Бог-Император Дюны - Фрэнк Херберт

«Я ведь не первый Данкан Айдахо, которого видит Монео.»

Монео лишь улыбнулся и пожал плечами.

— Я вовсе не хотел обидеть тебя, командующий. Ты оставишь за собой эти апартаменты?

— Мне нравится вид отсюда.

— Не то, как они обставлены, — это была констатация факта. — Это можно изменить, — сказал Айдахо.

— Я за этим прослежу.

— Насколько я понимаю, ты пришел, чтобы объяснить мне мои обязанности.

— Насколько смогу. Понимаю, сколь странным должно тебе сперва представляться все вокруг. Эта цивилизация полностью изменилась, полностью отличается от той, которую ты знал.

— Мне это заметно. Как… как умер мой предшественник?

Монео пожал плечами. Похоже было, что это его привычный жест, но в этом жесте не было ничего самоуничижительного.

— Он был не столь быстр, чтобы избежать последствий принятого им решения, — сказал Монео.

— Конкретнее.

Монео вздохнул. Данканы всегда желают это знать — и так требовательны.

— Его убил мятеж. Ты желаешь знать подробности?

— А эти подробности будут для меня полезны?

— Нет.

— Я хочу, чтобы мне сегодня предоставили полный доклад об этом мятеже. Но сперва, вот какой вопрос: почему в гвардии Лито нет мужчин?

— У него есть ты.

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— У него занятная теория насчет армии. Мне очень много раз доводилось с ним обсуждать. Но, может быть, ты хочешь сперва позавтракать, а уж потом я объясню?

— Разве нельзя все одновременно?

Монео повернулся к двери и произнес лишь одно слово:

— Подавайте!

Последовавший незамедлительно эффект, прямо околдовал Айдахо: в комнату хлынула группа молодых Рыбословш. Две из них извлекли из-за панели складные стол и стулья и установили их на балконе. Остальные накрыли трапезу на двоих. Следующая партия Рыбословш несла еду — свежие фрукты, горячие булочки и горячий напиток, слабо попахивающий спайсом и кофеином; все было сделано с быстрой и молчаливой умелостью, которая говорила о долгой практике. Затем они удалились, так же, как и появились, не произнеся ни слова. Через минуту после начала этого забавного представления, Айдахо уже сидел за столом напротив Монео.

— И так каждое утро? — спросил Айдахо.

— Только если ты сам пожелаешь.

Айдахо пригубил напиток: меланжевый кофе. Узнал он и фрукты: мягкую келаданскую дыню, называемую парадан.

«Моя любимая».

— Вы очень хорошо меня знаете, — сказал Айдахо.

Монео улыбнулся.

— У нас была некоторая практика. А теперь, насчет твоего вопроса.

— И насчет занятной теории Лито.

— Да, он говорит, что армия, из мужчин, слишком опасна для того самого гражданского общества, на которое она опирается.

— Это безумие! Без армии не было бы и…

— Я знаю этот довод. Но, говорит он, мужская армия пережиток камуфляжной функции в доисторической стае, препоручавшейся невоспроизводящимся самцам. Он говорит, весьма занятно, с каким упорством старшие мужчины всегда посылали в бой более молодых.

— Что он имеет в виду, говоря о камуфляжной функции?

— Те, кто всегда находятся за пределами периметра безопасности, защищая дающих приплод мужчин, женщин и самых юных. Те, кто первыми встречают хищников.

— Как это может быть опасно… для гражданского населения?

Айдахо откусил от дыни и обнаружил, что она идеально спелая.

— Владыка Лито говорит, что, когда полностью мужской армии отказывают во внешнем враге, она всегда обращается против собственного населения. Всегда.

— Соперничество ради женщин?

— Возможно. Однако же он явно не считает, что все обстоит настолько просто.

— Я не нахожу эту теорию занятной.

— Видишь ли, ты еще не слышал всего.

— Что еще?

— О, да. Он говорит, что полностью мужская армия имеет сильную тенденцию обращаться к гомосексуальной активности.

Айдахо бросил через стол встревоженный взгляд на Монео.

— Я никогда…

— Разумеется, нет. Он говорит о сублимации, об энергии, которая в поисках выхода устремляется не туда, и всем остальном подобном.

— О чем, остальном? — Айдахо ощетинился от гнева на то, что он воспринимал как покушение на свое мужское «я».

— О присущем незрелой юности — ну, например, мальчики вместе, шутки, связанные с умышленным причинением боли, верность только своим собратьям по стае… вещи такого рода.

