Волхв - Сергей Мильшин

Смагин опустил руки и светло улыбнулся. Ему показалось на миг, что он вернулся в ту, беззаботную жизнь, когда был юн, а сапоги видел только на колодках в мастерской отца, а сам, не признавая никакой обуви, носился от снега до снега босиком. В детство. Свое и Родины.

Смагин тяжело вздохнул, восстанавливаясь в настоящем, и только теперь почувствовал, что его колотит. Солнце проглянуло на краткий миг в небольшой просвет между густыми тучами и снова сгинуло, словно и не было его вовсе. Сырость, кругом сырость и туман. Он поднимался клубами неизвестно откуда, вероятно, концентрировался из пропитанного влагой воздуха и тут же заполнял окружающее пространство.

Кленка запахнул плотнее плащ и решительно накинул котомку на плечо. По его прикидкам, к первой переправе он должен подойти не позднее полудня.

Первые сажени он преодолевал почти в молоке — до того густо стелились туманные разводы в чаще. Несколько раз он терял направление, и ему приходилось возвращаться назад — искать собственные следы. Чтобы окончательно не сбиться с пути, он приблизился к просеке на опасное расстояние — почти вплотную — иначе она тут же терялась в мутном облаке.

Он уже подходил к перевозу, когда навстречу совершенно неожиданно выплыли три тени: один — чернец, закутанный с головой в капюшон, тянулся следом за двумя варягами — воинами, приближенными к Никифору. Незадолго до этого он слышал неопределенные звуки, похожие на чмокание жирных губ, но занятый собственными мыслями, не сразу придал им значение. А когда звуки преобразовались в шаги туманных фигур, что-то предпринимать было уже поздно. Клёнка узнал сразу всех и замер испуганно и растерянно. Если они знают о том, что он припрятал книги, ему конец. В первый момент от страха он совсем выпустил из виду, что путники шли ему навстречу и вряд ли были осведомлены о событиях двухдневной давности, если только не встретили на дороге отряд дружинников. Клёнка решил исходить из худшего, а, значит, надо считать, что они переговорили с княжескими людьми. Он не мог знать, что чернец с бойцами вывернул из леса на дорогу позже прошагавшего мимо этого места княжеского отряда. Они даже услышали звуки удаляющихся в грязи копыт. И остановились, прислушиваясь. В густом тумане звуки играли и тянулись как сосновая смола в жару. Нельзя было определить, сколько саженей отделяло троих путников от удаляющихся коней. Десять или сто. Они не рискнули окликнуть неведомых всадников — не то время, когда в лесу можно было свободно позвать любых проезжающих мимо русичей и при этом рассчитывать на помощь. В очередной раз неведомая злая сила разделила самый большой осколок единого на протяжении тысячелетий народа. На этот раз этим краеугольным камнем стала вера. Кто-то снова воспользуется навязанным раздором?

Они молча встряхнули тяжелые промокшие плащи и также, не говоря ни слова, понуро поплелись дальше по тяжелой, поглощающей сапоги почти по щиколотки дороге. Два воина и чернец остановились ночевать совсем недалеко от Смагина, их разделяла неполная верста, а поутру рано они уже тронулись в путь.

Смагин застыл на сырой обочине как изваяние. Но его заметили не сразу. Еще можно было убежать незамеченным или спрятаться, просто сделав шаг назад и тихо упав в высокую траву, отшатнуться за соседнее дерево, но все это нужно было делать пару мгновений назад. Проклятая нерешительность гражданина! Она словно сковала клейкой паутиной Клёнку по рукам и ногам. Он понимал, что любой из охотников Коломны, а там охотились почти все, уже давно использовал бы одну из трех возможностей спастись. Смагин обругал себя последними словами и… остался стоять. Фигуры, наконец, заметили его и будто столкнулись с невидимой стеной. Бойцы застыли и одновременно скинули с плеч топоры. Заметив, что встречный один, расчехлять оружие не спешили. Вперед вышел чернец. Он молча присматривался к Смагину. Что-то определив для себя, отдал короткую команду варягам:

— Взять его.

Те решительно шагнули вперед.

Глава 11

Раненого в плечо стрелой и оставленного соратниками варяга притащил на загривке словно поклажу Давило. И не церемонясь, сбросил у ног Белогоста.

— Куда его?

Пленник смотрел из-под лобья и старательно сжимал губы, от усилия они превратились в белесую полоску. Он изо всех сил сдерживал стон, даже когда старший Милов скинул его на землю, он постарался замолчать вскрик. Но, видно, боль в плече вспыхнула очень сильная, легкий стон все-таки сорвался с обкусанных губ.

Ведун отодрал кусок ткани, прилипший к ране. Варяг побледнел, но промолчал. Белогост склонился над раной. Давило проворчал рядом:

— Еще смотреть его. Подохнет, туда и дорога.

