Сталкерша (СИ) - Бэнкс Натали

Мы стоим в коконе общих эмоций, которые сплетаются и толкают нас друг к другу ─ уже и не понять, где заканчиваюсь я и начинается он, полностью принимающий меня со всем моим безумием.

─ Марк, ─ выдыхаю я беспомощно.

─ Иди сюда!

Берет меня за руку и укладывает на кровать, которая покрыта ярким пледом и уютно скрепит пружинами ─ мое тело чуть покачивается, словно я лежу на полке в поезде. Ложится рядом, поворачивает меня набок, впечатывается своим телом в мое и утыкается носом в ямку под черепом. Его дыхание влажное и горячее, а пальцы гладят так напористо, словно хотят проникнуть сквозь кожу.

─ Марк, не делай так больше! ─ прошу я, хотя уже и смирилась с его решением.

─ Прости, я просто хочу, чтоб ты была здорова и родила мне ребенка со временем.

Ребенка. Он хочет ребенка от женщины с подтвержденным диагнозом «параноидальная шизофрения». Скорее всего, наш ребенок будет абсолютно нормальным, но вся пакостность моей болезни в том, что она передается через поколение. В ком-то из моих внуков эта скверна все равно проявится, и все повторится.

─ Марк, со мной опять что-то не так! ─ жалуюсь я, растворяясь в его руках и дыхании.

─ С чего ты взяла?

─ Я вижу и слышу то, чего не должна.

─ Это все твое чувство вины! ─ оправдывает Марк мое состояние и проводит кончиком языка по шее.

─ Мне так страшно оттого, что я не знаю, что правда, а что нет!

Моргаю, позволяя крупным слезинкам скатиться на его руку, которую Марк подсунул мне под шею.

─ В следующий раз, когда будешь думать, что тебе что-то кажется, просто спроси меня, и я скажу тебе, что реально, а что нет.

─ Ты делал когда-нибудь что-то такое, о чем до сих пор жалеешь и хотел бы изменить?

─ Да, ─ отвечает глухо и опять начинает обобщать: ─ У всех есть скелеты в шкафу.

─ Расскажи мне о своих! ─ прошу я, прикрывая свинцовые веки.

─ Расскажу однажды! ─ говорит ласково и вновь рассыпает по моему лицу порцию успокоительных поцелуев.

Глава 12. Прошлая жизнь. 12.1

Знаете что? Я не умею плакать. Я не мутант какой ─ физиологически, как и все, способна исторгать солоноватую жидкость из слезных протоков, но в эмоциональном плане эта функция заблокирована. Просто однажды я решила, что лить слезы ─ это довольно бессмысленное занятие; лучше улыбаться. Так, чем мне больнее, тем отчаяннее я растягиваю губы в улыбке. Когда твой враг видит надменную ухмылку там, где ожидались реки слез, он не то чтобы ретируется ─ ляжет и сдохнет! А ты спокойно перешагнешь через хладный труп.

Мое упрямое нежелание лить слезы по указке стало кошмаром для моей матушки, которая таскала меня не только на модельные, но и на рекламные кастинги, где от ребенка нужен был полный диапазон эмоций: от счастливого смеха до горьких слез. Мне рассказывались грустные сказки, обещались страшные наказания, но я была кремень. И тогда она «изобрела» беспроигрышный способ добывания детских слезок, которым охотно поверил бы сам Станиславский. «Мамаше года» так хотелось увидеть дочку по ТВ, что она начала щипать меня украдкой ─ больно, беспощадно, до синяков, но там, где невидно…

Трель домофона включает во мне режим «берсерк обыкновенный». Мне нужно заплакать. Прямо сейчас. Я знаю способ. Подхожу к ванной, укладываю большой палец на косяк, а другой рукой покрепче вцепляюсь в дверную ручку и, даже не закрыв глаз, одним точным резким движением обрушиваю ребро двери на собственную плоть. Удар приходится на ногтевую фалангу, чуть задев сам ноготь ─ теперь почернеет и, возможно, отпадет. Немного страданий и мяса, пожертвованных во имя удачи. Что ж, ничего в жизни просто так не дается. Все покупается болью.

