Ученик - Алексей Сережкин

— Не переживай. Это было хорошее лето. И оно стоило этого.

— Чего оно стоило? — спросил он.

— Да всего. Оно могло пройти совсем иначе. Как всегда. Ты бы читал свои книги. Я…я бы шлялся по улицам, не зная, чем себя занять. Пролетело лето… Когда время летит, значит, это хорошее время.

Он взглянул в глаза Корейца. Тот смотрел серьезно, но, казалось, в глубине его внимательных глаз лучились искорки смеха, и комок, подступивший к горлу, стал потихоньку отступать.

— Мы еще увидимся когда-нибудь? Ты приедешь? — спросил он, прокашлявшись еще раз, стараясь говорить обычным тоном, что у него плохо получалось, как он ни старался.

— Все может быть, брат. Увидим. Какие наши годы, если вдуматься?

Они стояли молча и в какой-то момент он, не выдержав, уткнулся лбом в плечо Корейца. Тот не пошевелился. Мимо шли пассажиры, волоча багаж, один раз на них чуть было не наехала тележка носильщика, но они молчали и стояли не двигаясь.

Ему казалось, что осталось так много всего невысказанного и важного, что необходимо успеть сказать, сделать, вспомнить, но ничего не шло в голову. И он смотрел себе под ноги, наблюдая в каком-то оцепенении, как ветерок катит по заплеванной платформе конфетные фантики и щепки.

Резкий пронзительный гудок прозвучал неожиданно, он вздрогнул и ощутил, как комок опять вернулся на свое место. Переведя глаза на Корейца, он сказал, уже не заботясь о том, что голос его прозвучит грубо и хрипло:

— Спасибо тебе за все. И за то, что тогда вступился, и за все остальное. За все. — Его голос сорвался, дыхание перехватило, и он не смог продолжать. Предательская влага набежала на глаза, и он машинально вытер их рукой.

— Не за что. Вступился… Нет. Вступаются за слабых. Я просто помог. Немного.

— Хочешь сказать, я не слабый? И тогда был не слабый?

— Конечно, нет, — улыбнулся Кореец. — Ты никогда не был слабым. Слабые не такие. У слабых все слабое. И дух, и характер, и мускулы. Все вместе. Поэтому они, как правило, хитрые и трусливые. Не знаю, какой ты был раньше, но когда мы встретились… когда мы встретились впервые, ты не был слабым. Ты добрый. Ты добрый и у тебя есть воля. Воля и характер. Все остальное может быть каким угодно. Но если это есть — доброта и характер, то человек не может быть слабым. — Кореец перевел взгляд в начало поезда, где, судя по доносящимся звукам, тепловоз готовился тронуться и продолжил:

— Поэтому я просто немного помог. И даже без моей помощи однажды бы наступил день, когда ты бы справился сам. Этот день обязательно наступил бы и так. Без меня.

Он неловко улыбнулся. Ему показалось, что они говорят ни о чем, о каких-то несущественных мелочах, и что он вот-вот вспомнит то важное, что ему обязательно нужно было сказать.

Но умом он понимал, что все самое важное они уже сказали друг другу. И что ничего уже нельзя изменить. Что пройдет несколько минут и они расстанутся, и тогда он обязательно пожалеет об этих минутах беседы «ни о чем», перемежаемой постоянными неловкими паузами.

Но уже ничего нельзя было изменить.

Проводники засуетились около вагонов, всем своим видом демонстрируя скорое отправление, машинист дал очередной гудок, и вагоны немного покачнулись из стороны в сторону, как будто готовясь тронуться.

— Мне пора, — сказал Кореец. — Тетка там уже, наверное, с ума сходит.

— Я знаю, — ответил он. — И все-таки мы встретимся. Обязательно.

Кореец улыбнулся и промолчал.

Вновь повисло молчание, ему показалось на мгновение, что все можно изменить и вернуть назад, нужно только удержать Корейца тут, на этой платформе, чтобы он остался. Остался на час, на день, на год.

Кореец внезапно заговорил:

— Ну, вот и все. Прощай, брат. Не знаю, как у тебя сложится все. Сложный ты все-таки в общении бываешь. Упрямый слишком, — он невольно улыбнулся, услышав это определение в свой адрес. — А с другой стороны, математику ты подзабыл, наверное. Может быть, никто к тебе и не полезет больше.

— И еще, — Кореец улыбнулся опять, как тогда, в первый день и протянул ему руку. — По поводу того, что предотвращенный бой — выигранный бой. Это конечно так. Но не всегда выигранный бой это тот, который удалось предотвратить. Немного странно звучит, но помни об этом. Иногда ведь просто некуда деваться. А поэтому и не нужно.

Он пожал ему руку, и в очередной раз его удивило ощущение прикосновения шершавой ладошки Корейца. Это ощущение давно потеряло свою пронзительность и новизну, но ему как и обычно показалось, что через ладонь течет какая-то энергия, от которой ему стало на мгновение тепло и спокойно. Он сжал ладонь, насколько хватило сил, и опомнился только тогда, когда Кореец с улыбкой сказал:

— Хватит уж, а то сломаешь.

Он невольно улыбнулся.

Кореец озабоченно заозирался, и в этот момент состав, плавно качнув вагонами, тронулся.

— Держись тут без меня. Не забывай, чему я тебя учил, — и неуловимым движением подпрыгнув, Кореец вскочил на подножку вагона. Уже стоя рядом с проводницей, недовольно посмотревшей на него, Кореец сжал кулак и держа его перед собой, накрыл его ладонью другой руки и слегка наклонил голову.

Он повторил движение Корейца, стиснув кулак правой руки так сильно, что он побелел, и накрыл его ладонью левой. Удержав руки в таком положении несколько секунд, он вдруг разжал их и начал исступленно махать рукой, жалея, что у него нет платка, который был бы заметней Корейцу, которого уже не было видно, и вагон его слился с другими проползающими мимо вагонами состава, набирающего скорость и весело перестукивающего колесами на стыках рельсов.

Он добежал до края платформы и остановился, глядя вслед уходящему вдаль поезду, не замечая никого вокруг.

«Вот и все», — пришла в голову мысль и чувство утраты, пожалуй самой сильной в его жизни, вдруг нахлынуло и поглотило его без остатка. И он заплакал. Он плакал, не стесняясь окружающих его людей, очевидно, провожающих, которые с удивлением смотрели на плачущего мальчика на самом краю платформы, всматривающегося в пыльный след уже переставшего быть видимым состава.

Глава 15

Когда он вернулся домой, день уже клонился к середине. Казалось, что не было пасмурного холодного утра, и деревья еще не начали сбрасывать свои листья. Он тихо запер за собой входную дверь и зашел в свою комнату.

Окна выходили на солнечную сторону, и комната по-прежнему была залита светом. Постель осталась не заправленной, он очень рано вскочил сегодня, его пугала мысль о том, что он проспит и не сможет проводить Корейца, поэтому он завел все будильники, которые только были в квартире. Конечно же, он не мог проспать. Он и ночью просыпался несколько раз и ворочался, сон его был тревожен и беспокоен.