Забыть и выжить - Фридрих Незнанский

— А насчет этого что, бывали случаи? — спросил Турецкий.

На него посмотрели, как на младенца-несмышленыша:

— А то! — Но объяснять не стали и вернулись к своей теме.

Одним словом, летом и здесь для них — курорт. Это же порт, приезжие, отдыхающие, кругом санатории разные, прокормиться есть где, а для проживания — полно старых, от прежних времен оставшихся, давно расселенных бараков…

Слушал Турецкий и думал: действительно, а чем не жизнь? Но нет, до этого лично ему далеко, как до луны. Да не о нем и речь… А вот о Володе позаботиться — это даже интересно. Если все так и есть, как его «коллеги» рассказывают, то можно, не особо напрягаясь, отыскать-таки концы. Наработаны же какие-то необходимые связи, есть контакты. Да, впрочем, фээсбэшники, по идее, и сами должны быть в первую очередь заинтересованы. Другой вопрос: почему до сих пор не заинтересовались? Ведь именно среди этой публики у «конторы» обычно немало постоянно действующих агентов.

Странно, конечно, Полковник Володя — и бомжует! Известно, что спецслужбы своих, даже совсем забытых, сотрудников не оставляют без внимания. Они ж постоянно утверждают, что у них «бывших» не бывает…

Амнезия — другое дело. Слышал не раз в своей следственной практике о такой потери памяти Александр Борисович. Да и читал немало. А вот столкнулся, что называется, лицом к лицу первый раз в жизни. И сразу же — почти уникальный случай…

Он узнал, где конкретно предпочитает загорать и купаться Полковник Володя, и, выделив троим бомжам, с которыми беседовал, средства на три бутылки пива, отправился к морю. Не пешком, уже стал утомляться, а на автобусе…

Он отыскал-таки Полковника. Тот, видимо придя на пляж спозаранку, прежде других, успел обзавестись бесхозным лежаком и теперь, с комфортом расположившись на нем и сунув под голову свернутую джинсовую куртку, в которой его и видел Турецкий под утро, полулежал, читая явно не свежую газету. Нашел где-то или из урны вынул — она была мятая и местами рваная, будто раньше в нее что-то заворачивали.

Вот на эту странную газету в первую очередь и обратил внимание Александр Борисович, а уже потом увидел и джентльмена с вишневой тросточкой и в очках.

— Доброго здоровья, Володя.

Турецкий кивнул и опустился на корточки возле лежака. Но Полковник немедленно подвинулся, освободив часть занимаемой площади на лежаке, и гостеприимно, как граф, предлагающий почетному гостю наиболее удобное кресло, мягко повел рукой:

— Прошу… Ну как ваши успехи? — Он был любезен и внимателен, чем наверняка и резко выделялся в своем «племени».

Памяти, говорит, нет… Но вот же, однако, вспомнил утреннюю встречу! Или тут действуют какие-то иные законы психики? Надо бы посоветоваться с кем-нибудь из специалистов. Александр Борисович вспомнил, как сам в один из далеко не самых лучших периодов своей жизни и служебной деятельности прибегнул к помощи пожилого и очень опытного психиатра. Фамилия его была Зильбер, это точно, а вот имя и отчество забылись. Но это легко восстанавливается. Было бы полезным поговорить с ним об этой амнезии. Каков ее внутренний механизм, что на нее влияет, каким образом лечится и, вообще, с чем ее едят…

Но для этого надо звонить в Москву. Хотя не исключено, что и в его теперешней записной книжке осталась фамилия врача. Нужно проверить, однако позже… Неплохо бы заодно узнать и о том, как, в каком тоне, и о чем конкретно можно говорить с лицом, пострадавшим от амнезии, что ему повредит, а чего можно не бояться… В принципе как вести себя в данной ситуации, чтоб не сделать еще хуже. Хотя похоже, что хуже уже просто некуда.

Между тем Володя рассматривал Турецкого очень заинтересованным, пытливым взглядом, словно открывал для себя незнакомого человека впервые. Но стеснялся в этом признаться. И Александр Борисович понял, что несколько поторопился со своими первоначальными выводами: ни фига Полковник, кажется, не помнил…

— Какие успехи, простите, Володя, вы имеете в виду?

— Ничего конкретного, — приветливо улыбнулся тот. — Как говорится, обычная вежливость.

И потом, ваше лицо мне определенно кого-то напоминает.

Вот так! Значит, он уже не помнит об утренней встрече. Интересный поворот… Где-то, кажется, читал, что при так называемой биографической амнезии пострадавший в конечном счете может даже и восстановить свою прошлую биографию — с чужой, естественно, помощью, но у него вроде бы начисто улетучивается из памяти само время его скитаний. Впрочем, это придется проверять у того же Зильбера… Как же зовут, черт возьми, этого профессора?..

