Меланья и колдун (СИ) - Ди Тома

— Душа, ты торопишься? — спросили откуда-то сбоку.

Она обернулась. От белой стены отделился невесомый, как и она ангел. Он был точно таким, как она его и представляла, когда была жива. Молодой мужчина с огромными, во весь рост крыльями белоснежного цвета. Залюбовавшись видом и ощутив поток благодати, идущей от этого создания, душа замерла.

— Ты торопишься? — повторил он свой вопрос.

— Нет, — легко ответила она. — Теперь я точно никуда не тороплюсь, — ей показалось, что она улыбается.

— А ты ничего не забыла?

Задумавшись на секунду, она отрицательно покачала головой.

— Точно? — ангел будто хотел, чтобы она вспомнила что-то важное.

— Я не понимаю о чём ты? Напомни мне, пожалуйста.

— Ты забыла, что ты молода, очень красива и не довела до конца миссию, с которой родилась.

— Но я погибла…

— Нет, ты ещё не погибла, смотри, — ангел указал на тонкую линию жизни, слабо пульсирующую на мониторе. — Я тебе больше скажу, сил у тебя много, очень много, ты сможешь справиться. Но будет очень больно. Ты хочешь остаться? Не боишься боли?

Душа думала. Она уже почти свободна, её удерживает тонкая нить, которая вот-вот оборвётся. И в этот момент ей предлагают остаться, бороться и выполнить выбранную миссию. Она вспоминала, что же такого она должна сделать, но память будто ускользала.

— Сейчас ты ничего не сможешь вспомнить, но если останешься, то точно дойдёшь до цели. Тогда твой путь не будет пустым. Ты вернёшься в обитель наполненная опытом, и мы с радостью примем тебя.

— А сейчас не примите? — растерянно прошептала она.

— И сейчас примем, обязательно примем, но подумай хорошенько. Пройти выбранный путь, не смотря на препятствия и боль — это достойная жизнь. При твоих способностях бросать на половине — это крайне легкомысленно. Вернуться именно сюда ты уже не сможешь, начнёшь с точки ниже. Тебе будет скучно, поверь мне, я видел такое много раз, тебе будет очень скучно.

— И что же делать? — она нерешительно смотрела на ангела.

— Принять свой выбор и жить! — улыбнулся он.

— В этом теле? — душа снова пожалела лежащую на кушетке девушку.

— Да, в этом теле. Это твоё тело. Пока оно принадлежит тебе. Возвращайся в него и дай ему надежду на исцеление!

— Как это сделать? — не хватало совсем немного до полной решимости, какой-то маленькой капли, слова, действия.

— Ты знаешь как, — ответил ангел. — Просто прими окончательное решение. Я жду ещё минуту, решай.

Ангел исчез, душа осталась в палате один на один со своим телом. Что выбрать? Он говорил о высоких ценностях, но на другой чаше были боль и страдания. А ещё про точку ниже, что бы это значило.

Она стояла в раздумьях возле окна, когда дверь палаты распахнулась и со стоном, полным нестерпимой боли, в палату ворвался отец. Он с порога окинул взглядом дочь, сдерживая рыдания, медленно подошёл к Меланье и замер, боясь прикоснуться. Его малышка, его любимая дочурка, как же так?

— Только не умирай, — шептал он. — Мы справимся, всё будет хорошо, ты обязательно выздоровеешь. Только не умирай…

Михаил растирал скупые мужские слёзы по щекам.

— Доктор, что я могу сделать? Что мне сделать, чтобы она выжила? — он с надеждой смотрел на так долго не пускавшего в реанимацию врача.

— Молитесь, — тихо ответил пожилой реаниматолог. — Молитесь…

Я очень хочу в деревню

Три месяца, три долгих месяца она провела в больнице. Сначала в Сухиничах, потом отец, не без помощи Лёхи, организовал перевод в Москву в ожоговый центр. Боль и мучения постигли её молодое тело. Постоянный приём обезболивающих и перевязки, две пластические операции, капельницы и приём пищи через трубочку. Она прошла длинный путь испытаний и вот, наконец, вернулась домой.

Не к себе, не в любимую деревню, а в квартиру к отцу. Ей спасли лицо. Хотя, как спасли? На лоб и щёки потребовалась пересадка кожи. Голова покрылась пучками рыжих волос. Врачи говорили, что постепенно волосы вырастут на всей голове, но сейчас на это смотреть было невыносимо.

Милка повязала косынку и отошла от зеркала.