— А твое мнение об этом? — холодно спросил Айдахо.

— Я напоминаю себе… — отвернувшись, Монео заговорил, глядя на пейзаж, — о том, в истинности чего я уверен. Он ведь является каждым солдатом в истории человечества. Он предложил провести передо мной ряд примеров — знаменитые воины, которые так и остались заторможенными в юношеской незрелости. Я отклонил это предложение. Я внимательно читал историю и сам распознал эту характеристику.

Монео повернулся и поглядел прямо в глаза Айдахо.

— Подумай об этом, командующий.

Айдахо гордился честностью перед самим собой, и слова Монео больно его задели. Культы юности, незрелости, сохраняющиеся в армии? Есть в этом что-то от истины. Имеются примеры из его собственного опыта…

Монео кивнул:

— Гомосексуалист — потенциальный или, иначе, ставший таковым под воздействием причин, которые можно назвать чисто психологическими — склонен к ищущему боль поведению — либо ищет боль для себя, либо причиняет боль другим. Владыка Лито говорит, что корни этому — в испытующих поведенческих реакциях доисторической стаи.

— Ты ему веришь?

— Да, верю.

Айдахо подцепил кусочек дыни — дыня утратила для него свой сладкий вкус. Он проглотил взятый кусочек и положил ложку.

— Я должен буду подумать об этом, — сказал Айдахо.

— Разумеется.

— Ты не ешь, — сказал Айдахо.

— Я встал до зари, тогда и поел, — Монео указал на свою тарелку. — Женщины постоянно стараются соблазнить меня.

— Им когда-нибудь это удается?

— Иногда.

— Ты прав, я нахожу эту теорию занятной. Есть в ней еще что-нибудь существенное?

— О да! Он говорит, что, когда рвутся путы гомосексуального, мужская армия по сути своей становиться насильником. Насилие часто связано с убийством; отсюда — это поведение не способствует выживанию.

Айдахо угрюмо нахмурился.

Сухая улыбка скользнула по губам Монео.

— Владыка Лито говорит, только дисциплина и моральные ограничения Атридесов предотвращали в ваши времена некоторые из худших конфликтов.

У Айдахо вырвался глубокий вздох. Монео откинулся на стуле, припоминая сказанное однажды Богом-Императором: «Неважно, как часто мы просим сказать нам всю правду, самопознание часто является неприятным. Мы не испытываем добрых чувств к Видящим Правду.»

— Эти чертовы Атридесы! — сказал Айдахо.

— Я — Атридес, — сказал Монео.

— Что? — Айдахо был потрясен.

— Его программа выведения, — пояснил Монео. — Уверен, на Тлейлаксе тебе об этом упоминали. Я — прямой потомок от связи его сестры и Харк ал-Ады.

Айдахо наклонился к нему.

— Тогда скажи мне, Атридес, как это женщины — лучшие солдаты, чем мужчины?

— Для них легче процесс созревания.

Айдахо растерянно покачал головой.

— В силу их органики, они непреодолимо движутся от незрелости к зрелости, — сказал Монео. — Как говорит Владыка Лито: «Если девять месяцев носишь в своем чреве ребенка, это меняет тебя.»

Айдахо откинулся назад.

— Что он об этом знает?

Монео просто пристально глядел на Айдахо до тех пор, пока тот не припомнил, какое множество людей обитает в Лито — и мужчин, и женщин. Осознание этого пронзило Айдахо. Монео, увидев это, припомнил замечание Бога-Императора: «Твои слова запечатлевают на нем желательный для тебя вид.»

Поскольку молчание все тянулось, Монео прокашлялся. Вскоре он сказал:

— Надо сказать, безмерность жизней-памятей Владыки Лито останавливала и мой язык.

— Честен ли он с нами? — спросил Айдахо.

— Я верю ему.

— Но он совершает столько… Я имею в виду взять хотя бы его программу выведения. Как долго она продолжается?

— С самого начала. С того дня, когда он отобрал ее у Бене Джессерит.

— Чего он хочет добиться?

— Мне самому хотелось бы знать.

— Но ты…

— Атридес и его правая рука, да.

— Ты не убедил меня, что женская армия это — лучше всего.

— Женщины продолжают род человеческий.

Гнев и раздражение Айдахо нашли, наконец, конкретную цель.

— Значит то, чем я занимался с ними в первую ночь — ради программы выведения?

— Вероятно. Рыбословши не предпринимают предосторожностей против беременности.

— Черт его побери! Я не какой-нибудь зверь, которого он может переводить из стойла в стойло, как…