Ольф. Книга третья - Петр Ингвин

вместо этого она светилась живым обаянием. По-моему, такие очаровательные создания мужчинам нравятся больше, чем холеные гламурные красавицы без изъяна. Чувствовалось, что в Маше жизнь бьет ключом, хотелось попасть в струю и быть подхваченным бурным водопадом. Длинные золотистые волосы, чтоб не мешались, она стянула в спускавшийся на спину хвост, груди вызывающе торчали остриями и приковывали взгляд – ткань облегающего топика была настолько тонкой, что казалась прозрачной, оттого навершия дерзко темнели и как бы подглядывали, словно глаза кокетки из-под вуали. Под топиком белел гладкий животик, а юбке больше подходило название широкого пояса, на фигуре она сидела очень низко, начиналась на пределе разумного и заканчивалась тоже на пределе – ни нагнуться, ни ногу не поднять без того, чтобы не показать лишнее, хотя и совсем не лишнее при такой внешности и таком стиле одеяния. Любительница приключений угадывалась с первого взгляда. На улице ей, наверное, прохода не дают. С такой аурой женственности, от которой встречных представителей противоположного пола сносит, как ураганом, не должно быть отбоя от предложений познакомиться, выпить, покататься, сходить на выставку известного художника или посмотреть его картины дома у предлагающего.

Маша сидела за кухонным столом, сложив ногу на ногу, голубые глаза разглядывали меня с некоторой плотоядностью, будто я был блюдом в ресторане и сейчас решалось, брать меня или я не стою тех денег, что за меня просят.

Как же плохо знать, что мы с ней не родственники по крови. Маша думает иначе, я для нее племянник, если официально, или, проще говоря, двоюродный брат. Любой мой взгляд на нее как на женщину будет истолкован неправильно.

Хорошо, что у меня есть Люба, это поможет пережить сосуществование на одной жилплощади с такой соблазнительной соседкой.

Маша освоилась на кухне, чай был налит, на салфетке лежали горки пирожков и прочей выпечки. Зная тетю Зину, я уверен, что провизией нас снабдили на месяц вперед, если не на год.

– Ты изменилась. – Я присел на свободный стул по другую сторону стола.

– Не поняла интонации, это не дает мне насладиться комплиментом. Или это не комплимент?

– И ты стала совсем взрослая.

– Опять не пойму, радость у тебя в тоне или сожаление.

– Констатация.

– Тогда приму за комплимент.

Мы съели по пирожку, запили чаем.

– Ты всегда такой неразговорчивый и неэмоциональный?

Я пожал плечами.

– Красноречивый ответ, – хмыкнула Маша. – Сразу все ясно.

Она переложила сложенные ноги, поменяв верхнюю левую на правую, и мне подумалось, что окажись я не сбоку через стол, а на диване в гостиной, в промежутке между движениями мне открылся бы весьма откровенный вид. Так в одном старом фильме подозреваемая смущала сидевших перед ней следователей. Вполне возможно, что на Маше, как на той киногероине, тоже нет нижнего белья. Я говорю про совсем нижнее. Отсутствие верхнего моя «сестренка» не скрывала, облегаемые топиком полушария с острыми конусами торчали вызывающе, меня словно тыкали ими в нос. Своими развитыми прелестями Маша явно бравировала. Зря. Внешняя красота – не ее заслуга. Гордиться нужно собственными достижениями.

– Скажи, что ты обо мне думаешь? – настиг меня следующий вопрос.

Вот так, сразу быка за рога и даже как бы промеж рог. Неужели Маша что-то заметила в моем взгляде или по выражению лица? Я-то как раз гордился, что по лицу у меня мыслей не прочитать. Выходит, зря гордился, над этим еще работать и работать.

Возможно, дело в другом, и Маша выпытывает, что мне про нее известно. Тогда открывать карты не стоит, потянем интригу сколько получится.

– Ничего не думаю, – сказал я.

– Это не ответ, это уход от ответа.

– Уход от ответа – тоже ответ.

– Тогда я скажу, что я о тебе думаю. Ты меня одновременно забавляешь и раздражаешь. Мне нравятся твои основательность и вдумчивая серьезность, и нервируют они же.

Я промолчал. «Нравлюсь», «раздражаю», «забавляю», «нервирую» – понятия субъективные, они возникли в голове собеседницы, там и перетекают одно в другое, а я каким был, таким и остался. То есть, проблемы с восприятием меня – не мои проблемы. Можно об этом сказать, но Маша ждет чего-то другого, и своим ответом я рисковал скатиться в сторону «раздражаешь» и там остаться. Мне этого не хотелось.

– Алик, нам нужно сразу и бесповоротно решить кое-что. – Маша набрала полную грудь воздуха. – Меня всю жизнь хотят переделать. Все. Родители, родственники, учителя, брат, некоторые знакомые. Давай с тобой договоримся. Ты не переделываешь меня, и мы становимся хорошими друзьями. Или обратный вариант тебе ближе?

В финале речи голубые глаза сузились, в них блеснула сталь – пробившийся наружу отсвет железных нервов и закаленного характера. Ну вот, а мне сказали «простая, легкомысленная, ветер в голове». Ничего подобного. Казавшиеся глупыми и сумбурными поступки Маши – не капризы неразумного дитя, а результат сложившегося мировоззрения. Это и есть жизнь Маши, как она ее видит.

Говорить ли о просьбе тети Зины? Нет, про женатого любовника я теперь точно промолчу. Если все так, как мне сказали, однажды тема сама всплывет, тогда я и поделюсь мыслями – к месту и под нужное настроение. А вообще, лезть в чужую жизнь с советами – себе дороже. В любом случае советчик останется крайним, на него свалятся все шишки – надо же на ком-то сорвать злость за несбывшееся? В том, что какие-то события происходят из-за собственных ошибок, люди признаваться не любят.

Симпатичная «сестренка» предлагала стать друзьями, отказываться глупо.

– Я не собираюсь никого переделывать.

Маша улыбнулась:

– Теперь ты не только мой родственник, но и друг. Люблю умных людей.

– Другом быть согласен, а любить меня не нужно, у меня для этого девушка есть.

Это я так пошутил. Поймет ли Маша иронию или примет за тупую серьезность?

Она улыбнулась еще шире:

– Я же говорю – люблю умных людей.

У меня на душе потеплело.

После еще одного пирожка я поинтересовался:

– Куда решила поступать?

– Сначала на работу устроюсь.

– Кем?

Куда возьмут девчонку без опыта, образования и профессии?

– Уже договорилась, начну с официантки в клубе, дальше как пойдет.

– Тебе хочется работать официанткой? – Я поморщился.

– Нет плохих профессий. Тебе, скорее всего, не нравится работать дворником, но ходить по дерьму тем более не нравится, это значит, что дворник – профессия не менее уважаемая, чем выбранная тобой. Ты историк?

– Будущий.

– У меня слова «историк» и «будущее» при всем желании не складываются в одну фразу, где-то чувствуется подвох.

– Никакого подвоха. Знание прошлого позволяет предвидеть будущее.

– Ой, фигня полнейшая, даже странно слышать такое от вроде бы умного человека. Вот, например, я вчера мелкую купюру потеряла – как это скажется