, Лена подчеркнула не безударные, а ударные.

— Что ж это ты? — спросила Анна Сергеевна. — Посмотри внимательно, какие это гласные.

По классу пробежал шумок:

— Она знает!.. Знает!..

Анна Сергеевна подняла руку:

— Тише. Если знает, тем лучше.

Лена уже заметила свою ошибку, быстро стерла написанное и принялась писать все заново. И опять по доске разлетелись белые журавли.

Все в классе понимали, что Лена волнуется. И на самом деле, она волновалась все больше. Ей пришло в голову, что Анна Сергеевна приняла ее за слабую ученицу и что теперь уже всегда будет о ней так думать. Подчеркнув то, что требуется, Лена уже хотела положить на место мел, но Анна Сергеевна еще не отпустила ее.

— Скажи мне, пожалуйста, как можно проверить, правильно ли у тебя написаны безударные гласные в корнях слов: «журавли летели»?

Лена задумалась. Еще немножко — каких-нибудь полминуты, даже меньше, — и она, конечно, ответила бы, что у нее написано все правильно, и объяснила бы, что для безударного «а» в слове «журавли» проверочным словом служит «журавль», а для безударного «е» в слове «летели» такое проверочное слово — «полет», но в это время до нее и до Анны Сергеевны отчетливо донеслась подсказка…

Лена покраснела. Этого еще не хватало! Теперь Анна Сергеевна уж наверно подумает, что Лена — самая настоящая тупица, которую только подсказкой и можно выручить.

— В чем дело? — спросила Анна Сергеевна у Зои Алиевой, сидящей на одной из первых парт, хотя подсказывал кто-то другой, а не Зоя.

— Анна Сергеевна, — начала Зоя, поглядывая на учительницу своими блестящими черными глазами, — Ипполитова у нас отличница, она всегда все знает.

Анна Сергеевна как будто не удивилась.

— Охотно верю, что она всегда отвечает отлично, — сказала она спокойно. — Но сейчас Ипполитова ответила не слишком хорошо. На тройку.

Класс прямо ахнул:

— На тройку!

— Ипполитова — на тройку?!

Все были поражены. Никто не помнил случая, чтобы Лена Ипполитова получила когда-нибудь четверку, не то что тройку! С парты на парту пошло перешептыванье:

— Да ведь она не сделала ни одной ошибки.

— Написала все правильно. Только подчеркнула неверно, да и то нечаянно! И ведь она почти все исправила.

В классе с каждой минутой становилось все неспокойнее.

Наконец Лена пошла на место. Она была красная, расстроенная, хотя Анна Сергеевна на первый раз пощадила ее, поставив отметку не в журнал, а в свою записную книжечку, да притом и не тройку, а вопросительный знак.

Теперь у доски стояла Валя Ёлкина. Она тоже сбивалась и путалась.

Всякий раз, когда Валя делала ошибку, Аня оборачивалась и смотрела на Катю то с тревожным недоумением, то с негодованием. Она как будто хотела сказать: «А все это потому, что спрашивает не Людмила Федоровна, а эта новая!..»