Однополчане - Александр Чуксин

— Ребята, говорю по секрету. Сегодня у нас в полку сабантуй. Получен Указ…

— Говори толком, кого наградили?

— Будет ли вылет? — спрашивали летчики.

— На передовой полнейший штиль, приказано заниматься своими делами, а что касается наград… — Исаев не договорил.

С шипением взлетела ракета. Из ближайшей землянки выбежал оперативный дежурный:

— По самолетам!

Пылаев с усмешкой взглянул на техника.

— Эх ты… штиль…

Эскадрильи взлетали по тревоге и направлялись к линии фронта. Впереди, выдвинувшись клином, летело ведущее звено во главе с командиром полка. Второй летела эскадрилья капитана Дружинина. За ней — девятка самолетов под командованием Колоскова.

В районе Курск-Белгород немецко-фашистское командование предприняло последнюю попытку перейти в наступление. В этом районе было сосредоточено семнадцать танковых, три моторизованных и восемнадцать пехотных дивизий. К Курску и Орлу было стянуто более двух тысяч различных самолетов. В этот день в воздух поднялись сотни советских самолетов. Прикрывая своими могучими крыльями наземные части, они обрушили на врага штурмовые и бомбардировочные удары.

Внизу — Прохоровка. Здесь разыгралось огромное танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовало более тысячи восьмисот танков. Из кабины Яков видит, как горят подожженные машины. Дым заволакивает цель. В самолете душно. Колосков открыл форточку колпака. В кабину ворвался ветер, сорвал с летчика кашне и унес его. Правее и ниже пролетела группа «хейнкелей-111» под прикрытием «мессершмиттов». И сразу же вверху появились наши истребители. Они вошли в крутое пикирование, открыли пушечный огонь. Объятые пламенем, два немецких бомбардировщика развернулись и резко пошли к земле.

Колосков вывел свой бомбардировщик на цель. С земли били зенитки. Отчетливо виднелись мохнатые шапки разрывов. Самолет встряхивало, но умелые руки летчика выдерживали линию полета. Сбросив бомбы, Яков смелым маневром увел свою эскадрилью от зенитного огня. А сверху к нему подкрадывалось звено немецких истребителей. Они зашли со стороны солнца и летели прямо в лоб ведущему. Внезапно увидев перед собой их тупые носы, Колосков нажал гашетку, но было уже поздно. Резкий толчок потряс самолет, и он накренился на одну сторону.

Колосков быстро выровнял машину. Убрал сектор подбитого мотора, перекрыл бензобаки. Как же он оплошал? Первый раз в жизни не заметил врага вовремя. Теперь расплачивайся. В наушниках раздался взволнованный голос штурмана:

— Товарищ командир, что будем делать?

— Лететь, — отвечает Яков, пытаясь на одном моторе продолжать полет.

С наземной радиостанции в эфир понеслось:

— Чистяков, прикрой ведущего!

Колосков узнал позывные командующего. Значит, за полетом следят, если нужно, придут на помощь. Самолет постепенно терял высоту.

На аэродроме тихо. Оружейники подвозят запасы бомб, проверяют патронные ленты для нового боевого вылета. Время тянется медленно. Техники с тревогой поглядывают на запад, ждут свои самолеты.

Первой показалась группа Колоскова. Одной машины нет. Кто не вернулся с задания? Но вот и девятый самолет с выключенными моторами планирует на посадку. Что случилось? Исаев сорвался с места и побежал к приземлившемуся самолету.

Колосков вылез из машины и начал медленно снимать комбинезон. Руки его заметно дрожали.

— Товарищ капитан, где это вас? — спросил Исаев.

— Над целью.

Подошел Дружинин.

— Яша, не ранен?

— Цел, только чертовски устал… — он лег на траву и вытянулся во весь рост.

— Сегодня в полку в честь тебя торжество. Ты об этом знаешь? — спросил Дружинин, подсаживаясь к другу.

— Командир полка еще утром приказал парадный костюм надеть, в нем и летал.

Григорий достал из кармана гимнастерки письмо жены, бережно расправил листок, негромко проговорил:

— Нам, Яша, тяжело, а вот им еще тяжелее.

— Ничего, Гриша, теперь уже недолго…

Большое кирпичное здание, где разместилась столовая, было ярко освещено. Свет лился из больших окон в сад, густо заросший сиренью. Раздвигая кусты, на дорожку нетвердой походкой вышел Пылаев. В руках он держал большую плетеную корзину. Наскочив на срубленную вишню, Василий споткнулся и чуть не упал. Погрозив дереву пальцем, он двинулся дальше, по направлению столовой, откуда слышалась любимая песня летчиков:

Не грусти, я сегодня в полете.Ночь темна и туманная даль.И рука на победном штурвалеКрепко сжала холодную сталь.

Пылаев переступил порог столовой. В длинном зале стояли столы, за ними сидели офицеры. Василий пробрался к Назарову и сел рядом. Тот сердито отодвинулся. Штурман склонился к нему и виновато сказал:

— Не сердись на меня, я чуть-чуть, самую малость, это меня от радости качает. Да и как не радоваться? Моему командиру эскадрильи присвоили Героя — раз. Письмо получили, которое Лиды касается, — два!