Закусываю губу, не позволяя себе вскрикнуть или ругнуться, хотя нецензурщина так и рвется наружу. Если кричишь и уж тем более материшься от души, боль облегчается. Мне этого не нужно ─ я жду другой реакции. Так-так ─ свербит в носу, а слезы изливаются двумя крупными каплями, которые скользят по щекам чистейшим глицерином. Мне нужно больше. Мамочка помогла, теперь очередь папочки. Запускаю в памяти нарезку «лучших» моментов нашего с ним общения ─ каждый раз, когда он смешивал меня с дерьмом и морально растирал в порошок, который пылью ложился на носки его ботинок. Он единственный человек, который может ковырнуть то живое, что еще бьется под наращенной за годы безразличия броней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Плачу. Вполне себе искренне. Всхлипываю нарочито громко и жму кнопочку домофона. Пока она поднимается, бросаю взгляд на свое отражение в зеркальном шкафу. Сегодня на мне нет ни грамма макияжа — за счет этого вид еще более болезненный и расстроенный. Палец дергает так, будто его подпаливают над пламенем свечи. Перестаралась и сломала. Ощупываю: вроде не сломан, но, наверное, кость все же треснула. Ладно, это мелочь.

Распахиваю дверь и позволяю Алие рассмотреть каждую деталь моего жалостливого образа.

─ Маша, что случилось? ─ спрашивает она, едва переступив порог.

Молчу. Громко всхлипываю, захлебываясь слезами. Их не так много, чтоб так уж захлебываться, но я все же старательно вымучиваю мелодраматический эффект. Я играю лучше, чем большинство выпускников всяких там ТЮЗов.

Бросаюсь ей на шею, почти причитая в голос. Алия, непривыкшая к нежностям с моей стороны ─ я не из тех девочек, которые любят обнимашки и чмоки-чмоки ─ сначала стоит как вкопанная, но когда я обрушиваюсь на нее, повиснув всем телом и уткнувшись носом в плечо, она начинает успокоительно гладить меня по волосам. Признаться, мне не хватало ее «спа-услуг» ─ было славно, когда Алиюшка молча расчесывала мне волосы перед сном и втирала в кисти рук крем.

─ Маш, ну что такое? ─ спрашивает она со значительно подскочившей тревогой в голосе.

Я тяну время. Довожу ее до кондиции: мне нужно поймать момент, когда оно уже максимально раскалено и вот-вот сломается. Знаете, как постели ─ максимальное удовольствие можно получить только в тот момент, когда терпеть уже невозможно и через секунду уже перегоришь.

─ Обещай, что поможешь мне! ─ хнычу я, не спуская ее с крючка. Алия еще недостаточно разогрета, чтоб со всей дури плюхнуться в омут, который я для нее подготовила.

─ Обещаю! ─ лепечет она побледневшими губами: знает, что со мной можно только соглашаться

─ Пойдем! ─ тяну ее в спальню.

Хочу окрутить ее волшебством своего будуара, который пахнет мной и пропитан моей же яркой энергетикой. Усаживаю Алию на кровь, продолжая держать за руку ─ чувствует мою теплоту и близость, но толика холодности продолжает держать ее на расстоянии. Хватит мне Стасика с его домогательствами! Тем более, когда мы с Димой станем парой, я обрублю все интимные связи, которые поддерживаю для здоровья, настроения и поднятия тонуса.

Сейчас я могла бы пойти по легкому пути: одного поцелуя хватило бы, чтоб создать для нее иллюзию того, что я смогу-таки перейти на радужную сторону силы. Но зачем идти бОльшие жертвы, если она и так моя карманная собачка, которая на все пойдет ради меня.

─ Маш, расскажи уже, что стряслось! ─ почти умоляет Алия.

Я вижу в ее огромных, черных как нефтяные пятна зрачках собственное несчастное отражение.

─ Я так люблю Диму, просто жить без него не могу…

─ Маш, ты опять за свое? Забудь его уже! Этот Дима женат и ты из-за него даже в тюрьме посидела!

─ Не в тюрьме, а в изоляторе, ─ машинально поправляю я. ─ У меня есть план, понимаешь?

─ Какой еще план? ─ спрашивает, отойдя от шока и моего флера, который неизменно бьет по голове и не только.

─ Нам просто нужно время вместе!

─ Я тебя не понимаю, ─ выкручивает свою тонкую ручку с неоновым маникюром из моих пальцев.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Правильно, Алия! Нельзя так сразу ложиться на спинку и подставлять мне животик. Надо немножко поломаться для вида.

─ Слушай, если все получится, то мы будем вместе, а если нет, то скажу, что все это пранк. Со Стасом я уже договорилась!

При упоминании Стаса ее глаза загораются нехорошим огнем. Зеленая фея ревности. Только ее и не хватало!