Серебряное кресло - Клайв Льюис

– Друзья мои, – сказал он, – час мой близок. Мне стыдно предстать перед вами во время припадка, но оставаться одному слишком страшно. Сейчас придут, привяжут меня за руки и за ноги к этому креслу. Увы, так и следует сделать, ибо в ярости, как мне рассказывали, я разрушаю все, что попадется под руку.

– Слушайте, – сказал Ерш, – мне вас, конечно, ужасно жалко, я имею в виду все эти злые чары, но что эти ребята, которые вас придут привязывать, намерены сделать с нами? Вроде нас под замок собираются посадить, а нам, признаться, не по душе все эти темные местечки. Уж лучше мы останемся здесь, пока вам не станет лучше… если можно.

– Хорошая мысль, – сказал рыцарь. – Так заведено, что никто, кроме королевы, не может быть при мне в этот злой час – Столь велика ее забота о моей чести, что она дает лишь своим ушам слышать те слова, которые я выкрикиваю в горячке. И мне трудно будет убедить моих прислужников-гномов оставить вас здесь. Между тем, я уже слышу шум их шагов. Пройдите сквозь ту дверь, что ведет в другие покои. И там либо ждите моего прихода, после того, как меня развяжут, либо возвращайтесь, чтобы стать свидетелями моих терзаний.

Послушавшись рыцаря, наши путники отворили дверь, которая вопреки их опасениям, вела не в темноту, а в освещенный коридор. Дергая за ручки всевозможных дверей, они нашли не только воду для умывания, но и зеркало. «Даже умыться перед ужином не предложил, – пробурчала Джил, вытирая лицо. – Гадкая самовлюбленная свинья, вот он кто»

– Ну что, – спросил Ерш, – вернемся посмотреть, как действуют чары, или останемся здесь?

– Останемся, – сказала Джил, – не хочу я на это смотреть. – Но все-таки ей было немножко любопытно.

– Нет, пошли назад, – заключил Лужехмур. – Вдруг мы узнаем что-то новое. Нам это сейчас позарез нужно. Я уверен, что эта королева – ведьма и наш враг. И ее подземельцы схватят нас, как только увидят. Ни разу в жизни не чувствовал я такого сильного запаха опасности, лжи, колдовства и коварства, как в этой стране. Надо быть начеку.

Они прошли назад по коридору и неслышно открыли дверь. «Все в порядке», – шепнул Ерш. И, действительно, никаких подземельцев в комнате, где они ужинали, не было. Они вошли внутрь.

Рыцарь сидел в серебряном кресле, привязанный спинке, сиденью и ножкам. Лоб его был в крапинках пота, лицо исказила мука.

– Заходите, друзья, – сказал он, спешно оглядев их. – Припадок еще не начался. Только не шумите. Я сказал этому любопытному камергеру, что вы уже легли спать. Ну вот, кажется, подступает. Скорее! Слушайте, пока я еще властен над своей речью. Когда наступит припадок, я, наверное, буду умолять вас, с криками и угрозами, развязать мои путы. Говорят, я всегда так делаю. Я буду заклинать вас всем самым-дорогим и самым ужасным. Но не слушайте меня. Ожесточите ваши сердца и закройте уши. Ибо пока я связан, вы в безопасности. Но едва я выберусь из этого кресла, моя ярость вырвется наружу, а потом, – он вздрогнул, – я превращусь в ужасного змея.

– Не бойтесь, мы вас не отвяжем, – сказал Лужехмур. – У нас нет никакой охоты встречаться с припадочными. Да и со змеями тоже.

– Совершенно никакой, – хором подтвердили дети.

– И все-таки, – шепнул им Лужехмур, – не будем самоуверенны. Будем начеку. Мы уже столько глупостей натворили. Он наверняка будет хитрить во время своего припадка. Можем мы вами положиться друг на друга? Можем мы обещать, что не будем трогать веревок, несмотря на любые мольбы? Любые, именно любые?

– Еще бы! – сказал Ерш.

– Пускай говорит, что хочет, я не передумаю, – откликнулась Джил.

– Тс! Начинается! – шикнул Лужехмур.

Рыцарь застонал. Лицо его стало бледным, как стена. Он корчился в своих путах. От жалости, или по какой-то другой причине, но он показался Джил не таким противным, как раньше.

– О, – стонал он, – чары, чары… тяжкая, запутанная, холодная, липкая сеть колдовства! Я заживо погребен. Я втянут под землю, в черную тьму… сколько лет прошло? Сколько я прожил в этом колодце – десять лет или десять веков? Я окружен врагами. О, сжальтесь. Выпустите меня, дайте мне вернуться! Дайте мне ощутить ветер, увидеть небо… Я помню маленький пруд. Когда смотришь в него, видишь деревья, растущие в воде вверх ногами, а под ними, глубоко-глубоко, светятся голубые небеса…

Он поднял глаза на путников, и его тихий голос вдруг окреп.

– Скорее! Я снова в здравом уме. Так бывает каждую ночь. Стоит мне выбраться из этого кресла – и я навсегда останусь самим собой, снова стану человеком. Но каждую ночь меня связывают, и каждую ночь я сознаю, как безнадежен мой плен. Но вы-то мне не враги. Я не ваш пленник. Быстрее! Разрежьте эти веревки!

– Стойте спокойно. Не шевелитесь, – приказал детям Лужехмур.

– Умоляю, внемлите мне, – рыцарь старался говорить спокойно.

– Вам сказали, что если я встану с этого кресла, то убью вас и превращусь в змея? Вижу по вашим лицам, что так оно и было. Это ложь. Именно в этот час я в здравом уме, а в другое время – заколдован. Вы ведь не подземельцы, разрежьте мои путы!

– Спокойно, спокойно, спокойно, – зашептали друг другу путешественники.

– О, у вас каменные сердца! – воскликнул рыцарь. – Поверьте мне, перед вами несчастный, который мучился больше, чем может вынести человек. Какое зло причинил я вам, что вы становитесь на сторону моих врагов, желая продлить мои муки? Минуты бегут быстро. Сейчас вы еще можете меня спасти. Когда же минет этот час, я снова стану безмолвной игрушкой, псом, или нет – орудием злой колдуньи, наделенной дьявольской силой, обращенной против всех людей. И как раз сегодня ее нет! Вы лишаете меня единственной возможности спастись.

– Ужас какой – сказала Джил. – Куда лучше всего этого не видеть.

– Спокойно, – повторил Лужехмур.

Голос пленника превращался в крик.

– Отпустите меня, отпустите! Дайте мне меч. Мой меч! Стоит мне освободиться, и я отомщу подземельцам так, что они запомнят на тысячу лет!

– Припадок начинается, – заметил Ерш. – Надеюсь, привязан он крепко.

– Да, – сказал Лужехмур. – Если его сейчас отвязать, он будет вдвое сильней обычного. А я не слишком хорошо умею обращаться с мечом. Он нас без труда прикончит, а потом превратится в змея, с которым Джил в одиночку не справится.

Узник так напрягся, что веревки врезались ему в запястья и лодыжки. «Знайте, – продолжал он, – однажды мне удалось разорвать путы. Но колдунья в тот раз была при мне. Теперь же она вам не помешает. Освободите меня, и я стану вам верным другом. Если же не сжалитесь – навсегда буду вашим смертельным врагом.

– Хитер, а? – сказал Лужехмур.

– В последний раз – продолжал узник, – умоляю вас, освободите меня. Страхом и любовью, светлыми небесами Надземья, великим Львом, самим Асланом, заклинаю вас…