Мертвый свет (СИ) - Лекс Эл

— Времени разбираться, кто или что мы — не было. — продолжил Вамай. — Мы остались единственными выжившими на много километров вокруг. У нас осталась половина агросектора и половина работников агросектора, но мы оказались отрезаны от остального мира. Волна прокатилась не только по нашему району, но и по нескольким соседним, так что мы остались будто бы на острове посреди моря Тьмы. Тогда, конечно, нас не особенно интересовало, как теперь выживать, ведь проблема продуктов не стояла благодаря фермам и колодцам. Нас больше волновало, что теперь с нами будет, ведь мы были уверены, что каждый из нас заражен и вскоре все превратятся. Многие покончили с собой, некоторые самовольно ушли в ноктусы. Осталось совсем мало — всего пятьсот двадцать два человека на весь наш выживший район. Мы стали ждать своей судьбы, но так ее и не дождались. Никто не превратился, никто не умер. Зато лоа и рангоны перестали нами интересоваться, как выяснили некоторые смельчаки, что ходили на вылазки за астриумом, даже зная, что Свет им больше не подчиняется...

— И вы не знаете, почему так? — спросил я, наконец доев бутерброд.

— За много лет существования общины казадоров мы тоже стали своего рода учеными... — задумчиво проговорил Вамай, глядя куда-то в даль. — Провели несколько экспериментов, и пришли к необычному выводу.

— Ну и какому же?

— Сайфер поступали не совсем правильно, что изучали Тьму. — Вамай повернулся и посмотрел на меня. — Им бы стоило изучать Свет.

Глава 13

С одной стороны, сказанное Вамаем было странно. Почему они считает, что исследовательский центр занимался не тем, что нужно — он что, считает себя более подкованным в вопросах, которые там изучались, чем те, кто непосредственно изучал?

С другой стороны, логика подсказывает, что Свет и Тьма — все же связанные друг с другом вещи. Даже опыт прошлой жизни говорил об этом, включая все эти мистические теории и концепции «без света не бывает тьмы». Конечно, не было никаких гарантий, что те же концепции применимы и здесь, но меня уже успели попробовать убедить в обратном рассказами о том, что в каждом человеке есть и Свет и Тьма, и именно их баланс или его отсутствие определяет заражение. Так что изучая Свет ты в какой-то степени будешь изучать и Тьму, предполагая, что для нее все известное будет действовать ровно наоборот и изначально ожидая каких-то определенных результатов вместо того, чтобы тыкаться в случайных направлениях. Так что заявление Вамая звучало довольно странно, но не без логики. Однако я все же спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Ровно то, что сказал. Сайфер исследовали Тьму, а им следовало бы начать с исследования Света. На то было много причин, которые корпорация проигнорировала... Включая самую очевидную и лежащую на поверхности — Тьма, она там, за барьерами, в опасных ноктусах. А Свет — вот он, прямо рядом с тобой. Возможно, прямо в твоем соседе или ребенке. Даже в световых барьерах, хоть это и не тот Свет...

— Как это «не тот»? — не понял я. — А какой тот?

— То, что вырабатывается фабриками Света это не Свет в полной его мере. — Вамай покачал головой. — Это искусственный Свет, не настоящий.

— И в чем отличие?

— Я же уже объяснил. — Вамай удивленно обернулся через плечо. — Этот Свет годится лишь на то, чтобы не выпускать из ноктусов тварей тьмы, и... еще кое на что, но не больше. Ты не сможешь подчинить себе этот Свет, никто не сможет, потому что у этого Света нет источника рождения. Потому что он не рождается, он производится.

— Ну ладно. — я не стал спорить, хотя мало что понял. — Допустим, это искуственный Свет, я понял. Но ведь, как я понял, у вас, казадоров, это единственный доступный Свет вообще, разве не так?

— Так и есть. — Вамай кивнул. — Даже те из нас, кто обладал даром просветления, после выплеска потеряли свои способности.

— И почему же?

— А кто его знает? — Вамай пожал плечами. — Если бы с исследовательским центром не случилось то, что случилось, возможно, мы бы сейчас имели ответ на этот вопрос, но... Скорее всего, это связано с балансом Света и Тьмы в людях. Как ни крути, а выплеск не прошел для нас бесследно, даже если так показалось. Такая концентрация Тьмы, прошедшая через людей, не могла ничего хорошего нести по определению. Скорее всего, в тот момент весь Свет в людях погас и мы стали почти неотличимы от тех же ТТ.

