Повелитель душ 2 - Владимир Владимирович Кретов

Я со вздохом посмотрел на Гаррина и спросил:

— И? Что я там натворил?

Демид прошёл в комнату, положил свой портфель к себе на тумбочку и, сев на кровать напротив меня, спросил:

— А ты не помнишь?

Те редкие и разрозненные вспышки памяти, возникающие в голове, толком не помогали, так что мне осталось только покачать головой:

— Нет. Расскажи.

— Ну, всего, что ты вчера делал я и не знаю, но вот когда народ рванул на концерт, я отправился вместе с ними.

— Концерт?

Демид кивнул и, улыбнувшись, показал мне большой палец вверх:

— Ага! И пел ты просто шикарно!

Мои глаза аж округлились:

— Пел⁉ Я⁉

— Да, ещё как!

Вот те, раз…

У меня в прошлой жизни ни слуха, ни голоса особо не было. А видимо, у Владимира и с тем и с другим всё было в порядке. Так что это у меня явно от него талант к пению проснулся.

Ну, вроде, ничего такого… особо стыдного. Пел и пел! И даже если хреново пел — как-нибудь переживу. Хотя, Демид говорит, что якобы даже неплохо пел…

Мой сосед по комнате подвинулся на кровати поглубже — к её середине и, облокотившись спиной на стену, цокнул языком:

— Я таких красивых серенад в жизни не слышал!

Так, стоп. Каких ещё серенад⁉

В миг перед глазами вспыхнула картинка, где мы с Николаичем стоим под окнами женского общежития.

Ага…

Это я, значит, по пьяной лавочке пошёл к женскому общежитию — серенады княжне Марье петь, что ли⁈

Мда…

Походу, я поторопился решив, что ничего особо стыдного не сделал. Ведь это не просто стыд — а, позорище какое-то!

Решил, всё-таки, уточнить:

— А я у женского общежития пел?

Демид закивал:

— Да. Ты пел, а самый старший член рода Спесивцевых почему-то своей барьерной магией создавал прекрасную светомузыку — под твоё пение. Концерт у вас получился… — Гаррин снова показал большой палец вверх. — Во! Я бы ещё раз сходил. А уж как девчонки были довольны!

Ага… Выходит, что те девчонки, выглядывающие из окон женского общежития, визжали, всё-таки, не от страха…

— А… я чьё-то имя там кричал? Ну… когда серенады пел?

Спросил и аж дыхание задержал. Если я там Марье в любви под окнами признавался — тогда я, пожалуй, сам из академии отчислюсь… от этого позорища подальше…

Но на моё счастье, Демид покачал головой:

— Не, я ничего такого не слышал. Ты просто пел. Кстати…

Гаррин усмехнулся и, встав с кровати достал из своего портфеля планшет и начал там что-то искать. Затем, продолжил.

— Это — когда на твоё спонтанное мероприятие явился ректор — разобраться, что за шум в его академии… Вот, лучше, сам посмотри!

Пухляш протянул мне планшет, на котором была фотография ректора. Ректор на этой фотографии стоял с выпученными глазами — в состоянии полного охреневания.

Гаррин продолжил самодовольно:

— Я сфоткал лицо ректора, когда тот увидел, что под твоё пение светомузыку делает сам Спесивцев старший. А вот… — Гаррин свайпнул фотографию на отрывок видео. — Одна из твоих серенад. Посмотри!

На видео было видно, как я похлопал Николаича по плечу, сделал шаг вперёд и, действительно, неплохо запел:

— Лу-у-уч Солнца золото-о-о-ого, тьмы скрыла пелена. И-и-и-и между нами сно-о-о-о-ва вдруг выросла стена."

Не, сама песня хороша, спору нет. Я её исполнил, конечно, не так бархатно, как Муслим Магомаев, но тоже вполне себе сносно.

Вроде бы, «позор» отменяется. А вот, на счёт отчисления пока не понятно…

Я и Николаич, бухие — на видео это вполне себе заметно, орём серенады под окнами женского общежития. Вернее, я ору, а Николаич, при этом, световое шоу из своих плоскостей делает.

С одной стороны, хрень какая-то. Такого в стенах академии не должно быть.

А с другой — вроде никаких правил не нарушили, кроме бухла, но это ещё доказать надо… Особо не буянили опять же… Может, и пронесёт!

Спросил:

— А, что ректор? Ну, когда нас увидел…

Гаррин пожал плечами:

— Он как Спесивцева старшего увидел, пригласил его к себе. Ну, а тебя попросил проводить в комнату общажную. Он не один пришел — вместе с персоналом.

Ну, если они со Спесивцевым кореша — то точно пронесёт. Николаич точно за меня заступится. Тем более, споить меня — это полностью его идея.

Ну, будем посмотреть…

Я боялся, что мы могли всякой дичи натворить, но, вроде бы, всё более-менее… вполне культурно получилось.

Я перевёл взгляд на портфель, что лежал на тумбочке Гаррина:

— А в занятиях за эту неделю я много пропустил?

Пухляш сжал губы трубочкой и в задумчивости направил взгляд на потолок:

— Ну, немало так, если честно… — Ты где, кстати, был всё это время? — Гаррин вернул свой взгляд на меня и усмехнулся. — К выступлению готовился?

Я в ответ, хмыкнул:

— Вроде того… Помогал Спесивцеву — готовиться к его выступлению со светомузыкой.

Эх, если меня не отчислят, то теперь придётся догонять. Поэтому, надо будет немного урезать по времени наши изыскания с Петерусом — пока не нагоню.

Москва. Кусково. Московская магическая академия. Женское общежитие. Комната Аничковой Марьи Афанасьевой.

Нет ну, как же хорошо он пел!

Девушка сжала край стола, за которым сидела с такой силой, что он раскрошился в её пальцах. Древесно-стружечная плита просто не выдержала…

Вот, придурок!!!

Нет, не из-за того, что пел. А, из-за того, что пел явно не ей!

Вот жеж!

Девушка включила воспроизведение на родовом планшете, и из динамика донеслось: «… между нами сно-о-ова, вновь выросла стена.»

Вот, пожалуйста!

Очевидно же, что он пел кому-то — с кем уже был в отношениях. И понятно, что они сейчас в очередной ссоре, вот он и припёрся свои извинения петь этой!

Ах… А, его немного хмельной взгляд и улыбка… даже его короткий ёжик волос смотрится симпатично.

Блин!

Пальцы девушки сжались было на родовом планшете, но она резко ослабила хватку.

Планшет жалко. Он ни в чём не виноват.

А вот, Лесков…

Девушка резко отложила планшет — от греха подальше. Затем, тяжело вздохнула.

Откровенно говоря, молодой Лесков ей нравиться, но раз так обстоят дела, то он явно не достоин её внимания.

А значит, надо как-то переключиться от этого… Тем более, у неё самой скоро намечается крайне важное дело. Не до того ей будет!

И, всё таки… Как же хорошо он пел!

Глава 16

Москва. Кусково. Московская магическая академия. Мужское общежитие. Комната Лескова Владимира Николаевича.

Оказалось, что очнулся я уже