Пленник метнул на него злобный взгляд. В этот момент старик тронул стрелу в его ране, и раненый выгнул шею и оскалил зубы от боли. И тоже молча.

— В сарай его. До вечера потерпит, подождет своей очереди. Ничего не случится. А если и случится, значит, рок его такой. Не дитя малое, знал, куда шел и зачем. На хлеб с солью, значит, не рассчитывал. Так?

Варяг опустил голову, не желая отвечать на вопрос ведуна. Тот и не настаивал. Повернулся и пошагал вдоль высоких сосен, к кладбищу. Давило снова подхватил охнувшего пленника на плечо.

Затопив баню, ведун решил пока она нагревается, прибрать мертвых. Тела, сваленные в общую кучу на краю хутора, невольно цепляли глаз и не давали ему спокойно заниматься другими делами. Могилу на окраине, рядом с основным кладбищем, где лежал прах его жителей, тех, что ведун сумел опознать после визита княжих людей, выкопали Заруба и Ратигор. Давила помогал им, меняя по очереди то одного, то другого. Троих гораков и одного варяга задумали похоронить по христианскому обычаю. Правда, гробы сколачивать не стали, скинули в яму как были — в одежде. Получилась братская могила. Их сюда никто не звал, пусть довольствуются выполнением основного обряда. И этого могли не делать — отнесли бы в лес да бросили, зверье само косточки приберет. Но ведун не мог не отдать дань богине смерти Маре, для которой не имеет значения вероисповедание усопшего. Он знал — она желает, чтобы покойного провожали по тому обычаю, к которому тот готовился при жизни.

Высоченного Олбрана с медлительным, но зато дотошным Велитархом отрядили разделывать медведя. С ними отправился и Горий, чтобы и место указать, и помочь в случае чего. Обратно собирались выдвигаться тяжело нагруженными — кроме шкуры, рассчитывали захватить с собой и побольше мяса, такую толпу мужиков надо чем-то кормить. Запасов у ведуна хоть и немало, но все ж не на такую армию. Братья, осмотрев ледник, прикинули, что гуртом подчистят съестное дня за три. А сколько тут с такими делами еще проторчать придется — не ведомо. Посовещавшись, решили, что надо самим выходить на охоту, и уже было собрались, да не пришлось — подвезло, оказалось, медведя малой зарубил, да не простого — колдуна в медвежьей шкуре. Правда, оттого, что в него чародей вселился, косолапый не похудел, и мясо его хуже не стало. Услышав о забитом Михаиле Ивановиче, братья повеселели — теперь еды, точно, на неделю всем хватит.

Дошагали быстро. Ветер основную влагу уже стряхнул с веток, остатки, сыпавшиеся на троих путников в виде редких капель, задержать их уже не могли, как и испортить настроение. Косолапый лежал там, где его и оставили. Увидев его теперь, много после схватки, Горий удивился еще больше — как он умудрился такого здоровяка завалить? «Наверное, это дед помог. Ранил зверя, а потом уже и меч справился. Повезло мне с оружием, с таким любой добытчиком станет». О собственном участии в победе над косолапым Гор в своих рассуждениях скромно умалчивал, справедливо полагая, что хвалить себя — последнее дело, пусть другие скажут хорошие слова, он примет их как должное.

Опытные охотники, увидев медведя, присвистнули.

— Здоровый, чертяга. — Олбран, примериваясь, обошел неподвижного зверя. — Неужели это ты его так?

Гор коротко кивнул, но глаза выдали — радостные и восторженные, они внимательно рассматривали страшную рану косолапого на шее.

— Не слабо рубанул, — Велитарх открыл спрятанные под длинной шерстью края разруба. — Быть тебе охотником не из последних.

Гор от удовольствия слегка покраснел. Впрочем, охотники на него уже не смотрели.

Велитарх порылся в котомке и извлек серую от времени и наносимого сверху медвежьего жира фигурку косолапого, искусно вырезанную из дерева. Оглядевшись, пристроил ее в развилке молодой березки. Олбран приблизился к нему и оба опустились на корточки перед амулетом.

— А мне с вами можно?

— Нет, Гор. Ты не должен показываться духу медведя, он может тебя узнать и потом в покое не оставит, пока не отомстит. Постой в сторонке. Мы быстро. И лучше лицо прикрой чем-нибудь.

Горий послушно отошел к границе просеки, присел на вывернутую корягу и отвернулся. В его селе таких строгостей после убийства косолапого не водилось, но определенное заклинание духу медведя, после удачной на него охоты, читали обязательно. В Коломнах тоже верили, что он после гибели может навредить охотнику, например, наслать на него неудачу в охоте.