— Это невозможно. — я не поверил Вамаю. — Ведь вы бы тогда превратились.

— Мы тоже так думали. Но, как видишь, это не произошло и ни разу не происходило. И мы пришли к выводу, что на самом деле заражение само по себе не превращает людей в тварей... Конечно же, я ведь речь о том заражении, которое купируется астриумом, не о контактах с тварями напрямую.

— Звучит как-то... надуманно.

— Может, и так. — Вамай безразлично пожал плечами. — Сам понимаешь, проверить у нас возможности не было, потому что мы и так не восприимчивы к излучению ноктусов.

— Но ведь люди превращаются! Я своими глазами видел превращение!

— А я и не говорил, что они не превращаются. Я говорил, что излучение ноктусов вряд ли напрямую изменяет людей. Даже наверняка — не меняет. У нас есть подозрение, что всему виной отношение самих людей к произошедшему.

— В смысле?

— Ну ты же в курсе, как, когда и при каких обстоятельствах проявляются способности к Свету?

Я кивнул, снова запоздало сообразил, что идущий впереди Вамай этого не увидит, и добавил:

— Да, знаю.

— Ну так почему бы Тьме не действовать по таким же, только вывернутым наизнанку принципом? Если Свет проявляется в человеке тогда, когда он испытывает максимальное душевное напряжение, максимальный прилив чувств, эмоций, когда он стоит перед выбором, но делает его правильно и осознанно, оставаясь человеком... То почему бы Тьме не просыпаться тогда, когда человек испытывает максимально возможные темные эмоции? Ожидание смерти, мысли о мучениях, которые будут это сопровождать...

Я нахмурился — мысль Вамая ускользала от меня:

— Постой, я не понимаю.

— Не удивительно, мы сами плохо понимаем. — Вамай вздохнул. — Но подумай сам — когда в мире впервые появились ноктусы, когда в мире впервые появились лоа... Что о них узнали люди? Люди о них узнали, что их касание вызывает превращение в еще более жутких тварей, чем сами лоа, причем безоговорочно и без вариантов, как спастись. Что человек обречен и нет возможности ему помочь. И что все это сопровождается целым комплексом разных симптомов, начиная от бессонницы и заканчивая запахом миндаля. И что, ты думаешь, люди будут думать, когда почувствуют все то же самое, но без касания твари? Верно — они будут думать о том, что в скором времени они превратятся в рангонов.

— Стой-стой, погоди! — я поспешил прервать Вамая, пока мысль не ушла. — Если тебя послушать, получается, что и лоа и просто излучение ноктуса делают одно и то же — повышают уровень Тьмы в человеке, после чего они превращаются в рангонов...

— Нет, такого я не говорил. — Вамай снова покачал головой. — Совершенно очевидно, что касание как лоа, так и рангонов несет в себе нечто большее, чем просто заряд Тьмы, достаточный для того, чтобы человек заразился. Точно так же как... Хм... Ты видел фронт света?

— Это что?

— Это то, что происходит в ноктусе в тот момент, когда восходит солнце.

В памяти живо нарисовалась картинка наползающей на мой нож густой Тьмы, и я кивнул:

— Да, видел. Только не знал, что оно так называется.

— Повезло. — вздохнул Вамай. — Мало кто видел фронт света и выжил при этом. Я бы даже сказал «исчезающе мало». Так вот фронт света — это реакция ноктуса на восходящее солнце. Падающий от светила свет заставляет Тьму, которой касается, перестать существовать. И вместе с этим заставляет перестать существовать все то, что осталось в ноктусе. И людей.

— От них остается только астриум. — вспомнил я.

— Не совсем. То есть да, от них остается астриум... Но астриум это всего лишь другое название все того же Света. Света, который Тьма не может принять и абсорбировать, потому что он противоположен ей по своей природе — точно так же, как она не может абсорбировать или даже заразить защищенного Светом человека... Но в то же время астриум имеет мало общего со Светом, которым пользуются просветленные.