Убик - Филип Дик

Наборное устройство двигалось из стороны в сторону, отбирая нужные элементы и опуская посторонние. Наконец аппарат выбросил из себя карту, которую Джо вставил в прорезь на видеофоне.

— Возвращаю введенную информацию, — металлическим голосом сообщил видеофон, и перфокарта выскочила обратно. — Номер, указанный на карте, устарел. Если вам нужна помощь, опустите красный бланк в…

— Какого года эта телефонная книга? — спросил Чип у Джона Илда, который взял ее, чтобы поставить на полку.

— 1990, двухлетней давности, — ответил Илд, посмотрев на клеймо на дне шкатулки.

— Это невозможно. Два года назад корабля еще не существовало. Здесь все оборудование новое.

— Может, Ранкитер ввел какие-то небольшие изменения? — предположил Апостос.

— С чего бы это! — выкрикнула Эдди. — Когда корабль строили, он не жалел ни сил, ни денег, ни новейших приспособлений. Все знают — этот космолет был его гордостью.

— Вот именно, был радостью и гордостью, — подчеркнула Франческа Спаниш.

— С этим я согласен, — сказал Джо.

Он всунул красную карту в щель на корпусе видеофона и сказал:

— Прошу сообщить нынешний номер Моратория Возлюбленных Собратьев в Цюрихе, Швейцария.

Он повернулся к Франческе.

— Этот корабль еще остается радостью и гордостью Глена Ранкитера, поскольку он еще жив.

Красная карта вылетела из видеофона с отпечатанными знаками. Джо опустил ее в считывающее устройство. На этот раз видеофон сработал: на экране появилось бледное и лицемерное лицо излишне любопытного человека. Джо с неприязнью узнал его.

— Меня зовут Герберт Шенгейт фон Фогельсанг. Вы хотите обратиться ко мне со своей печалью, сэр? Милостиво прошу сообщить мне свое имя и адрес на тот случай, если нас по ошибке разъединят.

Хозяин моратория производил впечатление человека абсолютно невозмутимого.

— Произошел несчастный случай, — объяснил Джо.

— То, что мы считаем случайностью, — возразил фон Фогельсанг, — есть лишь проявление воли Господней. В некотором смысле и жизнь можно назвать случайностью. И однако…

— Я не собираюсь заниматься теологическими дискуссиями, — заявил Джо. — По крайней мере, не сейчас.

— И тем не менее в такую минуту, более чем когда-либо, утешение, которое приносит религия, дает наибольшее облегчение. Умерший был вашим родственником?

— Моим начальником, — ответил Джо. — Это Глен Ранкитер, президент «Корпорации Ранкитера» из Нью-Йорка. Его жена — Элла — уже содержится у вас. Через восемь— десять минут мы совершим посадку. Не могли бы вы прислать один из ваших грузовиков-рефрижераторов?

— А сейчас он пребывает в холодильнике?

— Нет. В настоящее время он загорает на пляже «Тампа» во Флориде.

— По вашему тону я понял, что вы ответили утвердительно.

— Ваша машина должна встречать нас в космопорту. — И Джо отключился.

«Теперь придется работать при посредничестве такого типа», — подумал он.

— Мы доберемся до Холлиса, — сказал он собравшимся инерциалам.

— Это как? Пригласим его занять место Глена? — спросил Сэмми Мандо.

— Отыщем его, а потом прикончим, — сказал Джо. — За все, что он сделал…

«Глен, — думал он. — Замороженный, помещенный в прозрачный пластиковый саркофаг, разукрашенный пластиковыми цветочками и оживляемый раз в месяц на один час. Истончающийся, слабнущий, слышимый все с большим трудом. Боже, почему из всех людей на свете это выпало именно ему? Ведь в нем было столько жизни и столько энергии!»

— Все-таки он будет рядом с Эллой, — сказала Венда.

— В определенном смысле, — согласился Джо. — Надеюсь, что мы дотащили его до холодильника не слишком поздно… Не люблю я моратории и их владельцев. Я не выношу этого Герберта Шенгейта фон Фогельсанга. Почему Глену так нравились швейцарские моратории? Чем его не устраивал тот, который находится в Нью-Йорке?

— Моратории — швейцарское изобретение, — сказала Эдди Дорн. — Согласно статистическим исследованиям, проведенным нейтральными фирмами, там длительность полужизни на два часа больше, чем в любом другом месте.

— ООН должна запретить содержание людей в состоянии полужизни, — сказал Джо. — Это нарушает природный цикл рождений и смертей.

— Если бы Господь Бог был сторонником полужизни, — саркастически заметил Эд Хэммонд, — мы все рождались бы сразу в гробу. Вместе с сухим льдом.

— Мы входим в зону радиовидимости посадочной системы цюрихского космопорта, — сказал Дон Денни, сидящий за пультом управления корабля. — Она доведет нас автоматически.

С хмурым выражением он подошел к остальным.

— Хватит ныть, Денни, — сказала Эдди Дорн. — Я скажу тебе прямо: нам всем повезло. Мы могли бы уже давно быть мертвыми — от взрыва или потом, от лазерных ружей людей Холлиса. Когда мы приземлимся, тебе станет легче. Там мы будем практически в полной безопасности.

— Уже сам факт, что нужно было отправляться на Луну, — проговорил задумчиво Джо, — должен был вызвать у Глена подозрения. Законы этой планетки слишком скользки, и он всегда предупреждал, чтобы мы относились с недоверием к клиентам, предлагающим работу за пределами Земли. Причем особую осторожность он советовал соблюдать в отношении клиентов с Луны. Слишком много профилактических фирм обожглось на таких контрактах.

«Если он в моратории вернется к жизни, — подумал Джо, — то первое, что он скажет, будет примерно следующее: «Я всегда с подозрением относился ко всем этим делам, связанным с Луной». Но его осторожности оказалось недостаточно, чтобы уберечься самому. Слишком лакомым куском был этот контракт, и он не смог отказаться. Его поймали именно так, как он и предсказывал».

Загрохотали тормозные двигатели, приведенные в действие наводящей системой цюрихского космопорта. Ракетоплан завибрировал.

— Джо, — заговорил Тито Апостос, — тебе придется сообщить Элле о том, что случилось с Ранкитером.

— Да, — согласился Джо. — С момента нашего отлета с Луны я размышляю о том, как это лучше сделать.

Корабль ощутимо сбросил скорость и, управляемый автопилотом, пошел на посадку.

— Кроме того, — сообщил Джо, — я проинформирую о случившемся Объединение. Они непременно закатят нам скандал — сразу заявят, что мы сами сунули голову в петлю.

— Но ведь Объединение хорошо к нам относится, — сказал Сэмми Мандо.

— После такого с нами вообще не будут считаться.

На краю посадочной площадки в Цюрихе их ждал геликоптер с питанием от солнечных батарей. На боку его виднелась надпись «Мораторий Возлюбленных Собратьев». Рядом с ним стояла личность, напоминающая жука и одетая по европейской моде: твидовая тога, удобные спортивные мокасины, алый шарф и пурпурная шапочка в форме самолётного винта. Как только Джо спустился по трапу ракетоплана на ровную поверхность посадочного поля, к нему подбежал владелец моратория, протягивая обтянутую перчаткой руку.