Жаль, что куртку с записной книжкой и мобильником, который здесь ему был совершенно не нужен, Александр Борисович оставил у тетки в доме. Жарко, да и лишние предметы в карманах ни к чему… Ну ладно, посмотреть-то номер телефона профессора можно всегда успеть. Зильбер никуда не денется, если он жив и здоров. Главное, чтоб никуда не делся Володя. Правда, опять-таки где-то слышал Турецкий, что у них, у этих клиентов психиатрической клиники, поведение при амнезии и некоторые реакции нередко бывают вполне адекватными. То есть такими естественными, а проще говоря, нормальными, что иной посторонний с ходу и не отличит больного человека от здорового.

— Мы с вами встречались ранним утром, — сказал Турецкий и хотел было добавить: «Вы помните?», но вовремя спохватился, подумав, что, наверное, получилось бы неловко.

— Да? — почти не удивился Володя. — Видимо, я не успел вас разглядеть, — виновато заметил он, — потому что еще не рассвело. А ночи здесь очень темные, вы заметили? Это потому что — юг.

Ишь как ловко ушел от намеков на свою память! Коварная штука эта амнезия…

— А я, кажется, забыл вам утром представиться, — сказал Турецкий. — Меня зовут Александром.

— А отчество? Не затруднит? — Володина вежливость, казалось, не знала предела.

— Не будем усложнять. Тем более что я определенно моложе вас. Я — пятьдесят шестого года, а вы, если не секрет? — Он открыто улыбнулся.

— Не знаю, — просто и без улыбки ответил Володя и отложил в сторону газету, аккуратно сложив ее, как непрочитанную, обмахнулся ею, словно веером. — Интересные сведения иногда сообщают…

— Да? И какие же? — Турецкий качнул головой в сторону газеты, надеясь, что Володя начнет пересказывать прочитанное хотя бы в этой газете, а потом можно будет сравнить, и тогда удастся понять, о какой фактуре говорили бомжи, делая свои далеко идущие выводы. То есть отделить газетный факт от вымысла, от фантазии или… от правды?..

Но Володя небрежно махнул рукой:

— Пустая сегодня пресса, знаете ли…

Он словно не желал поддаваться на мелкие ловушки нового человека в его привычном кругу, и делал это спокойно, без усилий. То, что его не интересовало, легко отметал в сторону, как никому не нужное.

— Я совершенно случайно встретился недавно с вашими коллегами… — перешел на другую тему Турецкий. — Да, кстати, а родственницу-то свою я нашел-таки…

— Рад за вас, Александр, — улыбнулся Володя и накрыл сложенной газетой седую, давно не стриженную голову с крупной лысиной посредине.

— Так вот насчет ваших коллег. Мне сказали, что вы появились тут в начале марта этого года. Это действительно так?

— Возможно… Сейчас трудно сказать. Но если говорят… Я, знаете ли, склонен верить.

— Рассказали, что вы приехали поездом с севера, и еще какая-то проводница там была… Не врут?

— Возможно… А простите, Александр, с чем, собственно, связан ваш интерес?

Речь прямо-таки изысканная! Истинный полковник из «конторы» вряд ли стал бы так разговаривать, хотя… Нет, те, кого знал Александр Борисович, особым изяществом изложения мысли не отличались. Скорее, наоборот. Но уходить от прямых ответов умели, и еще как! Так что пока, можно сказать, пятьдесят на пятьдесят.

Тут другое интересно: только ли прочитанные газетные заметки пересказывает Володя или дополняет то, что узнал из прессы, какими-то вкраплениями из собственного опыта, подсказанными больной памятью? Иначе говоря, насколько она больна? И, соответственно, излечима? Но вопрос был об интересе, значит, надо ответить.

— Возможно, Володя, вы будете смеяться, но интерес, как вы изволили заметить, у меня, вероятно, чисто профессиональный, хотя к нашему разговору он никакого отношения не имеет. Просто я работаю частным сыщиком. И все это мне в один прекрасный день здорово надоело. Вот так я и оказался здесь. Хочу отдохнуть у родственников, но так, чтоб никто меня не беспокоил, не лез в душу, не интересовался дальнейшими планами, понимаете?

— Отлично понимаю. Я, между прочим, сразу отметил для себя, что вы чем-то связаны с этой уважаемой профессией. Даже подумал, извините, уж не ради ли меня? Но, слава богу, нет. — Он благодарно улыбнулся, будто Турецкий сделал ему приятный подарок.