Назаров смотрел на него вопросительно.

— Как, ты ничего не знаешь? — зашептал штурман. — В станице Лида по заданию оставалась. Работала в румынском госпитале. Иди в общежитие, там инженер полка лично тебе письмо от нее привез.

Волна радости захлестнула Назарова. Значит, с Лидой все в порядке. Она жива. Она наша. Назаров встал из-за стола, направился к двери.

— Товарищи мои боевые! — заговорил командир полка вставая. — Так уж повелось у нас: в честь того, кто совершит двести успешных вылетов, устраивать торжество. Сегодня получен Указ о присвоении звания Героя Советского Союза нашему летчику Якову Колоскову. Нужно сказать, трудно в бомбардировочной авиации совершить двести успешных вылетов. Очень трудно. А летчик Колосков совершил их, сбросил на врага свыше шестидесяти тысяч килограммов бомб. Товарищ Колосков в полку с 1941 года. Пришел он к нам со школьной скамьи. За эти тяжелые годы вырос из рядового летчика до командира эскадрильи. Партия и правительство высоко оценили боевую работу летчика, присвоив ему звание Героя Советского Союза! Пожелаем же ему, товарищи, новых больших успехов!

Вслед за командиром поднялся Колосков. Он долго молчал, смущенный, не зная, с чего начать. Потом обвел глазами столы, увидел Дружинина, который радостно кивал ему, и начал:

— С группой товарищей я был в Кремле, получал первую награду. Михаил Иванович Калинин нам так сказал: «Вижу, трудно вам приходится. Но держитесь, пришло время доказать, на что способен советский человек». И мы, товарищи, докажем. Многих нет среди нас… — он сделал паузу. — Но мы помним их. И никогда не забудем. А я, я никогда не подведу вас, товарищи, — волнуясь, закончил Колосков.

— Правильно, Яша! — закричали летчики.

После Орловско-Курской операции наши части стремительно приближались к Днепру. Полк часто менял посадочные площадки. Передовая команда, высылаемая командиром, не успевала как следует устроиться, как уже снова приходилось двигаться вперед на запад. Наконец, полк задержался на аэродроме Краснополья. Посадочная площадка здесь была большая и ровная, покрытая высокой густой травой. Правее аэродрома протекала небольшая речушка, ее берега заросли старыми, нависшими над водой вербами. Километрах в двух левее аэродрома раскинулось село Краснополье с небольшими домиками, прятавшимися в садах, деревянной церковью с круглыми куполами.

Батальон аэродромного обслуживания вел спешные приготовления к встрече полка. Мылись полы в землянках, матрацы набивались сухой душистой травой. На кухне повара готовили на обед лучшие блюда.

В одиннадцать часов дня над селом появилась первая, а затем вторая, третья девятка самолетов. Летчики поприветствовали жителей освобожденного села взмахами крыльев и пошли на посадку.

…В столовой, как всегда, шумно и весело. Со всех сторон несутся шутки. Вошел командир полка, дежурный по столовой доложил:

— Товарищ гвардии полковник, обед готов.

— Гвардии подполковник, — поправил дежурного Зорин.

— Никак нет, товарищ командир. С сегодняшнего дня — полковник. Только что в штабе был, телеграмму лично видел.

— Узнали раньше меня, — улыбнулся командир. Рядом с полковником стоял небольшого роста старик, лет семидесяти пяти. Он был в белой украинской рубахе, подпоясанной голубым кушаком. На груди — Георгиевский крест и медаль «За отвагу». Пригласив деда к столу, Зорин обратился к летчикам:

— Товарищи, сегодня у нас дорогой гость — Иван Кузьмич Богун. Он многое сделал для нас. Прошу к столу, а после обеда послушаем рассказ Ивана Кузьмича.

— О чем же вам рассказать? — спросил, окончив обед, Богун.

— Расскажите, как вы спасли летчиков.

— Меня в деревне прозвали Тараканом, — начал дед. — Поговорка у меня такая есть: «Едят те мухи не хуже тараканов», — отсюда и прозвище. В конце сорок первого пришли в нашу деревню немцы. Вот на этом поле у них тоже стояли самолеты — такие чудные, с большими хвостами. Пришли, значит, фашисты и стали лазить по дворам, ловить гусей, стрелять кур. Видя такое дело, ударил я в набат. Ихний старший сам к колокольне прибежал. А я говорю: по нашей религии сегодня праздник Серафима постника, вот и звон полагается. Тут же возле, церкви меня… Ох, господи, едят те мухи не хуже тараканов… Сняли штаны и всыпали… Однажды ваши ребята налетели и стали клевать ихние машины. Краснопольцы повышли из хат, обнимались от радости — наконец-то своих увидели. А я опять полез на колокольню и давай бить в колокола. Ну, немцы снова мне всыпали. А еще было — случилась беда. Самолет наш немцы подбили — свалился прямо в чащу. Ночью взял я хлеба, простился со старушкой, пошел в лес. Всю ночь проблукал… А утром нашел соколов… Двое были не так сильно поранены, а третий погиб. Накормил я раненых, перевязал, как мог. Пять дней прожил с ними, потом отправил к партизанам.