Хозяин тайги - Н. Старжинский

6

Раздумывая так, Миша подошел к лагерю. Еще издали он услышал ржание Чалого. «Ишь, доволен, что хозяин Дома», — подумал Миша. Возле костра он увидел Фому. Тот сидел на чурбанчике и жадно ел что-то из котелка.

— Что, Фома, набрался храбрости?

— А я свое, — отрезал Фома, недовольно взглянув, на Мишу, — сварил сушеных грибов и ем.

— Ну, зачем ты себя мучаешь, Фома? Что ты за человек! Перестал бы уж притворяться, хитрить!

— А чего я хитрю? — угрюмо пробубнил возчик. — Тебе бы только наговаривать.

— Вот на работу не пошел, сказался бальным, а как только мы ушли, давай себе обед готовить. Ну, доедай да собирайся на съемку.

— Никуда не пойду. Я к вам кашеваром нанимался.

— Нет, пойдешь! На твоей обязанности лежала и охрана имущества, а ты с этим не справился, то и дело куда-то надолго уходил. Поэтому тебя и разжаловали из кашеваров. А работать обязан, Пока участка не отведем.

— Эх-хе-хе! — вздохнул Фома, продолжая сидеть на чурбанчике. — Беда мне с вами!

— А это у тебя зачем? — спросил Миша, сразу насторожившись. Сейчас только он заметил деревянный лоток для промывки золота, лежавший около палатки.

— Да так, посушиться вынес, — небрежно сказал Фома. — День солнечный, а в палатке он вовсе заплесневел. Того и гляди, сгниет…

— Врешь! — гневно воскликнул Миша. — Эго ты хотел идти золото мыть. Для того и бальным притворился.

— Ладно уж наговаривать, — огрызнулся Фома, но сразу засуетился и начал торопливо переобуваться, давая понять, что согласен пойти на съемку.

«Неужели он тоже знает о золотой россыпи, открытой Ли-Фу? — подумал Миша. — Но, откуда? Я не говорил ему об этом. Может быть, просто хотел побродить по тайге с лотком, ваять несколько проб в разных местах, как делал это и раньше».

— Выздоровел? — спросил Кандауров Фому.

— Вылечили, — ответил за него Миша и сердито усмехнулся. — Мы с ним горюн-траву нашли.

Пока землемер намерял угол, рабочие присели закурить.

— Ни одного дождя за всю осень. Повезло нам, — сказал Петр, переобуваясь.

— Теперь уже не дождя ждать — снега, — вставил Миша. — Снег, морозы, метели нагрянут. Готовы к метелям, друзья?

— Нам их только подавай! — Панкрат с задорным видам крутил головой. — Ну, еще что скажешь? — проворчал Петр.

— А то, что благодать погодка.

— Хороша благодать! — забубнил Фома. — И лето было засушливое, и осень баз дождей. Это не благодать, а беда. Вон сухостоя сколько!.. Закуришь, где не положено, и то ле!с вспыхнет, и пойдет тогда красный петух деревья клевать. Земля, и та, кажись, займется, если побогаче костер разжечь.

— Но что же произошло с Яковом Мешковым? — гадал Петр. — Самое позднее еще позавчера должен был прийти.

— Мало ли чего… — Саяпин пожал плечами. — Может, приболел — все-таки старичок, а может, и что похуже. Тайга! Всякое бывает…

— В трясину попал. Вот что-.. — авторитетно заявил Фома.

— А ты откуда знаешь? — с тревогой спросил Миша.

— Да уж знаю. Будьте уверены. Сам еле спасся из такой. В этой Мерзлой пади есть вовсе гиблое место. Полянка, как полянка, а только ступишь, так сразу по пояс и уйдешь в болото, и славно тебе черт в ноги вцепился, тянет и тянет вниз. Хорошо, что я с шестом был, а то бы беспеременно утонул.

— Так вот куда ты ходишь золото мыть! — сказал землемер.

— Это почему же такое? — спросил Фома и растерянно уставился на Кандаурова. — Про золото ничего сказано не было. В Мерзлой пади подходящего материала искал, чтобы, значит, телегу починить.

— Нет, погоди, — остановил его землемер. — Позавчера ты говорил нам, что в трясину провалился, только не сказал, где. Я тогда сразу понял, что ты ходил куда-то золото мыть. Посмотрел на лоток, он был мокрый, грязный, — значит, догадка моя была верна. А теперь ты проговорился, что тонул в Мерзлой пади, значит там и золото собирался мыть. Кто же тебе это место указал?

Фома сидел бледный и хмурый.

— А никто! — ответил он дерзко. — Ну, мыл золото… Что ж такого? Пошел материалу на телегу поискать и лоток с собой прихватил на всякий случай. Может, удача улыбнется.

— Нет, Фома, ты завяз. Лучше уж признайся, с какой целью консервы спрятал измерительную ленту сломал… Так или иначе, если б ты и не проговорился сейчас, все равно бы мы тебя вывели на чистую воду. Мне и без того было ясно, что последние дни ты не нам служишь, а кому-то другому. Теперь же я совершенно точно знаю, кому ты служишь.