— Дочка, я вернулся, — раздался из прихожей голос отца. — Как сегодня настроение?

«Какое к чёрту настроение? Посмотри на меня, я похожа на монстра из фильма ужасов. Разве у монстров спрашивают про настроение? На них глядя, убегают куда подальше…» — именно так хотелось ответить, выплеснуть накопившееся внутри, дать ближнему прочувствовать хоть кусочек её боли. Но нельзя. Отец ни в чём не виноват. Он делает всё, что может, чтобы облегчить её страдания. Она должна быть ему благодарна.

— Нормально, — ответила она. — Я ужин приготовила, ты голодный?

— Очень голодный, как волк голодный, — шутил Михаил, пытаясь разрядить обстановку.

Он видел, что происходит с дочерью. Видел её внутренние терзания, когда мимика на лице показывает одно, а голос, преодолевая огромную силу сопротивления, отвечает спокойно и без эмоций. Он старался общаться с Меланьей на отвлечённые темы, не касающиеся повреждений её тела. Не настаивал на прогулках, понимая, что ей может быть некомфортно. Но депрессия затягивалась.

— Пап, завтра у тебя выходной? — спросила она, зная наперёд ответ.

Михаил дожевал кусочек говядины из гуляша, не спеша проглотил и ответил:

— Да, ты хотела что-то предложить?

— Я очень хочу в деревню, — практически прошептала Мила, бессмысленно водя вилкой по тарелке, перегоняя макароны из одной стороны в другую.

— Дочь, но ты же понимаешь, что там ты ничего не найдёшь. Я сам был в деревне всего один раз после пожара. Тяжёлое зрелище. Морально ты ещё не восстановилась. Давай мы подождём, я уже выбираю бригаду на разбор дома, они всё почистят, вывезут мусор, и тогда мы съездим туда.

— Нет, — твёрдо сказала Меланья. — Я хочу увидеть это именно в том виде, в котором оно сейчас. Мне нужно это увидеть, понимаешь?

Она подняла на отца свои большие серо-зеленые глаза. Прозрачные озёра слёз застыли в них, желая пролиться, но Мила упорно терпела и не моргала, мешая их планам.

— Хорошо, — не смея перечить, согласился Михаил. — Когда ты хочешь поехать?

— Поедем утром, часов в десять или одиннадцать, мы не будем там долго, обещаю.

— Хорошо, утром, так утром.

Дальше разговор не клеился, закончили ужин, Мила убрала посуду, и разошлись по комнатам.

Ночью зарядил долгий октябрьский дождик. Он сыпал мелкие капли и совершенно не думал заканчиваться.

— Может не поедем в деревню? Погода отвратительная, — попробовал за завтраком отказаться от поездки Михаил.

— Так даже лучше, — загадочно ответила Меланья, — с дождём грустить легче.

* * *

Деревня встретила их мокрыми фасадами и лужами на грунтовке. Листья на деревьях заметно опали, но местами всё же держались за ветви. Сирень возле дома была буро-зелёная. Вот их забор, калитка, а дальше…

Михаил остановил машину на привычном месте и посмотрел на дочь. Она сидела на сиденье и боялась повернуть голову направо, упорно смотря в лобовое стекло.

— С тобой всё в порядке? — спросил он её.

— Да, нормально. Я сейчас соберусь и выйду. Не переживай.

Мила перевела взгляд вниз на колени, потом внимательно осмотрела свои ладони, пошевелила пальцами и, закрыв глаза, повернула голову к правому окну. Глаза она открыла не сразу, примерно через минуту, когда собралась с духом. Увидев обгорелые стены и отсутствующую крышу, она непроизвольно застонала.

Не отрывая взгляда от пепелища, она на ощупь открыла дверь авто, вышла из салона и остановилась возле калитки. Бедный её дом, ей казалось, что она физически ощущает как ему больно. Мокрые обгоревшие брёвна, головешки, разбросанные по участку, провалившееся крыльцо… Мила толкнула единственную разделяющую их преграду и пошла вперёд.

— Мил, может не надо, промокнешь, простудишься, — встав из-за руля, крикнул ей Михаил.

Но девушка его не слушала. Сейчас она вообще ничего вокруг не слышала, она только чувствовала, чувствовала глубокую разрывающую боль тоски. Мила подошла к крыльцу, зайти внутрь дома не представлялось возможным. Посмотрела в одно окно, в другое, рухнувшая крыша закрыла собой весь пол, кое-где возле стен угадывались чёрные скелеты мебели.