Дерзкое ограбление - Йонас Бонниер

и никому не нужные кухонные приборы, незаметно проходит жизнь. Дни превращаются в недели и месяцы, их уже не вернуть.

Он вышел из тюрьмы уже больше полугода назад. Просыпаться в ночи, одеваться, завтракать, идти на работу и в сумерках возвращаться домой – какая же это жизнь? Это лишь способ убить время.

Нурдгрен заглянул в коробку и закрыл глаза: невозможно без боли вспоминать о жизни, которую когда-то начал: пенящиеся морские волны, с шумом накатывающие на пляжи Бали, напряжение в теле, когда вода достигает груди, рука обхватывает доску для серфинга, а ты всматриваешься в горизонт, стараясь не пропустить подходящую волну.

Силуэт коварной вершины Маттерхорна, прозрачно-ясный воздух Альп, а ты ищешь самый легкий подъем в гору, разминая руки, еще ноющие после утренних этапов.

Резкая боль под икрами после неудачного прыжка на скейтборде на хафпайпе, когда он рассек себе ногу. Об этом до сих пор напоминает тонкий рубец от колена до середины икры.

Нурдгрен уже не мог внятно объяснить, почему оставил все то, что так обожал. Наверное, появилась какая-то замена, что-то, что еще больше щекотало нервы. Он подсел на преступления. Сможет ли он вытащить себя из этой зависимости, отправившись на поиски будущего по следам, найденным в коричневой коробке?

Убрав лавовый камень и плотно закрыв коробку, Никлас задвинул ее подальше к стене и навалил сверху еще пару коробок – теперь все выглядит точно так, как раньше.

18

– Что за… что это за место?

Мишель Малуф осмотрелся по сторонам. Они пришли в ночной клуб неподалеку от площади Стуреплан в центре Стокгольма. Была половина четвертого утра, и все посетители, хоть и выглядели нарядно, были уже не первой свежести. Гремевшая на танцполе музыка в стиле хаус доносилась до зоны с мягкими диванами, где мужчины хвастались перед женщинами своими подвигами, а те натянуто смеялись, стараясь покрасоваться безукоризненными зубами. Малуф не находил себе места среди всей этой свистопляски напомаженных губ, крепких коктейлей, запаха пота, резких движений.

– Расслабься, Мишель! – Петрович рассмеялся над смущенным видом Малуфа. – Тебе надо почаще выходить в люди. В Фиттье, конечно, хорошо, но, знаешь, люди живут в других местах тоже!

Высокий югослав направился к бару, и Малуф постарался не отставать. Петрович не вылезал из ночных клубов все девяностые и половину двухтысячных. В костюме от «Армани», с пистолетом под мышкой он чувствовал себя здесь королем. Из карманов, как в фильмах, чуть ли не выпадали перевязанные резинкой пачки денег. В некоторые месяцы он оставлял в ресторанах вокруг площади Стуреплан суммы больше, чем ВВП Черногории.

Друзья протиснулись к длинной барной стойке белого цвета, где толпился народ, и попытались перекричать музыку короткими, но решительными фразами. Стоило приблизиться Петровичу, народ сразу куда-то рассосался. Стоит ли говорить, что когда Малуф приходил один, такого никогда не случалось?

– Что ты будешь? – спросил высокий югослав.

– Минералку.

Петрович кивнул, но в следующую секунду его взгляд скользнул выше плеча друга. Повернувшись, Малуф уткнулся носом в декольте какой-то блондинки. Подняв глаза на ярко-красные губы, ливанец понял, почему Петрович тут же потерял интерес к напиткам: его привлекали ярко накрашенные губы.

– Можно вас угостить? – спросил Петрович.

На высокой блондинке было белое платье, которое она наверняка носила только летом. Погода стоит мартовская, но какое это имеет значение, если на календаре июнь?

– Бокальчик шампанского, – жеманно ответила блондинка.

– В таком случае, будем пить шампанское 1988 года. Никогда не пейте другое – оно того не стоит.

Рыбка попалась на крючок.

– Вы когда-нибудь охотились на сокола? – задал еще один вопрос Петрович.

Блондинка покачала головой. В глазах читались растерянность и восхищение. Зоран рассказал короткую историю о том, как на виноградниках в провинции Шампань охотничьих соколов учат уничтожать вредителей, атакующих кусты винограда, а потом перегнулся через барную стойку, пересекая невидимую, но безусловную границу между пьющими гостями и трудящимся в поте лица персоналом. Тут же прибежал бармен, и Петрович заказал ему два бокала шампанского, не забыв и про минеральную воду для Малуфа.

Пока они ждали напитки, Петрович развлек блондинку историей о том, почему и чем именно хорош урожай 1988 года, а взгляд Малуфа блуждал по залу. Вдруг ливанец увидел невысокого мужчину средних лет, который целенаправленно пробирался через толпу прямо к ним. На нем были сильно потертые джинсы и клетчатая рубашка с большими кругами пота в подмышках.

Малуф пихнул друга локтем:

– Это он?

Петрович повернул голову, тут же потеряв интерес к блондинке с декольте.

– Манне! Иди сюда!

Впрочем, Манне Лагерстрём уже и так стоял перед ними, распространяя сильный запах пота.

– Пойдем? – спросил Петровича вновьприбывший, который, казалось, не замечал ни Малуфа, ни блондинку.

– Конечно. Только веди себя как положено, Манне. Это Мишель. Вы не встречались раньше?

Рукопожатие Манне оказалось вялым и влажным.

– Мне не нравится это место!

Он слегка нагнулся, чтобы сказать что-то еще, но музыка гремела так громко, что Малуф расслышал только каждое второе слово.

– Что он говорит? – спросил Петрович.

– По-моему, что-то про деньги.

Петрович закатил глаза:

– Ладно, уходим отсюда.

Похоже, он напрочь забыл о красивой блондинке.

– Конечно, конечно, – согласился Малуф.

Бармен принес два бокала шампанского и бутылку минералки. Порывшись в кармане, Петрович бросив на стойку пару пятисоткроновых купюр, положил руку Малуфу на плечо и повел его к выходу.

– В другой раз, – бросил он через плечо высокой блондинке, – в другой раз.

Взяв свой бокал, девушка отвернулась.

Когда они вышли на свежий воздух, Манне снова запротестовал:

– Мне нужен аванс! Гони деньги!

У него был высокий резкий голос – как будто лишняя энергия рвалась наружу из потного тела.

Петрович только покачал головой, и они зашагали к машине. Закончив обход баров и клубов, подвыпивший народ продолжал веселье на улице. Вдоль дорог в три ряда вереницей тянулись такси, выжидая, когда клиенты упадут к ним на задние сиденья, на улице Библиотексгатан в качестве напоминания о своем существовании встали полицейские, а изо всех дверей и окон доносилась музыка техно.

– Заткнись, Манне. Ты обещал сначала показать, что у тебя есть. А потом я тебе покажу, что есть у меня.

– Черт, уже четыре утра, зачем я вообще сюда притащился, – захныкал Манне, – Ты думаешь, это весело, да?

Они подошли к машине, и Петрович открыл заднюю дверь перед этим худым мужчиной, который, казалось, дрожал всем телом, но упрямо покачал головой.

– Клянусь, что сделаю все, что нужно. Но я не работаю в Красном Кресте. И я вам не бесплатное приложение, – сказал он, срываясь на фальцет.

Петрович со вздохом достал из кармана