— Никому я не служу! — закричал вдруг Фома истошным голосом. — Взъелись на меня!

— О том, что в Мерзлой пади есть золото, знают у нас только Миша, Петр да я, — проговорил медленно и веско землемер. — Но от них ты не мог этого узнать. Они тебе ничего не сказали. И мне теперь ясно: он и направил тебя в Мерзлую падь.

— Кто это он?

— Знаешь, о ком говорю… Эх, Фома, Фома!.. Предупреждал тебя. — Землемер вынул трубку изо рта и покачал головой. — Разбогатеть все мечтаешь… Вот видишь, вместо золотой россыпи угодил в болото, чуть голову там не оставил. И ведь это не случайно… Так это и задумано, чтобы всех нас заманить в трясину. Там и золота-то, конечно, никакого нет. Что же ты молчишь, Фома?

Фома растерянно озирался, губы его дрожали.

— Ничего не знаю, — сказал он, машинально поглаживая вздрагивающую бороду. — Чего это вы такое говорите, «я пойму вас-..

— Ну, Миша, извини, что не поверил тебе вначале, — сказал землемер, повернувшись к практиканту, который изумленно посматривал то на Кандаурова, то на Фому. — Ты был прав. Змея не сама заползла в мой ичиг. Ее положил туда Ли-Фу.

«НИКОГО НЕ БОЮСЬ»

1

— Так-то, Миша, — говорил землемер, когда они возвращались с работы. — Видишь, как можно ошибаться в людях…

Они шли, отстав от рабочих, чтобы никто не мешал их разговору. Миша был удручен и подавлен. Фоме он давно уже не доверял, но Ли-Фу… Неужели же добродушная улыбка, бескорыстная помощь больному, разговоры о сельскохозяйственной артели — все это было сплошным лицемерием? Неужели все это нужно было Ли-Фу только для того, чтобы завоевать их доверие и, поступив в отряд, погубить их всех?.. Как трудно поверить, что Ли-Фу — злобный и коварный драг!..

Миша вспомнил один из своих разговоров с Ли-Фу.

«Моя так думай: его мала-мала пугай. Когда один люди помирай, другой шибко боиса, все бросай, уходи из тайга», — говорил дунган.

Но на что же он рассчитывает? Ведь Ли-Фу умен. Он должен понимать, что если ему даже удастся запугать их или устранить, то вместо Кандаурова пришлют другого землеустроителя, и участок вое равно будет отведен. Нет. здесь что-то не то…

— Владимир Николаевич, — оказал Миша после раздумья, — а вы не ошиблись? Может, кто-нибудь другой нам пакостит?.. Я понимаю, эта история с золотом и трясиной… Подозрительно в самом деле!.. Но надо бы сначала проверить, убедиться, а вы как-то уж очень быстро вывели заключение… Людям нужно доверять! Не вы ли мне это говорили?

Кандауров сорвал на ходу сухую ветку, сломал ее пополам и отбросил далеко от себя.

— Нет, Миша, — сказал он отрывисто. — Ошибки теперь уже быть не может. Ли-Фу следует за нами по Пятам и тайно наблюдает за каждым нашим шагом.

— Вы так уверенно об этом говорите, как будто видели его следы подле лагеря.

— Да, видел. Но эти следы не на земле. Все его проделки, все его фокусы похожи один на другой. Наблюдательному человеку достаточно разгадать один из фокусов, чтобы понять и остальные.

— Значит, вы убедились в этом сегодня, после того, как разоблачили Фому?

Землемер покачал головой.

— Нет, Миша, я подозревал это давно. Разговор с Фомой — только заключительное звено. Сегодня цепь замкнулась. Долго объяснять, каким образом, шаг за шагом, я укреплялся в своих подозрениях… Скажу только, что во многом мне помогла Настя. Что вы говорите! — удавился Миша. — А мне она ни слова не сказала, как я ее ни расспрашивал.

— Иное молчание красноречивее слов. Случайная оговорка, выражение досады на лице, растерянный взгляд, испуганное движение — все это так много говорит человеку, который уже кое-что знает, а об остальном догадывается.

Миша нетерпеливо передернул плечами.

— Но что же вы могли знать, о Ли-Фу, когда познакомились с ним? Одно лишь хорошее. Ведь я так расхваливал его. А между тем вы как-то сразу насторожились по отношению к нему. Это мне непонятно.

— Что же здесь непонятного? — Кандауров искоса посмотрел на Мишу. — Первые же слова Ли-Фу, когда он пришел к нам на вечеринку заставили меня насторожиться.

— А что он сказал? Я не помню.

— Это-то и плохо, что не помнишь. Тебе это показалось мелочью, но именно такие мелочи и раскрывают человека. Ли-Фу говорил, что родился в Китае, прожил там долгие годы, а вспомни, с каким презрением он отзывался об обычаях этой великой страны. Едва переступив порог, начал открещиваться от нее, доказывая, что он не китаец…