Тайна мрачной тумбы - Чарли Анелук

полумраке увидела своего улыбающегося брата, стоявшего перед шкафом и держащего в руках настольную лампу, — Я… Думала, что это кто-то другой. Сорян, — девочка неловко улыбнулась, — Ты… где был?..

— Ну-у-у, это долгая история. Могу попробовать тебе её рассказать, если, конечно, ты выйдешь из шкафа.

— Окей… — Дина выбралась из своего убежища.

— Или, может быть, завтра, а то поздно?

— Не, не, — сказала Дина, садясь на кровать, — Я теперь не усну, пока всё не узнаю.

— Ну ладно тогда, слушай… — Натаниэль сел на кровать рядом с ней и начал свой рассказ. Он говорил ей правду, потому что был уверен, что она ему не поверит… И Дина действительно в процессе его рассказа удивлялась:

— Ну и бред же ты говоришь…

А он отвечал, с грустной улыбкой смотря на неё, что-нибудь на подобие: «Ну всё правда так и было».

Его рассказ был очень занимательным, но Дине всё же хотелось спать, и уже под конец истории она уснула, опустив голову на его плечо. Тогда Натаниэль перестал рассказывать, осторожно встал и уложил девочку на кровать. Затем, он аккуратно укрыл свою сестру одеялом, поцеловал её в лоб и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Глава 29

Лера проснулась с первыми криками петуха. Но дело в том, что у петуха бабушки Вари было что-то не то с биологическими часами, и поэтому, кричать он начал как обычно где-то в полдень.

Лера встала с кровати, потянулась и спустилась на кухню. За столом там уже сидела бабушка Варя и разгадывала кроссворд.

— О, Лерочка, — сказала она, — Доброе утро! Садись, кушай, — бабушка указала внучке на тарелку с оладьями, около которой стояла кружка кофе.

— Доброе, — отозвалась девочка и принялась за еду, — спасибо.

— Лера, я тут подумала, — говорила дальше бабушка, — Что стоило бы сегодня сходить к Зябликовым, — (Зябликовыми были как раз Дина, Натаниэль и их мама).

— Хм… Мне тоже надо идти?

— Ты в общем-то как хочешь, — проговорила бабушка Варя, — А я схожу непременно.

— Я, наверное, всё же с тобой.

— Ну, лады. Тогда надо скорее. Тебе ещё сегодня лететь…

— Куда лететь? — удивлённо спросила девочка.

— В Прагу! Боря, — (так звали папу Леры), — Очень хочет, чтобы ты приехала. Он просил передать, что взял билеты на сегодняшний вечер.

— Вечер — это во сколько?

— Выехать на машине мы должны будем часа в четыре.

— А, ну хорошо.

— Да. В принципе, собираться тебе не нужно… Можем пойти где-нибудь в час.

— Хорошо.

Лера позавтракала и вышла на улицу. Погода была ясной и тёплой. Девочке нравилось находиться здесь. И ей было вовсе не скучно… А после прогулки она пошла вместе с бабушкой к Зябликовым — ей хотелось узнать, о чём будет их разговор.

Как и в прошлый раз, дверь открыл Натаниэль. Он не был удивлён, когда увидел на пороге Леру с её бабушкой. Юноша неловко поздоровался и спросил:

— Вы чего-то хотели?

— Да, — ответила бабушка Варя, — Я хочу с вами поговорить.

— Хорошо, — он провёл гостей в дом и усадил их за стол.

Старушка села и продолжила разговор:

— Моя внучка мне всё рассказала. Признаюсь честно, мне очень неприятно, что наш с моим отцом дневник вызвал столько проблем. Я всегда старалась, чтобы о нём знало как можно меньше народу…

— Я понимаю вас, — тихо сказал Натаниэль, — Мне тоже очень жаль.

— Да… Так вот, я знаю, что эта тетрадь у вас.

— У меня?.. Нет, нет, вы ошибаетесь… — юноша пристально смотрел на Леру, сидящую наискосок от него. До этого он всем сердцем надеялся, что ей никто не поверит, или же, она никому ничего не расскажет.

— Я не могу ошибаться.

— Ну, понимаете, все мы можем ошибаться…

— У меня есть доказательства, — проговорила бабушка Варя, — И весьма веские. Если я захочу, я, например, могу привести записи с видеокамер в лаборатории. И там есть всё. Всё, что нужно, чтобы подать на вас заявление в суд Нью-Грейполиса. Тогда вам придётся объяснятся даже не здесь, не в нашем измерении. И, я сразу скажу, что в реальности 23 за такие преступления (а это именно так называется) наказывают весьма строго.

— То есть, вы хотите сказать…

— Если вы не отдадите дневник сейчас, то потом вам и вашей бедной матери придётся нанимать адвоката и таскаться по судам. И по судам даже не в этом измерении, а в другом. Именно это я хочу сказать.

— Хорошо, я сейчас вернусь, — он быстро встал из-за стола, искоса посмотрев на Леру и её бабушку, и ушёл на второй этаж.

Натаниэль вернулся, неся в руках старую толстую тетрадь… Это и был тот самый дневник — то самое яблоко раздора. Он аккуратно, сдерживая эмоции положил его на стол перед старушкой.

— Это вам нужно, верно?.. — холодно и мрачно спросил юноша.

— Да, это, — ответила с довольной улыбкой бабушка Варя, открыв дневник.

— Теперь вы не собираетесь подавать на меня в суд?

— Нет. Хотя, конечно, надо бы, — бабушка проницательным взглядом, прищурившись посмотрела на Натаниэля.

— Спасибо, — с кислой полуулыбкой проговорил он.

— Пожалуйста. Ладно, нам пора идти…

— До свидания. Захлопните там калитку.

— Хорошо. До свидания.

Бабушка вместе с внучкой ушли. Натаниэль встал из-за стола и вновь поднялся на второй этаж. Он вышел на террасу и с грустью посмотрел на всё вокруг. Солнце светило ярко. Далеко-далеко виднелись леса, поля, автодороги… По небу медленно плыли крупные облака. Юноше было очень одиноко. Он часто испытывал это ощущение. Ему хотелось сейчас поговорить со своей сестрой — у неё была удивительная способность большие проблемы превращать в пустяки. Для Натаниэля всё это происшествие была большой проблемой, а Дина бы лишь усмехнулась и сказала ему, что всё это абсолютно не важно. Но девочка ушла гулять (правда, в этот раз не с друзьями, а с соседской собакой — друзей у неё больше не было, а хозяйка собаки пообещала ей заплатить за прогулку) и вернётся нескоро.

Так он стоял, а время шло… Он думал о том, как рассказать маме обо всём что случилось, и что вообще теперь делать… И вдруг, он понял, что особо ничего и не изменилось. Он и раньше иногда мог совершать какие-то поступки, которые должны караться законом. Например, он давно уже промышлял воровством (но так тщательно скрывал это, что никто до этого момента даже не догадывался об этом). Странно, но помимо обиды и разочарования он ощущал что-то ещё… Кажется, стыд?.. Неужели, у него наконец, изменилось восприятие, и он понял, как плохо поступал?..

Юноша ещё долго стоял на